Читать книгу Заколдованная Элла - Гейл Карсон Ливайн - Страница 2

…Оставив безутешного мужа и дочь…

Наш долг – поддержать их, – закончил верховный советник Томас свою нудную речь, которая затянулась на битый час. Иногда в речи упоминалась и мама. По крайней мере, часто звучали слова «леди Элеонора», однако ее описание – «заботливая мать, преданная супруга, верная гражданка своей страны» – скорее подошло бы самому верховному советнику, а не маме, с поправкой на мужской род, конечно. Говорилось в речи и о смерти, но куда больше – о службе на благо Киррии и ее правителей, короля Джеррольда, принца Чарманта и всей королевской семьи.

Отец взял меня за руку. Ладонь у него была влажная и горячая, словно болото с гидрой. Я очень жалела, что мне не позволили стоять рядом с Мэнди и остальными слугами.

Я высвободилась и отодвинулась на шаг. Отец подошел ближе и снова взял меня за руку.

Мамин гроб был из полированного красного дерева с резными узорами, изображавшими фей и эльфов. Вот только феи не могли выпорхнуть из деревянных завитушек и оживить маму своими чарами. А еще – вот бы кто-нибудь из них отправил отца куда подальше. А может быть, все это было по силам моей фее-крестной – если бы я знала, где ее искать!

Когда верховный советник наконец замолчал, я должна была закрыть гроб, чтобы маму опустили в могилу, – мне это поручили. Отец положил руки мне на плечи и вытолкнул меня вперед.

Губы у мамы были сурово сжаты – при жизни она так никогда не делала. И лицо стало пустое, и это было ужасно. Но еще хуже было слышать, как скрипнула крышка гроба, когда я ее опустила, и как она сухо защелкнулась. И думать о том, что маму убрали в ящик, словно ненужный хлам.

Весь день я сдерживала слезы, а теперь они прорвались наружу. При всей королевской свите я ревела, будто младенец, и не могла остановиться.

Отец прижал меня к груди. Наверное, со стороны казалось, будто он меня утешает, но на самом деле он просто хотел заглушить неприличный вой, а вой не заглушался. Тогда отец выпустил меня. И приказал резким шепотом:

– Вон отсюда. Вернешься, когда сможешь держать себя в руках.

Впервые в жизни я была рада послушаться. И бросилась бежать. Наступила на подол тяжелого черного платья и упала. Никто не успел броситься мне на помощь, я вскочила и снова кинулась бежать – ладонь и коленка горели огнем.

Самым большим деревом на кладбище была плакучая ива – дерево скорби. Я продралась сквозь завесу ветвей и бросилась на землю, судорожно всхлипывая.

Все говорили, мол, я потеряла маму, но ведь мама не потерялась. Просто ее больше нет, и сколько бы я ее ни искала – в другом городе, в другой стране, в Гномьих Пещерах или в Царстве Фей, – я ее не найду.

Мы больше никогда не поговорим, не посмеемся вместе. Не пойдем купаться в реку Люцарно. Не будем кататься по перилам, не станем дурачить Берту. Да мало ли что…

Когда слезы иссякли, я села. Платье спереди было уже не из черного шелка, а из бурой грязи.

Как сказала бы Мэнди, я представляла собой роскошное зрелище.

Сколько прошло времени? Надо вернуться. Отец мне велел, и проклятие настырно тянуло меня послушаться.

За стеной из ветвей, окружавшей мое убежище, стоял принц Чармант и читал надпись на каком-то надгробии. Я впервые в жизни видела принца вблизи. Неужели он слышал мой рев?

Принц был всего на два года старше меня, но гораздо выше и стоял совсем как его отец – расставив ноги и сложив руки за спиной, будто на смотру, когда мимо шагала вся страна. И лицом он был похож на отца, хотя резкие черты Джеррольда во внешности сына проявлялись гораздо мягче. У обоих были рыжеватые кудри и смуглая кожа. Короля я вообще никогда не видела вблизи и не знала, есть ли у него на носу веснушки – редкость при таком цвете лица.

– Дальний родственник, – пояснил принц, показав на надгробие. – Никогда его не любил. А твою маму я любил. – Он двинулся обратно к ее могиле.

Надо ли мне идти за ним? Или мне полагается держаться от королевской особы на почтительном расстоянии?

Я пошла с ним рядом, – правда, между нами могла проехать карета. Принц подошел поближе. Тут я обнаружила, что он тоже плакал, только не падал, а потому не перемазался.

– Зови меня Чар, – вдруг сказал принц. – Меня все так называют.

Неужели и мне можно?! Мы пошли дальше, не говоря ни слова.

– Отец тоже называет меня Чар, – добавил принц.

Сам король!

– Благодарю вас, – сказала я.

– Спасибо тебе, Чар, – поправил принц. И продолжил: – Твоя мама умела меня насмешить. Один раз на приеме советник Томас произносил речь. Он говорил, а твоя мама вертела в руках салфетку. Я наблюдал за ней, пока твой отец не смял салфетку. В руках твоей мамы из салфетки получился профиль советника с открытым ртом и выпяченным подбородком. Ну точь-в-точь Томас, только голубенький и тряпичный. Пришлось остаться без обеда – надо было убежать куда-нибудь и как следует просмеяться.

Мы прошли уже полдороги. Начинался дождь. Вдали, у маминой могилы, маячила маленькая фигурка. Отец.

– Куда все делись? – спросила я Чара.

– Разошлись еще до того, как я отправился тебя искать, – ответил он. – Ты хотела, чтобы они тебя дождались? – встревоженно спросил он, словно ему пришло в голову, будто он должен был их задержать.

– Нет, конечно, я хотела, чтобы никто меня не ждал, – сказала я: вот было бы хорошо, если бы и отец ушел со всеми.

– Я все про тебя знаю, – объявил Чар еще через несколько шагов.

– Правда? Откуда?

– Наша кухарка встречается с вашей кухаркой на рынке. И перемывают нам кости. – Он покосился на меня. – А ты – ты много обо мне знаешь?

– Нет. – Мэнди никогда ничего не говорила. – А ты?

– А я знаю, что ты умеешь подражать чужим повадкам, прямо как леди Элеонора. Один раз ты передразнила вашего старшего лакея, так он сам не понял, ты это или он. Ты сочиняешь волшебные сказки и вечно все роняешь и обо все спотыкаешься. А однажды разбила целый сервиз.

– Я поскользнулась на льду!

– На колотом льду, который сама же и рассыпала. – Он засмеялся. И смех этот был добрый – не надо мной, а над смешной историей.

– Случайно! – возмутилась я. Но тоже улыбнулась – дрожащей улыбкой, ведь я совсем недавно плакала.

Мы дошли до отца, он поклонился:

– Благодарю вас, ваше высочество, что вы составили компанию моей дочери.

Чар поклонился в ответ.

– Пойдем, Элеонора, – сказал отец.

Элеонора… Меня в жизни не называли полным именем. Элеонора – это мама. И всегда будет мама.

– Элла. Я Элла, – сказала я.

– Ну, Элла так Элла. Пойдем, Элла.

Он еще раз поклонился принцу Чарманту и забрался в карету.

Мне пора было идти. Чар подсадил меня. Я не знала, как положено – дать ему руку или позволить поддержать под локоть. В итоге он взял меня выше локтя, а мне пришлось другой рукой схватиться за дверцу кареты, чтобы не упасть. А когда Чар закрыл дверцу, я подобрала юбку – и раздался громкий треск. Отец поморщился. Я посмотрела в окно и увидела, что Чар опять смеется. Поглядела на юбку – на шесть дюймов выше подола красовалась огромная дыра. Даже Берта нипочем не сумеет зашить ее так, чтобы не было видно.

Я отодвинулась подальше от отца. Он уставился в окно.

– Хорошо получилось. Весь Фрелл пришел – по крайней мере, все заметные люди, – проговорил он, словно речь шла не о маминых похоронах, а о бале или турнире.

– Ничего хорошего. Было ужасно, – буркнула я. Разве мамины похороны могут быть хорошими?

– Принц к тебе благоволит.

– Он любил маму.

– Твоя мать была красавица. – В его голосе прозвучало сожаление. – Печально, что ее больше нет.

Натан щелкнул кнутом, и карета тронулась.