Читать книгу Из записок господина N - Глеб Карпинский - Страница 12

Анна была старше меня. Мне нравилась ее стройность. Ах, эти ножки, ах эти глазки! Когда она надевала юбку и колготки со стрелками, а каблучки задорно отбивали по асфальту барабанную дробь, мужчины оборачивались, ловя каждое движение играющих на ходу ягодиц этой женщины. «Ну, где ты, мой достойный рыцарь?» – читалось в этих движениях. Мужчины терялись и, порою боясь разочаровать такую женщину, без боя отступали. Правда, у нее был горе-любовник Дима, какой-то военный из спецслужб. На протяжении двенадцати лет они встречались редко, но бурно. Обычно в кураже безвылазного запоя приползал он к ней и брал хамской, напористой страстью, а потом опять исчезал на месяцы в своих вечных командировках. Анна ждала, тосковала, ревновала к «горячим» точкам и каждый раз клялась, что больше не отпустит его при следующей встрече. Потом они поссорились окончательно. Однажды он проговорился, что был в плену и принял мусульманство, но ни о чем не жалеет. Он умолял Анну подобрать ему еще подругу и жить втроем. Она была в истерике, кричала, что это не мусульманство, а бл… тво.

Анна была обаятельной. Конкуренция в сфере услуг научила чувствовать настроение клиента и делать все от себя зависящее, чтобы клиент оставался довольным. Когда я зашел в салон красоты, волосы у меня спускались до земли. Я был одет в поношенную солдатскую форму, босой, с отрешенным, блуждающим взглядом. Парень с бейджиком «Питер» долго просматривал журнал записи и, найдя мое имя, поморщился. Всем своим видом он показывал пренебрежительное отношение ко мне, и еще немного и я бы ушел прочь, хотя уровень салона не позволял отказывать клиентам со странностями.

– Здравствуйте, – Анна вышла из зала и вежливо улыбнулась.

Вряд ли к ней на стрижку до меня записывались снежные люди.

– Вы господин N? – спросила она, преодолевая волнение. – Присаживайтесь.

Я сел в кресло. Журчание воды успокаивало меня. Руки этой женщины коснулись моих фантомных волос и нанесли на них шампунь.

– Как будем стричься? – спросила она, разглядывая мое бледное отражение в зеркале.

– Хотя бы до плеч, – ответил я.

Пряди моих волос стали падать на пол. Я наблюдал за их падением, вспоминая, как в последний раз стригся перед отправкой в Чечню.

– А кто такой Карл? – спросил я вдруг. – Мне его рекомендовали на ресепшн.

– Ах, Карл?! Так это мой коллега.

– Я настоял, чтобы Вы меня подстригли.

– Почему? – спросила она, нанося мне на бороду пену для бритья.

– Потому что мне не с кем пойти в кино сегодня вечером – ответил я, – а у Карла есть Питер.

Я чувствовал, что уже нравлюсь ей. За годы пребывания в памятнике я возмужал и превратился из мальчишки в привлекательного мужчину.

– В нашей профессии много лиц нетрадиционной ориентации, но Карл нормальный.

– Все равно я хотел бы пригласить Вас, а не его… – улыбнулся я.

Мы договорились встретиться у входа в кинотеатр «Октябрь». Тогда шел популярный фильм «Глянец». Она опоздала, и мы сразу забежали в кинозал. Во время просмотра, я иногда смотрел на нее. На свидание со мной она пришла еще более красивой и желанной. Я был счастлив, что сижу рядом с ней, и мне хотелось взять ее за руку.

– Жизнь как мост через реку. Счастье встретить на нем любимую женщину, – сказал я вслух после сеанса.

Нам не хотелось расставаться. Мы шли по Новому Арбату и разговаривали уже на «ты». Пару раз мне удавалось рассмешить ее, и что удивительно, она не замечала, что я был босой. Или не хотела замечать. На улице было прохладно, таял снег. Уже темнело. Мы зашли согреться в ресторан. Халдей в сомбреро предложил выбор между французским и чилийским винами, порекомендовал сыр в нарезку. Моя спутница заказала телятину в овощном рагу, а я от еды уклонился, сославшись на то, что собираюсь худеть. Вино оказалось вкусным. Мы выпили за встречу.

– Я бы хотела еще родить ребенка. Представляешь, мне однажды приснился сон, будто я нашла новорожденного мальчика в поле колосистой пшеницы, взяла его на руки, а он тыкается в мою грудь и молоко ищет, глупенький. Я бегу по полю и не знаю, что делать. Я такая впечатлительная, что набросала в этот же день карандашом рисунок.

– Ты рисуешь? – удивился я.

– Я раньше хорошо рисовала, всем друзьям раздарила свои работы, а вот этот рисунок оставила себе. Он у меня над кроватью в спальне висит. Когда приедешь в гости, я тебе покажу.

– В последнее время, – потер я кончик носа, – я избегаю общества красивых женщин.

– Даже не знаю, радоваться комплименту или грустить от отказа…

– Давай выпьем за удачу! – поднял я бокал вина.

– Давай! – она чуть-чуть отпила из бокала, – И все-таки у меня в голове не укладывается. Завтра ты пропадешь, и останутся только воспоминания?

Я знал, что Анна жаждала перемен и в то же время их боялась.

– Мы живем будущим и прошлым, забывая то, что есть сейчас, – сказал я, допивая бокал вина.

– Мне порой очень не хватает этого «сейчас»… – призналась она, и ее глаза блеснули от света свечи.

– В твоей жизни часто попадаются не те люди…

– Такое ощущение, что ты меня уже давно знаешь. То, что ты говоришь, все верно и это действительно так…

– Не скрою, я талантлив в этом, – улыбнулся я, ощущая терпкость вина на вкус.

За годы, проведенные в памятнике, я утратил многие чувства, и сейчас мне захотелось плакать от счастья. Едва сдерживая слезы, я слышал, как бьется сердце женщины, которая хочет быть счастливой.

– О чем ты мечтаешь?

Она закрыла глаза, и ее влажные от вина губы прошептали:

– Представь, что горят свечи. Рядом потрескивают поленья в камине, играет приятная мелодия, добавляющая тепла в атмосферу…

Официант побежал за второй бутылкой вина. Я взял ее ладошку, которую хотелось прижать к своей щеке. Анна чувствовала нечто похожее, но что-то останавливало ее порыв. Может быть, женщины разучились полностью доверять мужчинам?

– Ты сидишь в кресле качалке с бокалом вина, – наклонился я к ней, – преданный пес лижет твои ступни, а ты все ждешь меня после долгой разлуки…

– Мы должны быть только друзьями, – открыла она вдруг глаза, пресекая мой поцелуй.

Я горько улыбнулся. Мне стало обидно, что она годами ждет нелюбимого человека только потому, что некому выгуливать ее собаку. Трясина осознания, что она разлюбила, и ее разлюбили, засасывала ее душу, тянула на самое дно, и где-то там отпускала. В болотном угаре, как беспомощный котенок, гребла эта женщина своими лапками, и уже видела безликие лица своих спасателей. Они так же беспомощно гребли к ней и чаще от нее, отчего становилось еще больнее и обиднее.

– Я становлюсь какой-то материальной, – пожаловалась она. – Знаешь, откуда берет начало слово «мать»?

Я пожал плечами.

– От слова «материя», «земля».

Мне нравилось, как изысканно насаживает она кусочек мяса на вилку и подносит ко рту. Мой желудок заурчал. Я вспомнил, как в армии делил с товарищем банку тушенки. На столе стояла початая бутылка водки, и казалось, что все не так плохо.

– Интересно, а отчего произошло слово «отец»? – задумался я. – Отец, отче, от чего-то… Мы оба засмеялись.

– А ведь верно ты подметил, – глаза Анны блеснули, – отец – это космос и, скорее всего, произошло это слово от чего-то такого, чего мы понять никогда не сможем…

Потом она погрустнела, и я увидел ее влажные от слез глаза. Я слушал о ее родном брате, талантливом музыканте, который погиб от передозировки наркотиков.

– У меня всегда такое ощущение, что он рядом и не умер вовсе. Я даже иногда боюсь встретить его случайно на улице, – говорила она, оглядываясь по сторонам.

Мне тоже казалось, что на нас кто-то смотрит. Возможно, я ловил взгляд официанта, который внимательно следил за нами и вовремя разливал вино из бутылки. Разговор зашел об ответственности, и я отметил, как сильно меняется мужчина к тридцатилетнему возрасту.

– Я чувствую ответственность за каждый шаг, тогда как прежде мои поступки зачастую были бесцельными и пустыми.

Уже было поздно. Мы вышли на прохладную улицу. Метро закрылось. Денег у меня осталось только на пачку сигарет и на такси Анне, и то, если перейти через мост. Мы шли и курили, держась за руки, как дети. Впереди виднелась здание гостиницы «Украина», напоминающее в темноте ночи старинный замок.

– А ведь я давно не курю, а тут вдруг захотелось…, – говорила Анна, забавно выпуская клубы дыма, – потому что хорошо так… и не верится, что завтра рабочий день. Моя дочь в шоке будет, если увидит меня в таком состоянии, хотя сейчас, наверно, сама гуляет, зас..нка.

Над городом нависло хмурое небо, моросил дождик. Перейдя мост, мы пошли сквером к направлению Киевского вокзала. Там можно было поймать недорого такси. По дороге мы встретили лавочку, на которой, сливаясь с дождем, сидела неподвижная фигура женщины.

– Там кто-то сидит или мне кажется? – шепотом спросила Анна меня и от страха сжала мою ладонь.

– Это неприкаянный призрак Леси Украинки, – сказал я, уводя свою спутницу во дворы дремлющих многоэтажек.

Под большим раскидистым деревом я обнял Анну и поцеловал. Мы закружились в долгом тоскливом поцелуе и, уронив ее расслабленное тело прямо на выступающие из-под земли корни, я стал осыпать ее теплыми поцелуями, забываясь и не замечая ничего вокруг…

– Что ты делаешь? Нас могут увидеть, – шептала она в шорохе листьев, слабо сопротивляясь.