Читать книгу Война в воздухе - Герберт Уэллс, Герберт Джордж Уэллс - Страница 13

Берт Смоллуэйс был мелким плебеем, шустрым, но недалеким созданием, каких старушка-цивилизация начала XX века производила миллионами в каждой стране мира. Вся его жизнь протекала в узких переулках, между убогих домов, выше крыши которых он не мог заглянуть, в узком кругу мыслей, от которых некуда было скрыться. Берт полагал своим долгом быть хитрее ближнего, сшибать, по его выражению, деньгу и приятно проводить время. По сути, такие, как он, превратили Америку и Англию в то, чем они сейчас являются. Удача ему не улыбалась, ну да и бог с ней. Он был не более чем напористым стяжателем, лишенным почтения к государству, верности чему-либо, глубоких привязанностей, кодекса чести или хотя бы кодекса мужества. Курьезное происшествие на время вырвало Берта из чудесного современного мира с его суетой и противоречивыми соблазнами и отправило парить аки дух бестелесный в пространстве между водой и небом. Небеса, словно решив поставить опыт, выхватили его в качестве представителя миллионов других англичан, чтобы взглянуть поближе и узнать, что там происходит с человеческой душой. К какому выводу пришли небеса, я не берусь судить, ибо давно оставил все предположения о том, что небесам любо и как им потрафить.

Подъем в одиночку на воздушном шаре до высоты четырнадцати-пятнадцати тысяч футов – ни с чем не сравнимое ощущение. Вряд ли человек способен достичь чего-то более величественного. С этим достижением неспособна сравниться ни одна летающая машина. Кругом полный покой, не слышно ни малейшего шороха. Безбрежное небо. Сюда не доносится гул и скрежет человеческой деятельности. Воздух чист и сладок, не наводит на мысли о смоге. На такой высоте не летают ни птицы, ни насекомые. Человек на воздушном шаре никогда не чувствует ветра и не слышат его шума, потому что он движется вместе с ветром, сливаясь с атмосферой. Взлетев, воздушный шар не дергается и не раскачивается, и невозможно определить, поднимается он или опускается. Берт сильно замерз, но не страдал от высотной болезни. Он натянул брошенные Баттериджем пиджак, пальто и перчатки поверх балахона дервиша пустыни, надетого на свой лучший дешевый костюм, и долго сидел притихший и ошеломленный новообретенным одиночеством. Над головой – полупрозрачная колеблющаяся огромная капля из блестящего промасленного шелка, ослепительный солнечный свет и гигантский купол синего неба. Очень далеко внизу – рваный ковер освещенных солнцем облаков с проглядывающим в широкие прорехи морем.

Если бы кто-то мог наблюдать снизу, он увидел бы, как голова Берта – неподвижная черная точка – подолгу торчит с одной стороны корзины, чтобы исчезнуть и через некоторое время появиться с другой ее стороны.

Он не испытывал ни малейшего неудобства или страха. Мысленно он понимал, что эта неуправляемая штука, поднявшись в небо, точно так же может однажды полететь вниз, но это соображение мало его волновало. Берт застыл в совершенном очаровании. Страхи и неприятности не беспокоят пассажиров воздушного шара – пока он не начинает снижаться.

– С ума сойти! – произнес Берт, наконец ощутив потребность что-то сказать. – Это будет получше мотоцикла… А что, нормально! Небось сейчас из-за меня шлют телеграммы…

Второй час он провел за тщательным осмотром оборудования. Прямо над головой находилась горловина шара, собранная гармошкой и перевязанная, однако в ней имелся просвет, из которого к клапанам под кольцом спускались два тонких тросика неизвестного назначения, один белый, другой красный. Охватывающая шар сеть заканчивалась стропами, прикрепленными к кольцу – огромному стальному ободу, к которому, в свою очередь, на канатах была подвешена корзина. Под корзиной болтался еще один канат с крюком, а по бортам висело несколько холщовых мешков, представлявших собой, как догадался Берт, балласт для остановки аварийного снижения шара. «Пока о снижении и думать нечего», – про себя отметил он. К кольцу были подвешены анероид и еще какой-то прибор в футляре. К прибору была прикреплена пластинка из слоновой кости с надписью «статоскоп» и какими-то словами на французском языке. Маленькая стрелка дрожала и колебалась между «Montee»[2] и «Descente»[3].

– Ясно, – сказал Берт. – Эта штука показывает, поднимается шар или снижается.

На мягком сиденье малинового цвета лежали несколько пледов и фотоаппарат «Кодак», в противоположном углу стояли пустая бутылка из-под шампанского и бокал.

– Угощение, – задумчиво произнес Берт, наклонив пустую бутылку. Ему пришла в голову блестящая идея. Наверняка два мягких сиденья, на которых можно было вытянуться во весь рост, каждое со своим одеялом и матрасом, служили также ящиками для провизии. В них Берт обнаружил то, что скрашивало мистеру Баттериджу путешествие по воздуху: пирог с начинкой из дичи, итальянский пирог, холодную курицу, помидоры, салат, бутерброды с ветчиной, бутерброды с креветками, большой торт, ножи, вилки, бумажные тарелки, баночки кофе и какао с химическим подогревом, хлеб, масло, конфитюр, несколько тщательно упакованных бутылок шампанского, бутылки с минералкой, большой бидон с водой для умывания, портфель, карты, компас, рюкзак со всякой полезной мелочью, включая плойку и дамские шпильки, шапку-ушанку и многое другое.

– Почти как дома, – сказал Берт, осматривая свои богатства и завязывая тесемки шапки-ушанки под подбородком. Он выглянул за борт. Далеко внизу клубились сверкающие облака. Облачность усилилась и полностью скрыла землю. Облака, напоминавшие горы, огромными сугробами плыли в южном направлении. На севере и юге облачный покров вспучивался волнами и сиял на солнце.

«Интересно, как долго шар продержится в воздухе?»

Берту казалось, что шар завис на месте, настолько незаметно чудище двигалось вместе с потоком воздуха.

«Рано еще снижаться, надо бы еще немножко полетать».

Он взглянул на статоскоп.

«Все еще „монти“. Интересно, что случится, если потянуть за тросик?.. Нет, лучше не трогать».

Потом он все-таки потянул и за белый, и за красный тросик, но, как до него обнаружил мистер Баттеридж, тросики безнадежно застряли в складках шелковой оболочки шара. Если бы не эта неисправность, разрывной трос вспорол бы брюхо шара словно меч и отправил бы мистера Смоллуэйса на тот свет со скоростью тысяча футов в секунду.

– Не работает! – воскликнул Берт, дернув тросик последний раз, и сел обедать.

Он открыл бутылку шампанского; пробка, как только он отвернул проволочки, выстрелила с невероятной силой и улетела в пространство с большей частью содержимого бутылки. Берту досталось чуть меньше бокала.

– Атмосферное давление, – резюмировал он, впервые найдя применение познаниям в области физики, приобретенным в школьные годы. – В следующий раз надо быть поосторожнее. Негоже зря проливать напиток.

Он поискал спички, чтобы закурить одну из сигар мистера Баттериджа. И опять удача была на его стороне: он не обнаружил ничего, чтобы воспламенить газ у себя над головой и покончить жизнь яркой, но непродолжительной вспышкой фейерверка.

– Опять этот Грабб, черт его дери! – приговаривал Берт, хлопая по пустым карманам. – Вечно возьмет спички и не отдаст, всегда потихоньку прикарманит.

Берт перевел дух, затем встал, сложил балласт на пол корзины, немного поглазел на облака и занялся картами. Берт любил географические карты и долго искал очертания Франции или Ла-Манша, но ему попадались только английские графства. Это навело его на мысль об иностранных языках, и он попытался вспомнить французские фразы, которые проходил в школе. Берт выбрал несколько подходящих выражений: Je suis Anglais; C'est une meprise; Je suis arrive par accident ici[4]. Потом ему пришло в голову, что неплохо бы почитать письма мистера Баттериджа и проверить его записную книжку. За этим занятием прошел остаток дня.