Читать книгу Переговорщики – мир по-нашему - Глеб Дибернин - Страница 3

Глава 3: А вы нам газ, а мы вам борщ!

Оглавление

На одиннадцатый день переговоров атмосфера в Женеве была настолько густой, что её можно было мазать на бутерброд. В воздухе повисла одна простая мысль: «Пора говорить о деньгах. Или хотя бы о газе».

Ингрид Свенссон, вооружённая новой папкой с надписью "Экономика: не пугайтесь, всё под контролем", встала у доски:

– Сегодня обсуждаем энергетическое взаимодействие. Конкретно – газ, транзит, поставки, цены, компенсации. Просьба без частушек, салатов и музыкальных вставок. Сегодня – только цифры.

Геннадий Петрович уже раскладывал перед собой файлы. Серьёзный, как отчёт о неполученных дивидендах.

Степан Васильевич ничего не раскладывал. Он просто достал кастрюлю борща и поставил её в центр стола.

– Это что? – ахнула Ингрид.

– Это – наш вклад в энергетику, – сказал Степан. – Он греет душу, наполняет желудок и уважается даже теми, кто к нам относится «нейтрально».

– Мы про газ, Степан! Газ! – устало напомнила Ингрид.

– А мы – про борщ. Он тоже горячий. Он тоже стратегический ресурс. А с точки зрения влияния на население – вообще ядерный.

Алекс-ТикТок подхватил:

– Я снял уже три видео, где борщ побеждает санкции. Одно из них – с эффектом “дымящегося лба” набрало сто тысяч лайков за два часа!

Олег Аркадьевич вмешался:

– Мы не против борща. Но давайте так: вы – борщ, мы – газ. Всё честно. Продукт на продукт. Национальный обмен. Без посредников.

– Борщ на газ? – переспросил Степан. – Это что, новый бартерный союз? Сколько литров на кубометр?

– Всё можно пересчитать, – вмешался Игорь Вениаминович, доставая калькулятор. – Средний украинский борщ – 0.9 литра, калорийность – 150 ккал. Один кубометр газа – 10 кВт⋅ч. Значит, если…

– Стоп! – закричала Ингрид. – Мы не будем измерять газ в борщах!

– А почему нет? – обиделся Степан. – У нас вся экономика на борще! Он входит в ВВП как моральный стабилизатор!

– Так, – сказал Геннадий. – Я предлагаю по-другому. Мы поставляем газ. Вы – культурный пакет.

– Какой ещё пакет? – прищурился Степан.

– Вы поставляете песни, костюмы, борщ, вербу, вышиванку, бутылку самогона – по соглашению.

– А гарантия?

– Мы даём вам табличку “Газ подключён с любовью”. А если вы нарушаете условия – табличку переворачиваем.

– А если вы не платите? – Степан прищурился. – Мы вам тогда что, кисель нальём вместо борща?

– Именно! – кивнул Геннадий. – Вся система будет работать по принципу гастрономического давления.

Тут в разговор вмешалась Тамара Ивановна:

– Дети мои. Вы обсуждаете еду, как будто это нефть. Но вы забыли, что еда – это святое. Если вы начнёте торговать борщом, он обидится и перестанет быть вкусным.

– Мы не торгуем, – возразил Степан. – Мы обмениваемся! Это возврат культурных долгов!

– А рецептура у вас, между прочим, украдена! – не выдержал Алекс. – У нас есть видео от 1991 года, где бабушка Геннадию рассказывает, как правильно варить. Он кивает – это доказательство передачи технологий!

– А у нас есть переписка времён Петра Первого, – парировал Геннадий. – Там указано: «вкусный борщ ели в подмосковной избе». Архив есть, пусть даже он написан карандашом на иконе.

– Хватит! – крикнула Ингрид. – Мы должны подписать соглашение!

– Тогда так, – сказал Геннадий. – Мы согласны на газ, если вы признаёте, что борщ – общеславянский, но с российскими корнями.

– Никогда! – закричал Степан. – Мы согласны на газ, если вы признаёте, что борщ – украинский, но временно используется по лицензии.

– А если мы напишем: «Борщ – наш общий друг»? – предложил Янек. – Без географии. Просто друг.

Тишина. Даже самовар замолчал.

– Это звучит… разумно, – медленно сказал Геннадий.

– Если борщ – друг, значит, мы не делим друга. Мы просто… едим его вместе, – заключил Степан.

Так родилась первая Гастрономическая декларация взаимопонимания, в которой стороны согласились, что: борщ – не территория, газ – не соус, бартер возможен, но по душевной шкале, авторство рецепта – дело совести, кетчуп – всё равно вне закона.

Документ подписали. Алекс снял сторис. Тамара на радостях поставила кастрюлю борща в центр зала, как символ мира. Дональд Стивенсон сфотографировал это и подписал: “Diplomacy tastes better with potatoes.”

– Итак, – торжественно сказала Ингрид Свенссон, – теперь, когда мы согласились, что борщ – не предмет захвата, а символ братства, пора поговорить о самом важном: оплате и транзите.

Геннадий Петрович вытащил из портфеля папку с надписью: «ГАЗ. Формула. Жёстко, но с улыбкой». Он был настроен серьёзно. Даже слишком – на нём был галстук с атомами метана и цитатой Менделеева.

– Мы готовы предложить следующие условия, – начал он. – Кубометр по формуле, включающей европейский индекс, поправку на температуру, коэффициент флюидности и, по инициативе Тамары Ивановны, – скидку за вежливость.

– Как это работает? – удивилась Ингрид.

– Ну вот, смотрите. Если во время обсуждения делегация не перебивает, не делает пассивных агрессивных замечаний и приносит пирожки – минус 5%.

Степан Васильевич хмыкнул:

– А если мы дважды в день поём “Щедрик”?

– Это уже дипломатическое давление. Плюс 7%.

– А если мы не поём, но улыбаемся и зовём на свадьбу кузена?

– Нейтрально. Без скидок.

Олег Аркадьевич добавил:

– Мы также рассматриваем оплату борщом, но тут требуется уточнение: объём – в литрах, качество – по шкале “наваристости”, подтверждение – дегустационная комиссия.

– А где она, комиссия эта? – уточнил Степан.

– Мы уже создали рабочую группу: Тамара Ивановна, турецкий наблюдатель и швейцарский бариста. Они – независимы, неангажированы и голодны.

Тут вмешался Алекс-ТикТок:

– А можно платить лайками? У меня аудитория, влияние, люди доверяют. Один сторис с хэштегом “газ за борщ” – и у вас миллионы просмотров. Это ведь тоже валюта!

– Да мы как-то предпочитаем, чтоб валюту можно было жевать, – заметил Игорь Вениаминович.

– А я считаю, – заявил Янек Ковальский, – что мы должны ввести единообразный гастробартер. Например: один литр борща = 10 киловатт тепла; пирожок с картошкой = мелкий технический ремонт; вареник с вишней = бонус в виде Wi-Fi; чеснок = штраф за перебои.

Ингрид записывала это с лицом человека, который знает, что этот документ когда-нибудь попадёт в архив ООН.

– Подождите, – нахмурился Степан. – А как быть с доставкой? Борщ же портится!

– Поэтому, – радостно подал голос Геннадий, – предлагается формат “борщ в сухом виде”. Кубики. Борщ-концентрат. Порошковый брат культурного наследия.

– Это же кощунство! – вскочила Тамара Ивановна. – У вас что, суп – это просто тёплая вода с ароматом? Настоящий борщ – как чувства: их нельзя растворять!

– Тогда вам придётся наладить борщевую логистику, – парировал Олег. – Рейсы, упаковка, термосы.

– Мы предлагаем контейнеры на доверии, – Степан не сдавался. – Кастрюли под опечатыванием. Таможня пробует – если вкусно, пропускает.

Ингрид захлопнула папку.

– Так. Сводим всё. Мы имеем: газ с поправкой на вежливость, оплату борщом – но только в литрах, с комиссией, бонусы пирожками, санкции – за кетчуп и борщ из порошка, спорный вопрос по транзиту – всё ещё обсуждается.

– И один философский, – сказал Алекс. – А можно ли перевести “чистую совесть” в рубли?

– Нельзя, – строго сказал Геннадий. – Но можно в пирожки.

– Уточнение: в тёплые, мягкие и с луком, – добавила Тамара.

– А что насчёт долгов? – спросила Ингрид.

– Борщ долга не прощает, – сказал Степан. – Он напоминает. Особенно если настоялся.

– Газ тоже, – ответил Геннадий. – Если не платите – давление падает. В буквальном и переносном смысле.

– Тогда, – сказала Ингрид, – я предлагаю включить это в документ как “взаимную температурную зависимость”.

– Звучит как роман, – заметил Янек.

– Так это и есть, – кивнула Ингрид. – Международные отношения – это брак, где вместо колец – кастрюли и газовые баллоны.

Именно так была подписана вторая часть соглашения – “Энергетическое меню мира”, в котором был указан бартерный коэффициент «борщ:газ» и отдельный пункт: «Любые расчёты кетчупом – недействительны.»

На утро двенадцатого дня переговоров в зале чувствовалась необычная тишина. Даже самовар на столе покашливал уважительно.

Ингрид Свенссон вошла с особенным сиянием в глазах – её дипломатический инстинкт подсказывал: сегодня можно попробовать сотворить нечто общее. Что-то объединяющее, питательное и… желательно, съедобное.

– Коллеги, – начала она, – у меня предложение. Давайте создадим совместное блюдо.

– Что, как в ресторане? – насторожился Олег Аркадьевич.

– Как в договоре! – уточнила Ингрид. – Только вместо подписей – ингредиенты. Вместо спорных пунктов – специи. А итог – одно общее блюдо, которое символизирует наш союз.

– Это как салат дружбы? – уточнил Алекс-ТикТок, уже держа в руках смартфон.

– Нет, салат дружбы – это когда всё мешают без логики и потом всем стыдно.


Я предлагаю – суп. Солянку.

Молчание.

Геннадий Петрович опасливо поднял бровь:

– Солянка? Это… как бы сказать… уже не блюдо, а международный вызов. У нас даже в России по регионам ссорятся, кто туда кладёт лимон, а кто – капусту.

– Вот и отлично! – оживилась Ингрид. – Пусть каждая сторона внесёт по одному ингредиенту, который символизирует её вклад в мир. И в кастрюлю.

– А если кто-то внесёт капусту? – хмуро спросил Степан Васильевич. – Я предупреждаю: капуста в солянке – это как НАТО на пикнике. Всё испортит.

– Сначала утверждаем регламент, – вступил Олег. – Один ингредиент – одна идея. Без повтора. Без “тайного лука”!

Ингрид достала флипчарт. На нём было написано: рецепт Единой Солянки. Россия – солёные огурцы (традиция, консервация, устойчивость). Украина – копчёная колбаса (аромат свободы, острота мнения). Турция – лимон (баланс вкуса, неожиданность, нейтральность). Польша – оливки (европейская структура, иногда раздражают, но без них не тот вкус). Швеция – картофель (основа стабильности, легко усваивается). США (Дональд Стивенсон) – вустерширский соус (никто не знает зачем, но без него вроде чего-то не хватает). Тамара Ивановна – лавровый лист (опыт, мудрость, не съедобно, но необходимо).

– А что вы, Ингрид, внесёте? – спросил Алекс.

– Я? Ложку. Без неё никто это не попробует.

Все зааплодировали.

Но как только дело дошло до варки, началась катастрофа.

Степан, увидев капусту на столе, закричал:

– Это кто принёс? Кто капусту сунул в святую кастрюлю?

– Это не капуста! – отозвался Янек. – Это «мелко нарезанная нейтральность»!

– Капуста – это мягкая провокация! – воскликнул Геннадий. – Её добавляют, когда хотят испортить традицию!

– А кто сунул туда два лавровых листа?! – вскочила Тамара. – Это перебор! Это как два наблюдателя от ОБСЕ – толку никакого, а аромат уже не тот!

Алекс, продолжая снимать, озвучивал происходящее, как спортивный комментатор:

– Итак, украинская делегация протестует против овощной экспансии! Российская делегация утверждает, что борщ справился бы и без капусты, но не солянка! Тамара Ивановна уходит в оппозицию к бульону!

– А у нас вообще аллергия на оливки! – закричал Олег, отодвигая миску.

– Оливки – это символ ЕС! – обиделся Янек. – Их можно не любить, но в супе они есть!

– Кто положил кетчуп?! – раздался крик из глубины кастрюли.

Молчание. Все повернулись к Алексу.

– Это был эффект, – виновато сказал он. – Красиво на видео. Как лавина страсти.

Секунду спустя кастрюля была спасена. Кетчуп выловили. Капусту – тоже. Лавровый лист оставили. Оливки – обсудили. Бульон – проголосовали большинством.

– Всё, – объявила Ингрид. – Мы сварили первую в мире международную солянку по консенсусу. Не идеальная. Но наша.

Каждый попробовал по ложке. Улыбнулись. Даже Геннадий сказал:

– Ну, капуста бы подошла…

– Не начинай! – одновременно сказали все.

И в этот момент что-то изменилось. Вкус супа напомнил о главном: не бывает идеальных рецептов. Но если варить вместе – всегда выходит съедобно.

После триумфа солянки – а именно того момента, когда даже Геннадий втайне налил себе добавку – в воздухе повисла не просто еда, а надежда.

Ингрид Свенссон встала, вытерла ложку о протокол и сказала:

– Коллеги, мы только что сделали невозможное. Мы сварили международный суп. Не отравились. Не поссорились. Даже съели.

Все захлопали. Даже турецкий наблюдатель сделал знак в воздухе, означающий “вкусно, но непонятно”.

– И теперь, – продолжила Ингрид, – я предлагаю создать «Поваренную книгу мира». Один том. Все нации. Без споров. С рецептами, в которых – не только кухня, но и душа.

– Идея неплохая, – осторожно заметил Олег Аркадьевич, – но кто будет главным редактором? Мы все не в состоянии договориться даже о температуре кипения.

– У нас будет коллективный подход. Без цензуры. Каждая страна даёт один рецепт – с историей. И пояснением, как это связано с миром.

Алекс-ТикТок уже записывал:

– А можно формат: название, состав, философия, TikTok-версия и мем?

– Только если без кетчупа, – вставила Тамара Ивановна строго.

Янек взял бумагу и быстро накидал пример: блюдо: Селёдка под шубой; страна: Польша (в гостях у соседей); философия: Иногда то, что сверху – не отражает сути; история: Родилась в споре между тёщей и демократией; мирная функция: Объединяет людей, делящих одну вилку.

– Вот это – уже дипломатия! – восхитилась Ингрид. – Еда как анекдот, но со смыслом!

Геннадий Петрович задумался:

– Хорошо, допустим. Я предложу щи. Простые. Без изысков. Без претензий. Как гражданский нейтралитет.

– Только без капусты! – среагировал Степан Васильевич. – Мы на этом уже сегодня прогорели.

– Щи без капусты – это просто грустная вода! – возмутился Геннадий. – А тогда и мир без контекста – пустая болтовня!

– И всё же, – вмешалась Ингрид, – мы столкнулись с проблемой.

Все напряглись.

– Мы должны написать историю каждого блюда. А значит… начнётся спор о происхождении.

– Уже начался! – крикнул Алекс. – У меня есть видео, где бабушка с Ужгорода готовит борщ в гуцульском стиле. Под ним комментарии: “Это из Тулы!”

– У нас есть музей, где пирожки официально признаны достоянием советского народного строительства! – возразил Геннадий.

– А у нас пирожки подают в Лондоне как “украинские hand-pies” – с уклоном в крафт! – вмешался Степан.

– Что, если не указывать страну, а просто писать: “рецепт передан с любовью через границу” ? – предложила Ингрид.

– Нет! – почти хором закричали все.

– Указывать! Иначе потом опять будет: "А вот это блюдо кто придумал?" – Геннадий аж покраснел.

– А может, укажем несколько стран? – дипломатично вставил Янек. – Например, “вареники: коллективная мудрость Восточной Европы с оттенком латентной обиды”.

– Или “оливье: бывшая имперская салатная модель, адаптированная под нынешние реалии”. – добавил Алекс.

Вспыхнула живая дискуссия:

– А где родился хрен?


– Кто первым жарил лук?


– Как назвать сырники, чтобы не было войны?


– Можно ли использовать слово «настоящий» без санкций?

Тамара Ивановна хлопнула по столу ложкой:

– Если мы не можем договориться, чья капуста, то какая же мы кухня мира?

И тут неожиданно заговорил швейцарский бармен, который до этого момента молча разливал чай:

– У нас в Швейцарии три языка, четыре кухни и сорок два вида сыра. И мы всё это кладём в один фондю. Не спорим, чьё. Главное – не обжечься.

Тишина. Все переварили. Не фондю. Мысль.

– Так и запишем, – кивнула Ингрид. – “Если не можешь определить, чей рецепт – значит, он общий.”

Так было решено: поваренная книга мира будет коллективной; в графе “происхождение” указывать максимум: «долго варилось»; фотографии только с одобрения всех сторон; бБез кетчупа. Даже в примечаниях; история блюд – в форме сказок, а не хронологии.

И Алекс уже начал снимать сторис: «Когда блюда перестают спорить, люди начинают слушать. #ДипломатияСъедобна».

После солянки, шуток и споров о рецептах делегации решили закрепить достигнутое не просто бумагами, а выпечкой.

– Мы уже варили, мы уже ели, теперь пора печь! – торжественно сказала Ингрид Свенссон, достав из-за кулис мини-печь с логотипом ООН. – Сегодня мы испечём Пирог Единства.

Тишина. Лёгкое напряжение. Кто-то тихо шепнул: “Главное, чтобы не сгорел, как прошлый договор.”

– Каждый положит один ингредиент, – объяснила Ингрид. – Никаких сольных партий. Только общий вклад. Один пирог – одна планета.

– Сладкий или солёный? – осторожно уточнил Олег Аркадьевич.

– Пусть будет нейтральный, – сказала Ингрид. – Как сама Швейцария.

Началась подготовка. Всё выглядело идеально:


– мука – общая;


– вода – из кулера ООН;


– соль – дипломатическая, с дозатором;


– яйца – подписаны фломастером, чтобы не спорить, чьи.

Каждая делегация получила миску.

Россия внесла гречку – как символ стабильности, простоты и «нашего, с детства». Украина добавила вишню – «чтобы кисло-сладко, как жизнь». Польша – кусочек белого хлеба, как «смысл нормального завтрака». Турция – специи, непонятные, но пахнущие Востоком. США – маршмеллоу. Никто не понял зачем, но они везде суют маршмеллоу. Швеция – немного сельди. Солёной. Потому что без неё «невозможно почувствовать север». И вот всё было почти готово. Но тут началось… самодеятельное вмешательство.

Геннадий Петрович, когда все отвернулись, бросил немного укропа – «для наивной свежести».


Степан Васильевич добавил перец чили – «чтобы щипало, но не обжигало».


Тамара Ивановна всыпала чуть-чуть соды – «чтобы взошло, как в старые добрые времена».


Янек добавил чайную ложку майонеза, объяснив: – "Это, как компромисс – не видно, но чувствуется."


Алекс подсунул конфетти – “чтобы красиво на срезе”.

Ингрид что-то подозревала.

– Надеюсь, все положили ровно то, что заявляли, – сказала она, начиная замешивать тесто.

– Да-да! – хором ответили все, делая вид, что не прикасаются к контрабандной паприке.

Пирог был отправлен в печь.

40 минут ожидания. Все сидели, как студенты перед экзаменом. Даже самовар отошёл от стола, будто не хотел нести ответственность.

Пирог вздулся. Подрумянился. Выглядел… мощно.

– Это же дипломатическая булка века, – прошептал Алекс.

Пирог вынули. Поставили на стол. Разрезали.

И тут все увидели:


– внутри он был фиолетового цвета;


– с запахом, напоминающим одновременно борщ, рыбу, ваниль и… аэрозоль;


– с текстурой, как у переваренного манго;


– и послевкусием, которое лучше не анализировать.

– Ну… это… уникально, – дипломатично сказала Ингрид, отламывая микроскопический кусочек.

Первым рискнул Геннадий. Он взял, пожевал… и замер. Потом Степан. Потом Янек. Потом Тамара.

Реакции были одинаковыми:


– выражение лица, как у ребёнка, которому вместо мороженого дали горячую селёдку;


– внутренний монолог: «Я не признаю, что это невкусно, потому что вложил туда душу.»


– попытка запить чаем, но чай стал сладко-солёным от испарений пирога.

Только Алекс был счастлив. Он сказал:

– Это гениально. Это как метафора! Пирог, в который все вложили себя, стал… слишком собой. Он перестал быть пирогом. Он – декларация!

Тамара вздохнула:

– Раньше всё проще было. Вареники. Борщ. Чай. А теперь – символы, формы, философия…

– Символизм съедобного – главный тренд дипломатии, – вставила Ингрид. – И пусть пирог несъедобен, зато он подписан всеми сердцами.

Олег обвёл глазами стол и заметил:

– Знаете, а ведь это лучше любого протокола. Мы впервые все сделали что-то вместе. Пусть ужасное – но вместе.

– И это уже шаг к миру, – согласился Янек.

Пирог отправили в холодильник. В знак того, что даже самые спорные идеи можно… ну, хотя бы охладить.

На последней странице отчёта Ингрид написала:

«Мир – это пирог, испечённый на сомнительном тесте, но с честным желанием накормить».


Переговорщики – мир по-нашему

Подняться наверх