Читать книгу Политические сочинения. Том V. Этика общественной жизни - Герберт Спенсер - Страница 10

Часть I
Справедливость
V
Идея справедливости

Оглавление

§ 266. При описании чувства справедливости был подготовлен путь для описания идеи справедливости. Хотя чувство тесно связано с идеей, однако их можно ясно различить. Пусть кто-либо уронил свой бумажник; обернувшись назад, он видит, что другой подобрал и не желает отдать: потерпевший негодует. Если лавочник пришлет ему на дом не тот товар, который куплен, он протестует против обмана. Если он на минуту оставил свое место в театре, а кто-либо его занял, он чувствует, что потерпел обиду. Если утром его будит шум в курятнике соседа, он жалуется на беспокойство. Он симпатизирует гневу приятеля, который под влиянием ложных утверждений впутался в несчастное предприятие или же проиграл тяжбу по причине промаха в ведении дела. Но хотя в этих случаях его чувство справедливости оскорблено, он может быть не в состоянии различить существенные черты, причиняющие в каждом данном случае обиду. Он может в полной мере обладать чувством справедливости, в то время как его идея справедливости останется смутною.

Это отношение между чувством и идеей есть дело времени. Способы взаимного нарушения прав становятся многочисленнее и запутаннее по мере усложнения общества; они должны быть испытаны в их разных видах, поколение за поколением, прежде чем анализ будет в состоянии выяснить существенное различие между законными и незаконными деяниями. Эта идея возникает и становится определенною по мере опытов, показывающих, что деяние может быть доведено до известного предела, не вызывая озлобления со стороны других людей, но если оно перейдет этот предел, то вызовет озлобление. Такие опыты накопляются, и постепенно, вместе с отвращением от поступков, причиняющих страдания вследствие реакции, возникает также понятие о пределе для каждого рода деятельности, до которого распространяется свобода действия. Но так как роды деятельности многочисленны и становятся с развитием общественной жизни, все более разнообразными, то проходит много времени, прежде чем может быть понята общая природа предела, относящаяся ко всем случаям[2].

Следует указать дальнейшее основание для медленности этого развития. Идеи, как и чувства, в среднем должны быть приспособлены к общественному состоянию. Поэтому, так как война была частою или обычною почти во всех обществах, то те идеи справедливости, которые существовали, постоянно становились смутными по причине противодействующих друг другу требований дружбы внутри общества и вражды с внешними врагами.


§ 267. Было уже выяснено, что идея справедливости, по крайней мере та, которая свойственна человеку, содержит два элемента.

С одной стороны, есть положительный элемент, подразумеваемый в признании каждым человеком своих притязаний на беспрепятственную деятельность и на приносимые ею благодеяния.

С другой стороны, отрицательный элемент, подразумеваемый сознанием пределов, навязываемых существованием других людей, имеющих подобные же притязания. Две противоположные черты в этих двух составных частях особенно обращают на себя внимание. Неравенство есть первоначально внушаемая идея. Действительно, если следовать принципу, что на долю каждого должны выпасть благодеяния и бедствия, зависящие от собственной природы и вытекающего отсюда поведения, то различие между способностями людей должно привести к различию в следствиях их поведения. Неравные количества выгод подразумеваются этой идеей.

Взаимные ограничения человеческих действий внушают противоположную идею. Если каждый преследует свои цели, пренебрегая притязаниями соседа, то возникают ссоры; отсюда является сознание необходимого установления границ для деяний каждого лица, с целью избежания ссор. Опыт показывает, что границы эти в среднем одни и те же для всех, и вытекающая отсюда мысль о взаимно ограниченных сферах деятельности приводит к понятию о равенстве.

Неравномерная оценка этих двух факторов человеческой справедливости приводит к разноречивым нравственным и общественным учениям, на которые мы должны теперь бросить взгляд.


§ 268. У некоторых из грубейших дикарей оценка этого рода не выше, чем у низших стадных животных. Здесь сильный берет что хочет у слабейшего, не вызывая общего порицания, как, например, у догрибов, тогда как в других местах существует на деле и молчаливо одобряется нечто вроде коммунизма, как, например, у огнеземельцев. Но там где обычная война развила политическую организацию, идея неравенства становится преобладающею. Если не среди побежденных, обращаемых в рабство, то среди победителей, естественно признающих должным то, что ведет к осуществлению их интереса, находит пищу элемент в понятии справедливости, подразумевающий, что превосходство должно приводить к преимуществам. Хотя диалоги Платона не могут быть признаны мерилом убеждений греческого мира, все же из них мы можем извлечь, какие именно убеждения были распространенными. Главкон, приводя ходячее мнение, говорит: «Таково, по их утверждению, происхождение и природа справедливости: есть середина или примирение между тем, что всего лучше для каждого – а именно чтобы наносить несправедливость, не претерпевая ее, и между тем, что для каждого составляет наибольшее бедствие, – т. е. страдать без возможности возмездия; справедливость же, занимая середину между тем и другим, допускается не как добро, а как наименьшее зло». И тотчас же вслед за этим сказано, что люди «направляются на путь справедливости только силою закона».

В этой замечательной цитате необходимо отметить несколько вещей. Прежде всего здесь мы находим признание факта, указанного выше, а именно что на ранней ступени развития выполнение справедливости начинается со страха перед возмездием и с внушаемого опытом убеждения, что в общем желательно избежать насилия и уважать границы, требуемые компромиссом. Здесь нет мысли о внутренней гнусности насилия, но идет речь лишь о неблагоразумии. Далее, пределы для деяний каждого человека, описанные как «середина или примирение» и уважение к тому, что названо «путем справедливости», – все это установлено лишь «силою закона». Закон не рассматривается как выражение справедливости, познаваемой иным образом, но как самый источник справедливости; а поэтому смысл приведенной цитаты тот, что справедливо повиноваться закону. Наконец, здесь подразумевается, что не будь возмездия и законных кар, сильнейший мог бы с полным основанием насиловать слабейшего. Здесь мы видим до половины выраженное убеждение, что превосходство должно пользоваться всеми преимуществами, какими оно может овладеть. Идея неравенства занимает выдающееся место, тогда как идея равенства не проявляется определенным образом.

Каково было мнение Платона или, скорее, Сократа, по этому предмету – это не очень легко узнать. Греческие идеи по многим вопросам еще не достигли стадии определенности, и на всем протяжении диалогов мышление туманно. Справедливость, в некоторых местах поясняемая примерами честности, в других местах признается равнозначащей с добродетелью в широком смысле слова; в этих случаях она рассматривается (цитирую по изложению Джоуэтта) как «всеобщий порядок или благосостояние, сначала в государстве, а затем и для отдельного лица». Это последнее, окончательное мнение подразумевает установленное господство правящего класса и подчинение остальных. Справедливость состоит в том, чтобы «каждый из трех классов совершал работу, приличную его классу»: плотник, башмачник и всякий другой должен делать «свое собственное, а не чужое дело», и все должны повиноваться тому классу, делом которого является управлять[3].

Таким образом, идея справедливости развивается из идеи неравенства. Хотя здесь есть некоторое признание равенства положений и притязаний между членами одного и того же класса, однако правила, относящиеся к общности жен и т. п. в классе «стражей», имеют признанною целью установить даже в этом классе неравные преимущества в пользу высших.

Что понятие о справедливости имело этот общий характер у греков, доказывается далее фактом появления его вновь у Аристотеля. В главе V своей «Политики» Аристотель заключает, что отношение между господином и рабом в одно и то же время и выгодно, и справедливо.

Но теперь заметьте, что, хотя в греческом понятии о справедливости преобладает идея неравенства, тогда как идея равенства незаметна, неравенство относится не к естественному достижению больших выгод помощью больших заслуг, но к искусственному приноровлению наград к заслугам. Речь идет о неравенстве, главным образом, установленном властью. Ступени в гражданской организации того же характера, как и в военной; в обоих случаях господствует регламентация, и идея справедливости сообразуется с характером общественного строя.

И эта идея справедливости свойственна вообще воинственному типу, в чем мы убеждаемся для всей Европы в последующие века. Достаточно указать, что наряду с различными установленными законом положениями и привилегиями разных сословий существовали различные постепенности в суммах, которые уплачивались в виде пени за преступления, сообразно с рангом обиженного. До какой степени понятие о справедливости определялось понятием о справедливо существующем неравенстве, показывают осуждения рабов, бежавших в города и, как говорили, «несправедливо» ускользнувших из под власти господ.

2

Происхождение идеи простых пределов для простых деятельностей обнаруживается у смышленых животных и служит для освещения процесса в случае более сложных действий и менее ясных пределов. Укажу на собак в Константинополе, у которых если не между особями, то между группами существует молчаливое заявление притязаний и кары за нарушение их. Этот общеизвестный факт недавно был поразительным образом подтвержден в сочинении майора Джонсона (E. C. Johnson, On the Track of the Crescent). Он пишет (стр. 58–59): «Однажды вечером я гулял (в Константинополе) с одним английским жандармским офицером, как вдруг подбежала собака-самка и лизнула его руку… Она следовала за нами немного, но вдруг остановилась среди улицы. Она махала хвостом и тоскливо глядела нам вслед, но не двигалась с места, хотя мы звали ее. Несколько дней спустя… та же собака узнала меня… и следовала за мною до границы своей области».

3

На другой странице находится типичный пример сократовского рассуждения. Признается справедливым, чтобы люди «не брали чужого и не были лишаемы своего собственного». Отсюда выводится, что справедливость состоит в «обладании своим и в делании своего собственного дела»; а далее следует вывод, что несправедливо, чтобы один человек брал на себя занятие другого и «пробивался» из одного класса в другой. Итак, здесь, только потому что собственное имущество и собственное занятие человека называются его собственным уделом, т. е. одним общим именем, к обоим применяется одинаковый вывод. Здесь вмешиваются в рассуждение два заблуждения: первое – что человек будто бы может быть «собственником» ремесла или профессии таким же образом, как и собственником платья; второе – что так как человека нельзя лишишь платья, стало быть, нельзя лишить ремесла, а потому надо ограничить его занятия только этим делом. Диалоги Платона постоянно пестрят погрешностями этого рода, причиняемыми смешением слов с вещами: единство имени смешивается с единством природы.

Политические сочинения. Том V. Этика общественной жизни

Подняться наверх