Читать книгу Стена Зулькарнайна - Гейдар Джахидович Джемаль - Страница 8

Еще раз об исламском проекте (интервью)
Исламский комитет России
Кризис

Оглавление

А. В чем заключается кризис человека и каковы эсхатологические знаки времени? 

Г.Д. Сущность кризиса Человека состоит в том, что он исчерпал свой онтологический ресурс. Этот ресурс исчерпан, потому что это энергетический резерв «глиняного человека», которого было бы достаточно в принципе на весь цикл исторического времени, если бы не было одной проблемы. Аллах добавил глиняному Адаму частицу от Своего духа. Как мы говорили выше, эта частица противостоит безграничной «глиняной» субстанции. Можно считать эту частицу своеобразной черной дырой в сплошном гомогенном поле субстанции или чистой возможности. Говоря фрейдистским языком, эта частица – «черная дыра» – есть травма, которой Аллах сознательно наделяет Адама, Своего первого посланника.

Адам не был первым человеком, потому что он был пророком Аллаха, который явился к «глиняным» людям Золотого века. Коранические тексты, в которых мы называемся потомками Адама, обращены только к уверовавшим единобожникам и имеют метафорическое значение. (Так, например, наша Умма иногда именуется «дети Мухаммада (САС)».)

Люди Золотого века в некотором количестве вняли посланничеству Адама, но подавляющее большинство не вняло. До этого посланничества «глиняный» человек был счастливым животным, имевшим внутри себя солнечное чувство неуязвимого бытия. Он не разделял себя и среду, не нуждался в языке, поскольку обладал звериной телепатией, скорее всего, обладал спонтанными магическими способностями. Люди Золотого века были кочевниками, без устали стремительно передвигались по планете, не имели иерархии и расслоения в своей среде. Можно сказать, что память о таких людях стала основой образа «белокурой бестии», который лег в основу германского романтизма и вдохновил национал-социализм.

А. Что принес Адам взамен райского существования?

Г.Д. Адам принес этим людям, даже тем, кто отверг его, опыт травмы. Люди Золотого века из «белокурых бестий» превратились в подлинных людей после явления к ним первого пророка. После этого возникло расслоение: сначала выделилась каста жрецов. Их задачей стало восстановление первочеловека, каким он был до начала миссии Адама. Они принялись «лечить» себя и остальное человечество от этой травмы – и лечат до сих пор!

Посмотрите на суть всех жреческих доктрин – все они призывают к возврату в Золотой век, к восстановлению изначального совершенства, к постижению бытия как незамутненного целого, к упразднению различения между субъектом и объектом в экстатическом опыте, который они объявляют единственной подлинной формой постижения истины. А доктрина пророков основана на прямо противоположном: «фуркан» – принцип различения.

Распад целостности древнего человечества продолжился и после выделения жрецов, остальное человечество разделилось на пассионариев-воинов и «работников физического труда», включая также и тех, кто занят посредническими функциями или производственным менеджментом. Наконец, из этих «физических» людей – «гиликов», как их называли гностики, – выделились уже совсем неприкаянные существа, соответствующие первичному пониманию слова «пролетариат»: те, кто могут быть использованы на самой грубой работе другими или вообще не годны ни для какой организованной деятельности.

Однако последнее разделение происходило в эпохи гораздо более поздние, чем Золотой век.

Травма, переданная человечеству через пророческую миссию (а также звучащий язык, которому Аллах научил Адама!), стала побудительной причиной организации общества. Первочеловек был в гармонии с космосом и не нуждался в защите от него, не знал, что такое холод, смерть и болезни, не подозревал об энтропии, а, возможно, преодолевал и гравитацию. Но те, кто услышали весть, исходящую из «черной дыры» – незримой частицы, противопоставленной ВСЕЙ РЕАЛЬНОСТИ – не могли уже больше жить как прежде, они отделились от космоса, и тот обрушился на них со всей безжалостной силой холодного и страшного объекта, всегда стремящегося к уничтожению всего, что не есть он сам.

А. В чем конечная цель?

Г.Д. Общество возникло – и существует по сей день! – как система выплаты «повинности», которую человечество платит Року, чтобы не быть уничтоженным, чтобы жить комфортно, принимая луну за уличный фонарь, а лужи – за недоработку муниципальных служб.

Что же человечество платит? У «белокурой бестии» этот вопрос не стоял: она не была данником внешней среды. В онтологическом ресурсе этого грандиозного, роскошного и бессмысленного существа, представлявшего собой до появления Адама тень Сатаны на Земле, и не было того, чем можно было платить энтропии, что могло бы компенсировать ледяную ярость межзвездного вакуума. Экзистенциальный человек (постбестиальный) несет в своем сердце виртуальную «черную дыру», поскольку он вовлечен в луч адамизма, хочет он этого или нет. (От адамизма удается избавиться только язычникам высокого посвящения, которые достигают состояния «мокша» – освобождения от травмы противостояния абсолюту.)

Эта «черная дыра», собственно говоря, есть его истинное «Я», его смертная душа здесь и теперь, залог его конечности в этом мире и, вместе с тем, сокровищница колоссальной свободы, которая проявляется в особой, неонтологической энергии. Образно говоря, – да и буквально тоже – это та энергия, которая позволяет приговоренному пожизненно к нечеловеческим условиям рабства или заключения каждый день подниматься с новыми силами, чтобы встретить вызов своей юдоли. Самое сильное и здоровое животное, находящееся в органическом симбиозе со своей средой, подохнет только от намека на те вызовы, которые человек переносит с безграничной стойкостью.

Вот что отбирает у нас общество – моральную энергию наших сердец, сок нашей внутренней свободы, само время, которое мы проводим на этой земле. И это не метафора: марксизм открыл, что эксплуатация превращает наше время в труд, создающий прибавочную стоимость. А политэкономия современной исламской мысли добавляет к этому учение о том, что общество стремится превратить все внутреннее время человека в разнообразное отчужденное от него классифицированное и оцененное время, которое становится внешним объектом, материальным артефактом. В раннем обществе межличностные отношения не были отчуждаемы и не превращались в объект. Отношения между коллегами, друзьями, соседями были практически особой формой протекания «внутреннего времени» их участников. В современном постиндустриальном социуме эти же самые отношения превращаются в разновидность товара, количественно оцениваемого объекта. Таким образом, общество как инфраструктура всё без остатка превращается в непрерывно возрастающий капитал, который для своего роста во всё возрастающей степени должен пожирать всё внутреннее время как можно большего числа своих членов, и одновременно повышать капитализацию этого временного ресурса, то есть делать отчуждаемое внутреннее время каждого более дорогим.

А. Это то, что принято называть прогрессом?

Г.Д. Да, для камуфляжа этот процесс называется «прогрессом», хотя в действительности речь идет о стремительном экспонентальном росте эксплуатабельности членов общества. Чем выше капитализировано их время, чем большее количество оценочных единиц можно с них снять, переводя их жизнь во внешний обсчитываемый объект, тем более развитыми современными адаптированными к цивилизации эти члены общества считаются.

На определенном этапе демократические процедуры – партии, парламент, выборы – повышают капитализацию двуногих баранов, стимулируют эксплуатабельность.

Но этого допинга хватает лет на сто-двести. Сегодня демократией нельзя добиться, чтобы типовой яппи с Уолл-стрита или Сити был более ценен и давал больше шерсти, чем раньше. Современный человек в наиболее продвинутых участках мирового мегаполиса достиг предела социализации. Сохранение демсвобод, не говоря уже об их расширении, ничего не добавит ему как объекту эксплуатации и опасно повлияет на возможности недостаточно «социализированных» противостоять катку прессинга и отчуждения.

Поэтому методы завтрашней олигархии – начиная уже с сегодняшнего дня! – будут методами США в Ираке и Афганистане, методами России в Чечне, методами Каримова в Андижане. Мы стоим на пороге создания глобальной полицейской империи, где официальное и криминальное не будут, наконец-то, различаться даже по форме.

Это и есть внешние эсхатологические приметы кризиса человека: глобализм, все ширящаяся война с «международным терроризмом», который организуется и производится имперскими спецслужбами или зависящими от них преступными сообществами, которые давно превратились в неформальный резерв государственных силовых структур.

А. Поскольку альтернативный вариант неизбежно следует из концепции исламской антропологии, опишите ее апологетику.

Г.Д. С точки зрения этой антропологии, кризис человека является отражением и следствием более фундаментального кризиса бытия и связанного с этим первичным кризисом кризиса сознания.

Кризисы бытия и сознания острейшим образом переплетены: сознание огромного большинства людей, как мы упоминали выше, проникнуто онтологизмом, культом бытия, по отношению к которому сознание позиционирует себя как внешнее отражение. В действительности, именно сознание является организующей точкой сборки, которая обладает интерпретационной силой и которая, благодаря своей независимости от бытия превращает хаос в порядок. Кант пессимистически относился к возможности познания внешнего мира, так и не сделав необходимого шага к пониманию того, что ноумен находится не за пределами человеческого восприятия, а является предварительным условием существования такового. Ноумен есть «черная дыра», в которой воплощается частица духа Божьего, и эта «черная дыра» работает как амальгама с обратной стороны зеркала, благодаря которой возможно отражение. Ноумен именно потому и не воспринимается в рамках перцепции, что является условием самой перцепции.

Однако, вся философия и метафизика, от Платона до фараоновских жрецов, индийских риши и мудрецов даосского Китая, помещает ноумен в объективном мире, а субъект рассматривает как простую инверсию объекта. На традиционном Востоке такое метафизическое сознание давно вступило в полосу кризиса, а на Западе проявлением крушения этого сакрального реализма стал современный постмодернизм.

Конечно, корни кризиса метафизически еще глубже.

Онтологический реализм унаследован экзистенциальным человеком от «белокурой бестии» Золотого века. Рано или поздно практика общества, сосущего компенсаторную энергию против энтропии из «черных дыр» индивидуальных существований, и практика сознания, основанного стихийно на визионерском образе Золотого века, должны прийти в неразрешимое противоречие, заложником которого и точкой слома оказывается именно фактический человек как данник общества и, вместе с тем, пассивный носитель сознания.

Трещины, разбегающиеся от этого места слома змеятся как по социальной ткани – конфликт, оппозиция, раскол, так и по биологической – вырождение, исчезновение либидо, революция мутантов (геев), расизм и пр. Все эти черты также относятся к знакам времени и, несомненно, войдут составной частью в постиндустриальную эру, где Ислам должен играть центральную роль корректора и провозвестника нового контронтологического сознания (проявления на человеческом уровне Божественного мышления, свободного от ошибок), приход которого нам обещан откровением нашего Пророка Мухаммада (САС) и за которое мы боремся с куфром уже четырнадцать столетий.

Стена Зулькарнайна

Подняться наверх