Читать книгу Ранние кинотексты - Георгий Дарахвелидзе, Георгий Юрьевич Дарахвелидзе - Страница 26

«Я вот что скажу: Дед – символ Деда. Василь – символ Василя. Яблоки – символ яблок. И все тут», – так отвечал Довженко на вопросы о том, что означают те или иные вещи в его фильме «Земля», и имеют ли они под собой какой-нибудь символический смысл. Конечно, Довженко не был полностью откровенным. Метафорический смысл в картине виден в каждом кадре, но он не выражается и не может выражаться в словах. Каждый титр «Земли» обладает выверенной точностью и ёмкостью. Без всего этого картина, по сути, не представляющая особенного интереса в плане фабулы, рассыпалась бы на части, не сохранила бы и до наших дней свою эмоциональную силу и способность вызывать мысли и чувства у зрителей путем использования различных выразительных средств.

«Земля» создавалась в разгар коллективизации, когда остросоциальные вопросы касались почти что всех. Видимо, именно по этой причине некоторые из взявшихся оценивать картину хоть и признавали талант и мастерство автора, но и не забывали упрекнуть в недостаточном обзоре накала классовой борьбы в деревне или в чем-нибудь еще. Одним из таких критиков был Максим Горький. Он говорил, что «Земля» игнорирует ряд бытовых подробностей, которые должны иметь место в том или ином эпизоде фильма. Демьян Бедный, наиболее рьяный из противников фильма, написал язвительный памфлет, в котором обличал создателей «Земли», упрекал в том, что их фильм непонятен, заумен и, в целом, плох – рабочая масса не поймет. Довженко обвиняли в излишнем правдоподобии при показе быта деревни, даже биологизме. Но все это были первые, необдуманные и резкие взгляды. Прошло время, и вся мировая общественность признала «Землю» шедевром. А Демьян Бедный лично сказал Довженко, что уж и не помнит, за что он так ругал эту картину в свое время, и что ничего подобного он в своей жизни больше не видел. Довженко в ответ промолчал.

В первых же кадрах Довженко признается в любви к Земле, к нивам, небу, подсолнухам, яблоням. И это признание искренне. Известен факт, когда Довженко, гуляя по улицам одного большого города, удивлялся, что вокруг сажают одинаковые деревья. И предложил посадить вместо них… подсолнухи. В нем не только заговорил деревенский дух, в нем заговорила любовь к Солнцу и подсолнуху, как его наместнику на Земле.

В «Земле» большое место занимает смерть. Но еще большее внимание уделено Жизни, ее вечному круговороту. Эта сюжетная линия проходит через фильм, становясь с каждым примером все более и более поэтичной. Умирает Дед Семен. Дайте отведать грушу напоследок, говорит. А рядом – уже новая «смена» копошится в бесконечном количестве садовых плодов, новая жизнь набирает силу рядом со старой. «Прощайте, умираю», – говорит Семен, а подсолнух уже склоняет голову. Эта связь природы и человека будет видна на протяжении всего фильма. Умирающего Василя будут гладить по лицу ветки яблонь, а теплый дождь смоет с лика природы все старое, дабы дать начало всему новому. Василь умрет, а его мать в этот момент будет производить на свет ребенка. Смерть Деда Семена так же естественна, как дождь, но она не будет иметь значения, не получит той естественно-природной красоты, если не положит почин Жизни.

На протяжении своего предыдущего творчества в поэтике Довженко проскальзывали контрастные с его лирическими текстами мотивы. В «Звенигоре» Дед гасит девичьи судьбы-венки, в «Арсенале» веревка перерезает лицо командира. В «Земле» тоже есть подобные сцены. Совсем не радостным выглядит разговор Петро и Семена в начале, резко ругается Петро, приникнув к могиле умершего побратима и услышав детские шуточки. Лирический запев фильма перебивается сценами в кулацком доме, в котором предчувствуют надвигающуюся беду.

Довженко чередует сложные образы с простыми для восприятия большинства зрителей. Он говорил, что форма для него не столь важна, как политическое воззрение, и переживал, поймут ли люди его мысль под давлением необычной формы. Так, эпизод с Василем, перепахивающим кулацкие межи, прост – речь идет о конце единоличного хозяйства. Другой момент – долгий ночной эпизод, который условно можно разделить на три части. Сначала это свидание парубков с дивчинами, среди которых и Василь с Наталкой. Затем следует поэтичный танец Василя на лоне ночной природы, создающей музыку. И – выстрел в ночи. Мы не видим стрелявшего, не слышим звука выстрела. Но понимаем: лошадь встрепенулась, и Василь упал.

Александра Довженко часто упрекали в биологизме «Земли». Заставляли вырезать из картины сцены со вставшим трактором и мечущейся по комнате нагой Наталкой. Действительно, это было необычно. Но из целостного произведения изымать ничего нельзя. Эти эпизоды стоят в одном ряду с другими, и, если их не будет, смысловая цепь нарушится. И трактор, и обнаженная девушка показывают связь человека с природой. Мысль режиссёра в этих сценах ясна: тех, кто заботится о природе, любит и ценит ее, она щедро одаривает. Тех, кто использует ее в своих корыстных целях, природа отвергает. Именно природа ставит точку на метаниях Хомы Белоконя. Хома не отщепенец, он хочет осознавать себя частью целого, но народ не принимает его. И тогда Хома начинает впиваться в землю, но земля едина с человеком. Отвергнутый обществом, к которому принадлежит, человек оказывается проклят и самой природой. Она не хочет принимать его.

Эти последние кадры картины вновь говорят о поэтичности языка «Земли». Они смонтированы как стихотворение: четыре-пять планов перемежаются друг с другом, последовательность выдержана в определенном стиле. «Земля» – органично немая картина. Все возможное и невозможное Довженко сообщает через экранное изображение – динамичное, глубокое, насыщенное мыслями и образами. Представить «Землю» в звуке невозможно. Режиссёру не нужно бороться с немотой кино, он живет в ее рамках и создает в этой эстетике произведения искусства.

Как известно, Александр Петрович Довженко не верил в долгую жизнь кинематографа. Его фильмы доказали обратное. Поэтические образы Довженко и по сей день поражают своей неповторимостью, емкостью, глубиной. Они не расшифровываются буквально в словах, а воздействуют подсознательно, оставляя глубокий след в памяти людей. Может быть, именно поэтому мы вновь и вновь смотрим фильмы, снятые в разных странах в разные периоды времени, и продолжаем замечать проезжающий будто над нашими головами могущественный поезд из «Звенигоры», бешеную скачку лошадей из «Арсенала», говорящие нивы и плачущие яблоки из «Земли».