Читать книгу У границы верхних миражей - Герман Канабеев - Страница 1

В первый день весны погасли все звёзды. Даже в Москве, в этом мрачном городе без солнца и неба, где звёзд не видно никогда, всем было понятно, что звёзд больше нет. Это чувство было похоже на то, когда умирает мать, которую давно не видел. Когда живёшь где-нибудь в Сибири уже лет тридцать, а мать умерла в Калининграде. Понимаешь, что ничего в жизни особо не изменилось, но в тоже время сама жизнь будто потеряла смысл. И теперь надо дожить эту жизнь до конца с комком в горле. Звезды погасли.Васильев шёл по улице и думал, что совсем неплоха эта новая мода держать дома мелких собак. По улицам носились мопсы и таксы, чихуахуа и померанские шпицы, йорки и джек-рассел-терьеры, китайские хохлатые и ливретки, перегрызшие свои ошейники и вырвавшиеся на свободу. Они с остервенением бросались на людей. Прыгали и вгрызались в горло. Васильев видел пару немецких овчарок и одного алабая, но те бегали стороной, не нападали, будто удивляясь тому, что мелкие псины творили со своими жертвами. Кошки не отставали от собак и бросались в лица, отгрызали носы и выцарапывали глаза. Голуби, воробьи и вороны доедали трупы. В первый день весны погасли все звёзды.

Люди не сопротивлялись. Казалось бы, много ли нужно сил, чтобы справиться с таксой или кошкой? Но люди покорно позволяли разорвать горло, они улыбались, когда кошки хрустели пальцами рук, а воробьи лакомились глазами. Васильев их всех понимал. Что ещё осталось людям, лишенным мечты, лишенным чувств из-за того, что погасли все звёзды? А голубям, воронам, воробьям, а ливреткам, таксам и померанским шпицам? Мечта нужна всем, и всем нужны звёзды над головой. Люди, и собаки, и птицы просто хотят хоть что-нибудь почувствовать, а там, где нет места мечте, есть место смерти. Смерть – последняя надежда для любого живого существа. Смерть – последнее яркое путешествие, последний страх, последняя улыбка.

Васильев никогда не мечтал. Васильев эту жизнь жил. Не требовал, не жаловался, не надеялся. И погасшие звёзды – очередное событие, которому у него нет объяснения. Как не было объяснения всему тому, что происходило в жизни пока звёзды блестели.

Васильев шёл по улице к дому медленно, опасаясь, что на голову ему свалится очередной выброшенный с балкона или из окна ребёнок. Родители выкидывали младенцев и тех, что постарше. Кому было больше четырнадцати лет выбрасывались из окон сами. Кто-то из детей не умирал от падения, и тут в дело вступали померанские шпицы. Васильеву было все равно, он ничего не чувствовал и понимал, что во всём этом теперь есть смысл. Теперь, когда погасли все звёзды.

Васильев зашёл в подъезд. На первом этаже на лестничной клетке сосед расчленял свою жену. Жена не плакала, сосед не торопился. Жена улыбалась и смотрела на мужа влюблёнными глазами. Васильев подумал, что эти двое, наверно, сейчас в первый раз друг перед другом честны. Удивительно, для честности им потребовалось, чтобы погасли все звёзды.

Васильев открыл дверь. Сел тут же на пороге и подумал, как же хорошо, что у него нет жены, которую сейчас, когда погасли все звёзды, пришлось бы расчленять, чтобы быть искренним. Как хорошо, что у него нет детей, нет собаки мелкой породы, а уж тем более собаки породы крупной – это замечательно, что большие собаки теперь не в моде.

Как прекрасно, что у него нет кошки, и, может, совсем неплохо, что погасли все звёзды. Наконец-то случилось что-то значительное. Не какая-то местечковая война, где даже на видео с места боевых действий не видно, кто против кого воюет. Где можно только и увидеть, как пара не самых новых танков в городской застройке шмаляют по руинам жилых домов, да съемку с беспилотника, больше похожую на очередной уровень в шутере от первого лица. Не какая-нибудь телевизионно-интернетная пандемия, которая, если и коснулась Васильева, так только в магазине, когда ему не продали хлеб и масло за то, что он был без маски. Кому нужна такая пандемия? То ли дело сейчас, когда погасли все звёзды в первый день весны.

Погасли все звёзды кроме солнца. Солнце горело даже ярче, чем ему всегда было положено. Васильев вышел на балкон. Васильев смотрел на пылающее солнце.

«Почему оно не тухнет? Может, солнце ещё сражается за нас за людей? Что все мы без звёзд? Может быть звёзды, все звёзды вообще всегда были на одинаковом расстоянии от нас. Сплошной шатёр над головой. Ткань жизни, полотно вселенной, и никаких разниц в миллионы и миллиарды световых лет. А, может, все звёзды сожрали померанские шпицы? Джек-рассел-терьеры? Склевали голуби и воробьи? А солнце? А солнце сожрёт собака крупной породы, конечно. Какая-нибудь немецкая овчарка или алабай. Сожрёт последнюю причину мечтать. Последнюю причину жить. Последний человеческий день. И будет ночь. Настоящая ночь. Некому будет топить атомные кочегарки, чтобы вселять жизнь в уличные фонари. Да и кому теперь нужны эти фонари?» – думал Васильев.

Солнце разгоралось. Пламя звезды не могло сдержать даже густое московское небо. Васильеву казалось, что ещё немного, и солнце спалит его живьем. Но последняя на небе звезда тоже сдалась какой-то вселенской причине, неведомой космической задумке и в мгновенье сжалась в точку. Васильев зажмурился, ожидая взрыва, но вместо него просто стало темно. Так темно, как не может быть даже в темноте.

Васильев на ощупь пробрался с балкона на кухню. Открыл холодильник. В холодильнике было так же темно, как на небе, так же темно, как на всей земле, как во всей вселенной, в которой погасли все звёзды. Но в холодильнике стояло пиво, в холодильнике лежали заветренные куриные котлетки. «Да что мне эти мечты человеческие», – подумал Васильев и надкусил котлетку, и запил пивом в первый день весны, когда на небе погасли все звёзды.

Завтра, решил Васильев, завтра я буду счастлив. Когда померанские шпицы доедят последних людей. Когда я привыкну к этой кромешной темноте. Когда я снова стану, будто только что родившийся ребёнок. Во второй день весны. Когда уже неважно, что погасли все звёзды.