Читать книгу Время и любовь. Стихи о нас и вас - Георгий Поспелов - Страница 68

Столичного блеска нет.

Дворцов запущенных рты

о славе былой бормочут.

Давно немощь нищеты

усталый гложет город.

Он стонет по ночам,

не позволяя своё сердце

убить проблемам-палачам.

На крепких плечах миллионный

тяжёлый груз беды,

и только прибывают люди,

спасаясь от большей нужды.

О, Калькутта!

И снова день. Жить-то

потребно, выслужить гроши.

Подбадривает друг друга,

весёлым словом смешит.

Город в полный голос —

язык ещё как богат —

кричит о превосходстве

огромной Индии вдогад.

О, Калькутта!

На улицах неистовый шум:

бряца́нье машин, скрип

телег дребезжащих,

повозок визг и хрип

клаксонов рикш, треск

мотоциклов, велозвонки…

А скорость кто определяет?

Неспешные самые ездоки.

Мычит в центре улицы

корова. Нет прощения —

на неё посмели наехать!

Ну просто нет уважения.

Прохожие на панели смеются,

свистят на все лады,

снуют вдоль баррикадок

торговцев, которые горды

своими часами, цветами,

камнями ценными… «Покупай!»

Вокруг факира – толпа:

«Так… так… давай…»

Тут же на улице воняет

неубранного мусора гора.

Копаются вороны, нищие…

Привычно их не замечать.

Кастрюли бряцают – еда

ресторанной совсем не хуже.

Накормят вас пирожками,

посуду вымоют в луже.

О, Калькутта!

Цинично-похабное место —

борделей, кабаков район.

Детишки проституток – там же.

Секс-маклер притаён,

проповедником оглушён.

Кряхтенье борцов, мочи́

урчанье у стены —

мужское право. Молчи.

Несётся страшная брань —

пьяница горький, чтоб ему,

споткнулся о дохлую собаку

и тут же забылся в дрему.

По радио песни хинди

гремят по всей слободе,

серьёзные бенгальские —

на концертах… не везде…

Внезапно музыка прервалась.

Бууууууух-ух – другие басы…

электроэнэргию отключили.

Надолго. На долгие часы.

О, Калькутта!

Игру продолжили уличные

музыканты. Не огорчили…

Бренчанье ножниц цирюльника,

тягучий скрежет точила

и рёв угрюмого скота…

Как расслышать шуршанье

и шелест складок сари,

нарядных по-фазаньи?

Прислушайся! Лучше приглядись.

Звучание грациозней тогда.

В парке – аромат цветов,

голубок милых воркотня.

Мальчишки их прогнали…

Влюблённые по аллейкам,

эмансипированные,

обнялись на скамейках,

вертлявые и крикливые.

Эхо протяжных гудков

пароходика на реке Ху́гли

смирило невест, женихов.

О, Калькутта!

Дожди – привычное явление:

всплеск-бульк вразлёт…

сандалий хлюп-хляск…

А как сильней ливанёт:

журчащий поток вмиг

смывает, беги, не топчись.

Бывает, льёт сутками.

Коль наводнение – берегись:

машина встала в воде.

Мужик, по виду идиот,

колотит по ней молотком —

хрясь-трах – и добьёт:

разгул стихии, психоза.

Случается и землетряс,

дошёл, гад, из Мьянмы.

Коляска – вперепляс,

ух-трах об стенку —

кататься стала сама,

бух-бах о другую…

такие вот дела.

О, Калькутта!

Стихийные драмы-бедствия.

И социальные есть.

Забастовка – все закрывают

всё, получив весть.

Лавчонку не закрыл – разобьют.

Такая логика куцая.

На площади миллионный митинг:

«Да здравствует революция!»

Безмерно левые сильны.

Визжанье, тявканье собак,

которых привезли на выставку.

Запрет. «Буржуазная» как-никак.

О, Калькутта!

Торговли гомон на рынках…

В порту гудки кораблей,

гуденье портовых кранов

морякам всего милей.

В саду Ботаническом услышь

неумолчный птичий перезвон,

коленца, перестук, пересвист,

тональности и низкий тон.

В разных кварталах города

акцент – армянский, сикхский…

Особые есть улицы:

контрабандная ― любой материк

представлен, не надо вопросов.

Обезьянья – визга перебор

у сверх наглых попрошаек

и книжная – находок восторг.

Не как в других городах,

везде, везде, везде

на стенах лозунги, лозунги…

запутаны… о народной судьбе…

О, Калькутта!

Мечети, храмы, церкви…

«динь-дон» – колокольчика звон…

козла блеянье – принесён,

как водится, в жертву он

в индусском храме. С минаретов —

надрыв муэдзинов-чтецов…

В соборе – пение хора…

Журчанье воды и цветов —

на каменный фаллос их

в молельне Шивы льют

девушки и женщины,

благословенья ждут.

Мать Тереза, в ореоле

локальной славы, теребит,

крикливо отдавая приказанья,

сестёр Божественной Любви:

они в Миссии вышивку,

плетёные корзинки продают.

Храм Дурги – праздник

трезвона и света приют.

Во имя воинственной богини

гремит огней фейерверк…

пальба пулемётная хлопушек…

ракеты взлетают вверх…

оглуша́т-ослепят бомбочки…

добавит барабан… Почто?

Идёт любимая всеми

война. Не гибнет никто.

О, Калькутта!

Говорят, в Калькутте ничего

не меняется. Отчасти так…

После мировой славы

матери Терезы бедняк,

как был, так и есть бедняк.

Тридцать лет без отставки —

коммунисты. Без революции.

Метро не убавило давки.

Калькуттского быта звуки —

восточная просто симфония —

особые, изменятся нескоро.

Однако, для кого-то – какофония.

Взглянуть на город-призрак?

Приезжайте туристом. Красоту

почувствовать? Поживите в нём.

А вмиг и сразу – невмоготу.

Пока же скорбь и радость

заодно, правы́-неправы́.

Смеясь, радость подмигнула.

Мигните ей и вы.

О, Калькутта!