Читать книгу Кодокуши. Рассказы - Герман Канабеев - Страница 3

Машина дернулась, задрожала кузовом, словно от озноба, и замерла.

– Все, Артем, приехали.

Степа повернул ключ в замке зажигания. Старенький «уазик» чихнул в последний раз и умер.

– Сколько до места? – спросил я.

Степа достал навигатор, потыкал в дисплей короткими толстыми пальцами:

– Показывает десять километров.

Весна вступала в права, но ветер сдувал тепло и, солнце бесило неспособностью прогреть апрельский воздух.

Я закинул рюкзак на плечи, раздражаясь, что через пару километров он потяжелеет в два раза, а когда доберемся, станет неподъемным.

«Уазик» с оранжево-синими полосами по бортам и восьмиконечной звездой МЧС России грустно проводил нас потухшими глазницами фар.

Местами снег сошел, но дорога все равно была труднопроходима. Майор аварийно-спасательной службы МЧС города Иркутска Степан Усаченко шел впереди, задавая темп. Я удивлялся выносливости немолодого, сорокапятилетнего мужчины со всеми признаками лишнего веса и предательскими мешками под глазами, выдававшими любовь к спиртному.

Через пять километров пути, я, несмотря на то, что моложе майора на десять лет, взмолился о привале. Степа посмотрел на меня так, как смотрит завсегдатай тренажерного зала на синюшного новичка.

– Мы и так слишком медленно идем, Артем, до темноты не успеем, а мы сейчас не в Подмосковном лесу, где нет зверя крупнее белки, – Степа с тревогой посмотрел на падающее за верхушки деревьев солнце.

– Мне нужно передохнуть, – я бросил рюкзак на землю и уселся на него сверху.

– И чего они тебя отправили, капитан? Что у нас здесь людей нет? Ты в НЦУКС в каком управлении служишь?

– Управление организации информирования населения.

– Чем занимаешься?

– Новости пишу для сайта.

Майор хмыкнул и посмотрел на меня, как на ущербного.

– Ладно, пошли, писатель, темнеет.

Степа легко закинул тяжелый рюкзак на плечи, словно тот ничего не весил, и снова пошел впереди. Я едва за ним поспевал.

Когда мы добрались до указателя – ПГТ №108 – было уже за полночь. Дорога вильнула влево к дому, где к нашему счастью горел свет.

Я постучал в дверь. Никто не открыл. Тогда Степа стал тарабанить кулаками, пока мы не услышали: «Да кто там приперся на ночь глядя?» Дверь открылась. Степе в лоб ткнулся обрез охотничьего ружья. На пороге стоял огромный, метра два росту мужик с длинной седой бородой, до половины заплетенной в косичку.

– Чего надо? – спросил хозяин дома и направил ружье на меня.

– Тихо, тихо, – от страха голос дрожал, мысли наскакивали друг на друга, не давая сформулировать что-то внятное.

– Туристы что ли?

– Ты ружье опусти, – Степа говорил спокойно, словно ему каждый день в лицо обрезом тычут.

Бородатый посмотрел на майорские звезды на погонах Степы, затем на нашивки на бушлате.

– МЧС России, – прочитал он и опустил обрез. – Заходите.

Мы побросали рюкзаки у входа и сели отогреваться возле печки.

– Пешком шли?

– Последние километров десять, – ответил я, – машина сдохла.

– Меня Игнатом зовут. Из-за ямы приехали?

– Из-за нее, – сказал Степа.

Я не мог прикинуть, сколько хозяину дома лет. Из-за седой бороды и седой головы можно подумать – лет шестьдесят. Но для такого возраста Игнат был слишком крепким. Теплая оранжевая толстовка, казалось, вот-вот треснет в плечах. От него густо пахло табачным дымом и перегаром.

С майором Усаченко мы познакомились в главном управлении МЧС по Иркутской области. На вопрос Степы в лесу, почему отправили меня, я не мог дать вразумительного ответа.

В тот день полковник Шадрин, начальник оперативного отдела управления информацией вызвал меня в кабинет и спросил:

– Ну, и кто тебя за язык тянул, капитан?

– Так получилось. Я два года не был в отпуске, товарищ полковник, и вот, когда уже на май купил билеты, меня заставляют идти на парад.

– Сходишь и дальше отдыхай.

– Я билеты купил, меня не будет в Москве.

– Все равно не повод говорить заместителю начальника управления, что она – тупая овца, капитан. Она – полковник, напоминаю!

– Виноват.

– Ладно, Мария Александровна настаивает на увольнении, но я думаю, лучше тебе потеряться на пару недель, а там, может, и буря уляжется.

Полковник Шадрин положил передо мной министерский приказ.

– Поедешь в управление по Иркутской области, задача такая, – Шадрин подошел к карте, висевшей на стене, и ткнул пальцем в Сибирский федеральный округ, контуром смахивающий на член, – в трехстах километрах от Иркутска находится поселок городского типа номер 108. В конце восьмидесятых на этом месте была деревня Тишина, где обнаружили подземное озеро. По мнению ученых, озеро должно соединяться с Байкалом. Для подтверждения в деревню направили группу исследователей для бурения скважины и сравнения образцов воды. Рядом с деревней был отстроен исследовательский городок №108. Скважину пробили, но до озера так и не добрались. Вначале девяностых программу закрыли, группу вывели и все забыли про Тишину и ПГТ №108. Недавно в интернете нашли публикацию, в которой одна из жительниц деревни выложила фотографию того места, где была скважина. Теперь там огромная яма и с каждым годом она становится больше. Не исключено, что через пару лет деревня вместе с заброшенным теперь поселком сгинет в этой яме.

– Откуда там яма взялась? – спросил я.

– Есть предположение, что скважину пробурили рядом с газовым гидратом. Это что-то типа сланцевого газа. Порода в таких местах нестабильная, видимо, скважина понемногу расширялась. Если там действительно газ, скорее всего, пока его сдерживает пластовый лед. Но если он растает, и метан вырвется наружу, рванет так, что там не останется ничего. Нужно установить в яме датчики метана, снять показания и, если приборы покажут скопление газа, провести эвакуацию. Задача понятна?

– Понятна, товарищ полковник. А мне тоже нужно будет спускаться в яму?

– Тебе нет. Майор Усачев все сделает.

– Понял. Разрешите идти?

– Свободен, – сказал полковник и добавил, – Артем, с этой ямой не все однозначно. Ты там поаккуратнее.

Москва только начала оживать после зимы, и уезжать не хотелось. В этом году апрель в кои-то веки был похож на апрель, а не на затянувшийся февраль. Стояли теплые солнечные дни, которым больше всего радовались бродячие коты и воробьи. Люди в большинстве не замечали весны, но все-таки тех, кто в утренней спешке находил минуту, чтобы сфотографировать для Instagram оживающий город, становилось все больше.

Я не люблю Москву. Если быть до конца честным, я вообще не люблю ни один из российских городов. Ни на одном вокзале я не могу выйти из поезда, вдохнуть полной грудью и сказать: «Ну, вот я и дома».

Мой отец военный, и все детство прошло в переездах из одного военного гарнизона в другой. Из города, где я родился, мы уехали, когда мне было пять лет. Я не успел сродниться с ним. Когда приезжал из-за границы, я и страну свою не мог назвать домом. Родиной тоже не мог назвать, наверное, потому что само слово «Родина» у меня ассоциируется с полуразрушенным советским кинотеатром, который был в каждом маленьком, да и большом городе тоже. Кинотеатр обязательно назывался «Родина» и стоял, как правило, на площади или улице Ленина.

Помню, как в одном из захолустных городов моего детства, в начале девяностых, сгорел такой кинотеатр. Я со стайкой своих друзей носился с деревянным маузером в руке, что вырезал из доски отец, и пытался убить друга Леньку, сегодня воевавшего за немцев. Пробегая мимо одного из подъездов, я услышал, как одна из бабок на скамейке сказала: «Родина горит». Тут же кто-то из пацанов крикнул: «Там родина горит, пошли смотреть». Мы закончили сражение и побежали на площадь Ленина, где полыхал огнем кинотеатр, не оставляя шансов пожарным. На следующий день на автобусных остановках, в очередях продуктовых магазинов, на рынке можно было услышать: «Видели, как родина наша горела?»

Через неделю Родину обнесли забором и несколько месяцев обугленный остов кинотеатра, где каким-то чудом сохранились две буквы в названии «НА», повергал в депрессию проходивших мимо горожан. В середине двухтысячных я был проездом в этом городе. Родину восстановили. Теперь это был пятиэтажный торговый центр из стекла и железа с названием «Ваш дом».

Отслужив два года в армии, я приехал в Москву. Поступил в Академию гражданской защиты МЧС. Не потому что сильно любил людей и хотел их спасать, а потому что еще в армии прапорщик Тарабукин, которого впоследствии посадили за то, что он украл и продал что-то секретное из части, сказал мне: «Как бы плохо не было, армию и ментов кормить будут до последнего». Из армии я только пришел, в милицию идти желания не было, а МЧС как раз оказалось золотой серединой.

Долго не мог уснуть. Ворочался с боку на бок. В доме пахло березовыми вениками, что висели у печки, и сушеной лавандой. Тишина стояла такая, что казалось, будто находишься в абсолютном вакууме. Наконец, уже ближе к утру я задремал. Перед тем как провалиться в сон я услышал вдалеке странные звуки, похожие на удары в шаманский бубен. Бум-Бум. Бум-бум. Я не мог понять снится мне это или нет. Пытался прислушаться, но в этот момент Степа захрапел так, что задрожали стекла. Под аккомпанемент этого храпа я и уснул.

Проснулся от звона разбитого стекла. Выбравшись из спального мешка, увидел, как Степа с Игнатом пытаются занавесить разбитое окно теплым покрывалом. Ветер срывал покрывало каждый раз, когда у Игната получалось прикрепить его по углам.

– Давай во двор! В теплице рулон полиэтилена, тащи его сюда, – крикнул мне Игнат.

Я выскочил во двор и замер, ошарашенный силой ветра. До теплицы пришлось добираться чуть ли не ползком. Когда вернулся, изба уже успела остыть. Втроем мы справились и закрыли разбитое окно полиэтиленом. Игнат подбросил дров в печку, и скоро в доме снова стало тепло.

– В том году в это время теплее было, – сказал Игнат и обвел красным маркером сегодняшний день в настенном календаре с баннером, стилизованном под российский флаг и рвущимся в небо истребителем ПАК-ФА Т50. – И аист в прошлом году в это время уже прилетел, – добавил Игнат.

Этот календарь на стене был настолько неуместен, что мне пришлось тряхнуть головой и заново присмотреться, не померещилось ли.

Игнат заметил мое недоумение.

– Это я в городе взял, – он усмехнулся, – штаны камуфлированные в военторге покупал, календарь в подарок дали.

В доме одна большая комната, где мы все находились. Большую часть занимала печь. Грубо сколоченный стол. Посередине стола самовар с начищенными до блеска боками. Вдоль стен лавки. В углу, где под потолком традиционно в деревенских домах стоит икона, у Игната лежал обрез, которым он вчера меня чуть до инфаркта не довел. Рядом с календарем на стене старые часы с кукушкой. Я не слышал, чтобы они били, но время показывали верное.

– Значит, из-за ямы приехали? – уточнил Игнат и сыпанул в самовар пачку молотого кофе.

– Из-за нее, – ответил Степа

– Ясно. Надолго?

– Недели на две, может меньше. Здесь есть пустующие дома, где мы можем пока остановиться?

– Есть. Давайте кофе попьем, и я вас провожу.

– А обрез тебе зачем? – спросил я, когда мы выходили из дома.

– Для Гриши, – ответил Игнат и заткнул обрез за пояс.

Дом Игната стоял на отшибе у дороги, по которой мы пришли. Дальше дорога шла вглубь поселка мимо заброшенного картофельного поля, отделяющего старую деревню от исследовательского городка. По одну сторону дороги, у самой кромки леса рядком стояло пять одинаковых одноэтажных домов из красного кирпича. Судя по черным глазницам выбитых окон, здесь уже давно никто не живет.

– Электричество есть? – спросил Степа, когда мы добрались до дома, в котором, по словам Игната, можно остановиться.

Игнат кивнул в ответ.

Дом по сравнению с остальным казался сносным. Окна целы. Внутри хоть и грязно и пахнет затхлостью видно, что недавно здесь жили люди. Есть электрическая плита и шкаф с кухонной утварью. Две железных кровати, как в армейской казарме и даже телевизор, который оказался рабочим.

– К нам туристы иногда наведываются. Начитаются в интернете про яму и едут сюда, как пригреет. Обычно в этом доме останавливаются: только здесь мобильник ловит. Правда, нужно на крышу лезть за сигналом, – сказал Игнат.

Я машинально достал телефон. Сети нет.

– Вы тут пока обживайтесь, завтра погода наладиться и, можно к яме пойти, – сказал Игнат, пожал нам руки и перед тем, как уйти, добавил, – аист скоро должен прилететь. Гнездо у вас на крыше. Если услышите, не спугните.

Из-за погоды выходить из дома не было никакого желания. Мы со Степой решили привести наше новое жилище в порядок, а завтра отправиться к яме, чтобы установить датчики.

Первым делом растопили печь. Давно не беленная русская печка в доме была непригодна для растопки, но была еще ржавая «буржуйка» с выведенной в форточку трубой. Во дворе дома предыдущие жильцы оставили аккуратную поленницу и заботливо накрыли ее брезентом.

Печь затрещала, задымила и через полчаса мы со Степой уже сидели перед ней со скрученными с термосов крышками и крепким черным чаем.

– Тебе Игнат не показался странным? – спросил Степа.

– Угрюмый немного, но в целом нормальный мужик.

– Может быть, но мне кажется, что-то с ним не так. С обрезом ходит. Живет один. Что он вообще тут делает?

– А мы с тобой что тут делаем?

К вечеру ветер сошел на нет. Когда совсем стемнело, я забрался на крышу дома по хлипкой лестнице, приставленной к стене. Теперь стало понятно, почему обычная печка в доме не использовалась. Гнездо аиста, о котором говорил Игнат, было аккурат на печной трубе. Сначала я хотел забраться на трубу и заглянуть в гнездо, но вспомнил, как в детстве отец говорил, что если человек прикоснется к гнезду, птица жить в нем не будет. Не знаю, насколько это правда, но решил не рисковать.

Лунный блин этой ночью получился идеальным. Холодный белый свет освещал весь поселок. С крыши хорошо было видно яму. Отсюда она походила на черный беззубый рот в земле.

Телефон поймал сеть и заскулил уведомлениями всех мессенджеров и аккаунтов одновременно. Только сейчас я понял, насколько соскучился по интернету. На душе стало так легко, словно я не вторые сутки без связи, а десять лет провел на необитаемом острове в полном одиночестве. Я ответил на все сообщения, пролистал ленты и со спокойным сердцем спустился с крыши вниз. Уснул почти сразу, только и успел подумать: «Когда интересно прилетит аист».

Проснулся от того, что Степа гремел альпинистским снаряжением. Мотал веревки, звенел жумарами и карабинами.

Степа решил не ждать Игната, хоть тот и собирался вчера пойти с нами. Когда мы добрались до ямы, я был поражен ее размерами. Настоящая бездна. Метров тридцать в диаметре, не меньше. Степа не выказывал никакого беспокойства, а у меня рядом с ямой чуть не случилась истерика. Я не понимал, что со мной происходит. Было похоже на паническую атаку. Перед глазами замельтешили черные мухи, и я подумал, что сейчас потеряю сознание. В ушах сначала зазвенело, а потом я услышал уже знакомое «бум-бум». Звук шел из ямы. Я посмотрел на Степу, но тот, похоже, ничего не слышал. Степа надел обвязку, объяснил мне, как страховать и начал спускаться в яму. Когда Степа установил датчики и выбрался обратно, на его лице читалась смесь удивления и страха.

– Это бред, конечно, но у этой ямы, правда, как будто дна нет, – сказал он.

– Так не бывает.

– Не бывает, но ощущение, что бывает. Мистика, блин.

– Надо было меня подождать, – мы не слышали, как подошел Игнат, и от неожиданности чуть не подпрыгнули.

– Да, вроде, справились, – ответил Степа.

Игнат выглядел недовольным.

«Бум-бум», – снова услышал я шаманский бубен.

– Вы это слышали? – я посмотрел на Степу, затем на Игната.

– Что? – ответили они одновременно.

– Звук, ну, такой, словно барабан.

– Мерещится тебе, наверное, – сказал Степа.

На противоположном краю ямы что-то затрещало, приличный пласт земли медленно пополз и ухнул в яму.

– А вот и Гриша, – сказал Игнат и достал из-за пазухи обрез.

Мы посмотрели, куда рукой показывал Игнат. К нам бежал мужик с ведром в руках. Когда он приблизился, Игнат направил на него обрез.

– Гриша, ты чего задумал? – спокойно сказал Игнат.

Гриша выглядел странно. Гладко выбритое лицо, но грязные, свалявшиеся в дреды пакли длинных волос цвета половой тряпки. Брюки от строгого костюма с идеально отглаженными стрелками заправлены в высокие резиновые сапоги.

– Гриш, иди с миром, а, – Игнат опустил обрез.

Тот поставил ведро на землю.

– Яма, яма вас позвала, – сказал Гриша и посмотрел на Степу. – Яма просто так никого не зовет. Бездна всегда выбирает тщательно! – Гриша согнулся пополам от смеха.

Мне показалось, что наш новый знакомый опасности не представляет, и в этот момент тот схватил ведро и окатил водой Степу с ног до головы. Игнат бахнул из обреза в воздух. Гриша подпрыгнул от страха и, схватившись за голову, побежал прочь.

– Что это было? – Степа растерянно смотрел на меня.

– Вот вы и познакомились с Гришей, – сказал Игнат, – так, давайте быстрее за мной, этого в баньку надо, а то воспаление подхватит.

Мы пересекли картофельное поле, отделяющее деревню от поселка. В самой деревне было домов десять, не больше. Игнат сказал, что жилых, вместе с его домом, всего четыре. Остальные пустуют. Рядом с деревней старое кладбище, по площади раза в два больше самой деревни. Игнат повел нас в сторону двух домов, стоящих ближе всего к кладбищу. Один добротный и крепкий, второй, где во дворе была заветная банька, от ветхости, того гляди, завалится на бок. В дверь этого дома Игнат и постучал. В окне дернулась занавеска. Дверь открыла такая хрупкая сморщенная старушка, что я начал переживать, как бы она сейчас не развалилась.

– Теть Вер, нам бы в баньку, – сказал Игнат.

– Проходите, милые, только не топила я, топить баню надо, – словно извиняясь, сказала бабуля.

Степе бабка Вера принесла сухую одежду. Когда он переоделся, я не смог сдержать смеха. Полинявшая тельняшка, серый пиджак с многочисленными орденами и медалями времен отечественной войны и треники с вытянутыми коленками.

– Все, что от деда осталась, – сказала бабка Вера и смахнула слезу. Пиджак Степа надевать не стал, а в тельняшке и трениках мгновенно превратился в завсегдатая вытрезвителя.

Игнат взял в сенях топор и вышел во двор. Я пошел за ним, оставив Степу отогреваться в избе.

Крепкие чурки с треском разлетались под тяжелыми ударами топора. Казалось, Игнат не прилагает никаких усилий, но даже сучкатые поленья, поддавались с первого же удара.

– Игнат, кто такой этот Гриша? – спросил я.

– Местный сумасшедший, – Игнат поставил очередную чурку на землю и хватил топором. – Как яма появилась, наверное, знаешь?

– Знаю.

– Гриша был в числе тех, кто бурил скважину. Когда исследования свернули, разъехались все, но Гриша остался. Влюбился в Ленку Чернову, – Игнат показал на соседний дом, где во дворе стояли прислоненные к сараю четыре свежих, еще не обшитых гроба и несколько крестов. – Когда скважина начала превращаться в яму, у Гриши с головой плохо стало. Все время говорил, что яма его зовет и скоро придет время бездны. Так он безобидный, но стоит кому в деревню приехать, так приходится с обрезом ходить. Буйный становится, ну, ты видел.

– Получается, вас здесь только четверо? Ты, Гриша, бабка Вера и барышня с гробами?

– Получается так.

– Что вы тут делаете? Почему не уезжаете? Яма эта опять же, все больше становится.

– Да куда ехать-то? А яма, да хрен с ней. Мы уж много лет на краю этой ямы живем. Перемрут здесь все раньше, чем она до нас доберется.

– А живете чем?

– Хозяйство и гробы с крестами. Гриша гробы делает с крестами. Чернова бархатом обшивает, бархата у нас много. Раньше здесь дом культуры «Родина» был. Сгорел. Кулисы бархатные только спасти успели. Столько гробов можно обшить, город похоронить хватит. Я гробы в город в ритуальную контору отвожу. Так и живем. Главное, чтобы аист прилетал. В этом году что-то он задерживается.

Я слушал Игната и мне начало казаться, что он недалеко от Гриши ушел.

Игнат собрал наколотые дрова и ушел топить баню.

«Бум-бум», – услышал я вдалеке.

После бани бабка Вера поставила на стол большую кастрюлю борща, тарелки, ложки и литровую банку самогона.

– Картошечки бы еще вареной, – сказал Степа и потер ладони.

– Картошечка! – крикнула бабка.

Старушка выскочила из-за стола и начала нарезать круги по дому: «Картошечка! Картошечка! Картошечка моя!», – орала бабка.

Игнат поймал бегающую старушку и отвел ее в другую комнату. Я услышал, как он включил телевизор.

– Забыл предупредить, чтобы о картошке ни в каком виде не упоминали при ней, – сказал Игнат и вернулся за стол.

– Что не так с картошкой? – спросил Степа.

– Когда дед умер, к бабе Вере дочка с сыном приехала. После похорон уехала, внука на лето оставила. Славный шалопай был, только шило в жопе. На месте вообще не сидел. Носился по деревне, как угорелый. Когда пришло время убирать картошку, заказали трактор для сбора. Внук бабки Веры бесился на поле, да и уснул в ботве, – Игнат помолчал немного и продолжил. – В кашу. Не было у него шансов против трактора. Бабка Вера с тех пор не в себе. Думает, что в каждой картофелине теперь есть частичка внучка. Мы из-за нее картошку сажать перестали. Раньше, как зеленушка появится, бабку с поля не прогнать. Пока каждый кустик не погладит, пока с каждым не поговорит, не уйдет. Как дело к уборке, так под трактор бросается. Не трогайте, говорит, мою картошечку. Дочка тоже молодец. Во всем мать винила. Как-то раз приехала пьяная с каким-то мужиком на машине и бабке под дверь мешок картошки высыпала.

– Жесть какая, – сказал я.

– Жесть, ага, – кивнул Игнат.

– Картошечка, – услышали мы голос бабки Веры из соседней комнаты.

– Поели картошечки, – Степа налил полную рюмку самогона и махнул, не закусывая.

Из соседней комнаты было слышно задорный голос Вани Урганта в телевизоре. Ваня объявил рубрику «пять вспышек прекрасного». «На пятом месте великолепный Тарзан. Длинных волос горсть солнцем подсвечена. Кожа твоя, как шелк, морщин не замечено. Грудь твоя, номер три, маслом очерчена. Про тебя говорят – странная женщина. Четвертое место – Анастасия Волочкова». Бабка Вера переключила канал. «Путин подчеркнул, что обеспечение условий перемирия является ключевым фактором нормализации внутренней обстановки, улучшения гуманитарной ситуации».

Мне стало душно. «Бум-бум», – донеслось издалека. Я вышел на улицу и вдохнул полной грудью. Вторая ночь полной луны. Бесконечные искры синих звезд. Длинные лунные тени от крестов на кладбище. Тишина.

Темнота была такая, что, казалось, ее можно погладить, словно пушистого черного кота. Игнат предлагал остаться у него, но мы все-таки решили пойти домой.

– Вот, возьмите тогда, – Игнат протянул Степе обрез и один патрон. – Это если Гришу встретите.

– Вот и поменялись старые русские традиции, – сказал Степа и зарядил патрон. – Что там раньше на дорожку в деревнях давали?

– Воду, – ответил Игнат.

Я включил фонарик в телефоне, чтобы хоть что-то можно было разглядеть под ногами. Удивительно, как темнота пробуждает чистые, детские страхи у взрослого человека. Призраки, рожденные в голове, прячутся за каждым углом. Самые наглые принимают форму деревьев и тянут костлявые ветки рук, хватают за одежду и даже отвешивают звонкие пощечины.

В Степе заговорил выпитый самогон и, когда мы проходили мимо дома Черновой, он заговорщически толкнул меня локтем в бок:

– Заглянем?

– Куда?

– В окошко.

– Зачем, что за ребячество?

– Что-то так мне захотелось на эту барышню с гробами посмотреть.

Не дожидаясь моего согласия, Степа перелез через забор и короткими перебежками подкрался к окну, где горел свет. Майор махнул мне, и я, чертыхаясь, полез через забор.

– Ну, что там? – спросил я.

– Сам посмотри, – ответил Степа и подмигнул.

За столом, где стояла початая бутылка армянского коньяка, в одних трусах и с толстой книгой в руках сидела Чернова и читала вслух сиамскому коту. Кот послушно сидел на полу и внимательно слушал, жмурясь от удовольствия.

– Ты только послушай! – сказала Чернова коту.

Кот дернул хвостом и навострил ушки. «Милый мой ангел! Я, было, написал тебе письмо на четырех страницах, но оно вышло такое горькое и мрачное, что я его тебе не послал, а пишу другое. У меня решительно сплин. Скучно жить без тебя и не сметь даже писать тебе всё, что придет на сердце. Ты говоришь о Болдине. Хорошо бы туда засесть, да мудрено…», – Чернова вскочила со стула и схватила кота.

– Милый мой ангел, ты слышишь, морда сиамская? – крикнула она коту в морду, – он ее милым ангелом называет, ангелом!

Чернова крутилась по комнате с котом на руках. Я не мог понять, что меня завораживает больше, все действо в целом или упругие шары ее груди.

– Что она читает? – спросил у меня Степа.

– Письма Пушкина Гончаровой.

– Поэтичная особа.

Я услышал в стороне от нас какой-то шорох. Посветил фонарем телефона в ту сторону. Тут же от страха сердце ухнуло, а руки задрожали. Почти бесшумно, по-волчьи, без лая к нам несся огромный алабай. «Собака!», – крикнул я. Майор сорвался с места так, что позавидовал бы любой спринтер. Я побежал за ним. Пес тут же разразился лаем, сообразив, что незаметно подкрасться не получилось. Я бежал, как никогда еще не бегал, но отчетливо понимал, что до забора не успею. Мы добежали до сарая, где стояли гробы с крестами. Степа ногой откинул крышку одного из гробов, залез внутрь и натянул крышку обратно. Я поступил так же, накрывшись крышкой в последний момент, перед оскаленной мордой пса.

«Арни, ко мне», – услышали мы голос Черновой.

Я лежал в гробу и боялся пошевелиться. Степа тоже не издавал ни звука.

– Тём, а Тём, – позвал меня Степа, – ты там как?

– Кажется, я в штаны наложил.

– Ты не одинок.

– Ушел пёс?

– Вроде ушел, может домой завела?

– Полежим еще немного, а то мало ли.

– А в гробу спокойно, да Тём? – сказал Степа и нервно засмеялся, как бывает, когда избежишь опасности.

В гробу было душно. Как только исчезла опасность быть съеденным, тут же под кожей мурашками поползли эзотерические страхи. Только сейчас я отчетливо понял, что лежу в гробу.

– Тём, ты в бога веришь? – спросил Степа из соседнего гроба.

– Нет, а ты?

– А представь, что когда умираешь, лежишь вот так в гробу, только под землей, все понимаешь, мыслишь, а сделать ничего не можешь и просто лежишь. Целую вечность. Наедине с самим собой, – сказал Степа вместо ответа.

– Тогда нужно прожить жизнь так, чтобы стать очень интересной личностью для самого себя, иначе вечность наедине с самим собой не пережить.

– Как думаешь, Тём, почему в деревне все немного не в себе? Заметил? С ними со всеми что-то не так.

– Да с нами со всеми что-то не так, Степ.

Сил лежать в гробу больше не было, и я откинул крышку. От свежего воздуха закружилась голова. Степа вылез из своего гроба и, мы, воровато озираясь по сторонам, побежали к забору.

До дома идти еще было прилично. Чтобы сократить путь, решили пройти не по дороге, а через картофельное поле. Меня немного пугало, что придется идти мимо ямы, но после отдыха в гробах хотелось поскорее добраться до дома.

«Бум-бум», – я снова услышал удары в несуществующий бубен.

– Степ, ты это слышал?

– Что именно?

– Звук, такой странный, словно в шаманский бубен бьют.

– Какой бубен, Тём, мерещится тебе, – сказал Степа. – А вот это уже мне мерещится, видимо?

Степа показал на приближавшегося к нам человека. Он шел быстро, и в его движениях чувствовалась угроза. Степа достал обрез.

– Гриша, ты что ли? Лучше не подходи, скотина, мне уже твоего ведра с водой хватило, – крикнул Степа.

Человек не ответил, только ускорил шаг.

– Гриша, стрелять буду!

– Яма вас позвала, я знаю! Вы же ничего не знаете, я все знаю. Все знаю про бездну! Она говорит со мной. Она каждый день говорит со мной.

Я попросил Степу опустить обрез. Гриша подошел ближе и протянул мне руку.

– Григорий Антипов, ученый, – Гриша крепко пожал нам руки.

– Очень приятно, Григорий, – сказал я.

– Как вы себя чувствуете на краю бездны? – буднично спросил Гриша. – Как вам ад под боком? – он засмеялся, закрывая ладонью рот. – Как тебе ад?! – крикнул он неожиданно громко и бросился на меня. Я успел отскочить в сторону. Гриша зарычал от злости и уже приготовился снова броситься на меня, но в этот момент Степа выстрелил из обреза в воздух и, Гриша, схватившись за уши, побежал прочь.

– Ну и ночка. Ты как, капитан?

– Что-то мне не по себе, пошли домой скорее.

Почти сразу за полем начиналась яма. В темноте ее почти не было видно, но воздух рядом с ней казался намного холоднее. Не смотря на страх, меня тянуло к яме. Прямо сейчас мне хотелось подойти к самому краю и заглянуть в нее. Не отдавая себе отчета, я пошел к яме.

– Ты куда собрался, – Степа схватил меня за руку.

Я снова услышал – «бум-бум». Сейчас звук был слышен отчетливо и шел из глубины. Не стал спрашивать у Степы, слышит ли он.

– Посмотреть хочу.

– Завтра посмотришь, – сказал Степа и, как ребенка за руку, повел меня домой.

Когда Степа уснул, я вышел из дома и забрался на крышу. Сегодня не было ни звезд, ни луны. Сплошная темень. Только за полем, в доме Черновой горел свет.

Телефон поймал сеть и истерично задребезжал уведомлениями. Я читал сообщения и не мог уловить никакого смысла в них, но при этом мне стало очень спокойно. Словно только что, первый раз за всю жизнь я почувствовал, что не одинок, что кроме майора Усаченко, странной девушки, читающей коту, бабки, видящей в каждой картофелине своего внука, сумасшедшего ученого и хмурого Игната, есть еще люди, которым я по непонятной причине нужен.

Я включил камеру в телефоне, поставил режим съемки со вспышкой и щелкнул гнездо аиста на трубе. Подписал фотографию «в ожидании аиста» и отправил в Instagram.

Утром, как только Степа меня растолкал, мы отправились к яме.

– Что-то плохо себя чувствую, температура что ли, – сказал Степа, когда мы пришли на место.

– Надо думать, после ведра воды на холоде.

– Чувствую слягу, надо показания с датчиков снять, пока могу.

– Может, отлежишься сначала?

– Нет, у меня предчувствие нехорошее, Тём. Надо посмотреть. Может, уже пора местных вывозить отсюда.

– Да не поедут они никуда.

– Почему?

– Они всю жизнь рядом с ямой, мне кажется, они уже не осознают опасности.

Степа надел обвязку. Мы пошипели рациями для проверки.

– Тём, слышишь меня? – спросил Степа в рацию, когда спустился на несколько метров.

– Слышу. Что там с датчиками?

– Метана нет, тащи меня обратно.

Степа выбрался из ямы.

Мы вернулись домой. Степа стал чувствовать себя намного хуже, чем утром. Он залез в спальник, накрылся сверху одеялом и всем своим видом продемонстрировал, что вставать сегодня не собирается. Я не знал чем себя занять и решил прогуляться по деревне и поселку. С самого утра слышал в голове преследующее меня «бум-бум». Звук стал как будто сильнее и не прекращался. Я даже привык к нему и почти не замечал. Я не понимал, почему его не слышит Степа, но больше не спрашивал. И уже не сомневался, что звук идет из ямы, но мне нужно было еще у кого-то спросить об этом. Только не у Гриши. Этот точно слышит и не только шаманский бубен. Я вышел из дома и отправился к яме.

Здесь, на самом краю возникает странное ощущение. Словно на самом деле и нет ничего кроме этой ямы. Вместе с острым, как осколок битого стекла, чувством опасности есть немного пугающее ощущение покоя. Так, наверное, чувствует себя смертельно больной человек на пороге смерти. Страх смешивается с наслаждением навсегда отступающей боли.

Я сел на краю ямы, свесил ноги вниз и стал прислушиваться. Удары в бубен здесь слышны отчетливо. Я уловил ритм и настолько погрузился в него, что не сразу понял, как исчезли все остальные звуки. Я наклонился всем корпусом, не думая о том, что еще мгновение и полечу в яму. Но инстинкт самосохранения включил разум, затуманенный звуком шаманского бубна, и я вскочил на ноги. Повернулся к яме спиной. В метре от меня стоял Гриша и улыбался. От неожиданности я сделал шаг назад и чуть было не сорвался вниз. Гриша успел схватить меня за руку.

– Тоже слышишь? – спросил Гриша.

– Бубен?

– Да.

– Слышу.

– Больше никто не слышит. Они не понимают! – Гриша начал волноваться и я вместе с ним, но от того, что стал опасаться его неадекватности. – Они не слышат! Они не знают, понимаешь? Они не знают, что это конец! Яма всех заберет. Они меня не слушают и тебя слушать не станут. Объявят сумасшедшим, не понимая, что с ума сошли они.

– Тихо, Гриша, не нервничай.

– Я не нервничаю, я просто знаю, и ты теперь знаешь.

– О чем знаю, Гриша?

– О том, что пришло время бездны, – сказал Гриша почти шепотом.

– Гриш, я пойду, давай в следующий раз поговорим?

– Следующего раза не будет.

Я пересек картофельное поле и оказался на стороне старой деревни у дома Черновой. Несмотря на ночное приключение и не выходивший из головы образ Черновой в одних трусах, я решил, что она самая вменяемая из всех, кто есть в этой деревне. Я подтянулся на заборе и заглянул во двор. Хозяйка дома сидела на крыльце, дымя сигаретой. Рядом стояла отполовиненная бутылка коньяка и распущенный на дольки мандарин.

– Привет, – крикнул я через забор.

Чернова подняла бутылку, словно чокаясь со мной.

– Там справа калитка, заходи, – сказала она.

– Я – Артём.

– Привет Артём, я – Лена, присаживайся, – она подвинулась, протянула мне бутылку и тут же потеряла интерес ко мне, словно мы с ней две тысячи лет знакомы.

Не сказать, что она красива, но что-то есть завораживающее в ее карих, почти черных глазах. Заостренные, азиатские черты лица и разрез глаз делали ее похожей на осторожную, пугливую птицу.

– Я из МЧС, – я отхлебнул из бутылки.

– Из-за ямы? Прочитали все-таки мою заметку в интернете?

– Расширяется яма?

– А ты не видишь? Не слышишь?

– Бубен?

– Какой бубен? Не слышишь обвалы?

– Почему никто не уезжает?

– Некуда ехать.

– Ты так говоришь, будто ваша деревня – последнее место не земле.

– А разве не так? – Чернова посмотрела на меня так, что на секунду я поверил, что так оно и есть.

– Умереть не страшно?

– Не вижу ничего ужасного в смерти, – Чернова затушила окурок и тут же прикурила новую сигарету, – смерть не кажется страшной, когда занят с ней одним делом, – Чернова показала рукой на кресты и гробы у сарая.

– Знаешь, когда смерть рядом, когда совсем близко, когда в двух шагах от тебя каждый день, невозможно не измениться, – Чернова отхлебнула из бутылки, – можно сколько угодно прикидываться таким же, как все, делать вид, что умеешь радоваться тому же, что и остальные люди, но на самом деле, можешь радоваться только солнцу и небу. Когда остаешься один. В тишине.

– Мне уйти? – спросил я.

– Да, пожалуйста. Ты же в доме живешь с гнездом на трубе?

– Да.

– Аист не прилетел?

– Нет еще.

«Бум-бум», – услышал я вдалеке.

Обратно я решил возвращаться не через поле, а по дороге. Все время пока шел, не покидало ощущение, что за мной кто-то следит. Иногда я чувствовал, что этот «кто-то» прямо за спиной. Тогда я резко оборачивался, но никого не видел.

К вечеру Степа совсем разболелся. Я залез на крышу, чтобы позвонить полковнику Шадрину, доложить по яме и попросить прислать за Степой машину.

– Слушаю, Шадрин, – ответил полковник.

– Товарищ полковник, капитан Антипов, по яме.

– Говори, Артём.

– Датчики установили, показания сняли, скопления метана не обнаружено. Но у меня тут проблема с майором Усачевым. Заболел. Нужна машина, чтобы отправить его в город.

– Хорошо, машина будет завтра.

– Еще по яме, товарищ полковник. Все-таки она понемногу расширяется, при мне было уже два обвала.

– Значит, будем эвакуировать.

– Местные не хотят уезжать.

– Сколько человек?

– Четыре.

– У них нет выбора. До связи.

Полковник положил трубку.

В гнезде аиста на трубе что-то зашуршало. Я притих. «Неужели аист прилетел», – подумал я.

– Помогите, – услышал я из гнезда.

Я вскочил, подтянулся за край трубы, забрался на нее и заглянул в гнездо. Там, свернувшись эмбрионом, лежала голая девушка. Она мелко дрожала от холода и стучала зубами.

– Эй, ты откуда здесь взялась? – я осторожно тронул ее за плечо.

Она поднялась на ноги, не стесняясь наготы.

– Я не помню.

– Вылезай давай, замерзла же совсем.

Я помог ей выбраться из гнезда и спуститься по лестнице вниз.

– Как тебя зовут?

– Эмма.

– Как ты сюда попала, Эмма, почему ты голая?

– Я не знаю, я не помню, – ответила Эмма и потеряла сознание.

Я успел подхватить ее на руки и удивился, насколько она была легкой. Почти невесомая.

Занес Эмму в дом и положил на свою кровать. Нужно было накрыть ее чем-нибудь, согреть, но я стоял как вкопанный и смотрел на ее почти совершенное, если бы не маленькая грудь, тело.

– Это кто? – Степа встал с кровати, подошел и тоже уставился на девушку.

– Не знаю, я ее в гнезде на крыше нашел.

– Где?

– В гнезде!

– Что за бред?

– Степ, я сейчас понимаю не больше твоего.

Я услышал, как кто-то постучал в окно.

– Я видел, я все видел, – услышали мы голос Гриши. – Я видел, как он занес ее в дом. Она из ямы. Это конец!

Эмма открыла глаза. В этот момент оконное стекло разлетелось вдребезги. Брошенный Гришей кусок кирпича просвистел у меня над головой.

– Сука, придурок! – крикнул я.

«Бум-бум», – раздалось со стороны ямы.

– Ты это слышал? – спросил Степа.

– Слышал!

– Что это?

– Я не знаю, Степ.

– Это яма вас зовет, – Эмма встала с кровати и смотрела куда-то мимо нас.

Мы с Гришей посмотрели друг на друга.

– Девушка, вы прилягте, не волнуйтесь, – Степа подошел к Эмме, но та подбежала ко мне, схватила за руку и шепотом на ухо сказала: «Бежим».

Не знаю почему, но я не смог ей сопротивляться, когда она вдруг рванула за дверь, увлекая меня за собой.

Как только мы выскочили наружу, я почувствовал, что земля под ногами ходит ходуном.

– Это конец, – спокойно сказала Эмма.

– Конец чего? О чем ты?

– Всего.

Я увидел, как из ямы в небо рванул огненный столб, и через мгновение нас бросило на землю ударной волной. Звука взрыва я не услышал. В голове звенело, как от контузии. Эмма трясла меня изо всех сил. Я еле поднялся на ноги.

– На крышу, на крышу, в гнездо! – кричала Эмма.

Из гнезда было видно, как расползается яма. Сначала она сожрала дом, где жил Гриша. Поселок трясло. Яма становилась все больше. Я видел, как Гриша бежит по картофельному полю в сторону старой деревни и понимал, что он не успеет. Яма походила на проголодавшегося зверя. Перед тем, как провалиться в яму, Гриша успел крикнуть: «Почему вы меня не слушали?». Я видел, как в яму провалился дом бабки Веры. Видел, как Чернова вышла на крыльцо с бутылкой коньяка в руках и, в этот момент яма добралась до нее. Последним в яму провалился дом Игната. Деревня сгинула.

Эмма держала меня за руку. Я не понимал, почему мне так спокойно. От того, что она рядом или от того, что уже ничего нельзя исправить.

Вместо поселка, вместо старой деревни и кладбища, везде насколько хватало взгляда, теперь была только извергающая пламя бездна. Она все ближе подбиралась к нашему дому. Когда до нас оставалось несколько метров, я вспомнил про Степу и дернулся было к лестнице, но Эмма меня остановила.

– Это бесполезно, – сказала она, – посмотри вокруг. Кроме нас ничего не осталось.

– Всё? – спросил я у нее.

– Все.

– Что дальше будет?

– Ничего не будет.

– Кто ты?

Эмма улыбнулась, поцеловала меня в губы.

– Кто-нибудь еще остался, кроме нас с тобой?

– Никого не осталось.

– Скажи, аист прилетит?

– Нет.