Читать книгу Из записок господина N - Глеб Карпинский - Страница 19

Лысый негр в красном камзоле и генеральских штанах потянул на себя вертушку. Я вошел в фойе, счищая с воротника снег. Роскошь и убранство отеля поразили меня. Я чувствовал себя чужим здесь, идя босиком по красной ковровой дорожке мимо колонн и мраморных статуй. Казалось, что сейчас метрдотель подойдет ко мне и попросит удалиться. Я остановился у витрины, где продавались украшения итальянских дизайнеров и товары народного промысла. Продавщица бросила на меня беглый безучастный взгляд и уткнулась в журнал «Форбс».

– Можно одну конфетку? – спросил я и взял из вазы на ее столе «коровку».

Времени еще было предостаточно, и я присел на кушетку из узорного велюра под старину, положив небрежно ногу на резной дубовый столик. Мне захотелось внимания, так как всеобщее равнодушие к моей скромной персоне в этом экстравагантном месте вызывало во мне неприятные чувства. Напротив меня сидел солидный господин в рубашке от «Версачи» с расстегнутым воротником и покуривал сигару. Как назло, клубы сигарного дыма скрыли мое бесцеремонное поведение от взора метрдотеля. И скандал не удался.

Мимо нас неторопливо проходили посетители. Это были в основном иностранцы с VIP-проститутками, но попадались и русские. Один из них, пропуская даму в лифт, выронил стодолларовую бумажку и не заметил этого. Купюра так и лежала на ковре, пока ее не поднял метрдотель. Его холеное, лоснящееся от жира лицо было невозмутимо. Казалось, что поднимать стодолларовые бумажки для него обычное дело. И мне вдруг стало обидно за тех мальчишек, которые отдали свои жизни в окопах Чечни. Там была беспощадная, никому не нужная война, а здесь текли деньги рекой. Казалось, что тысячи гневных мертвецов шевелятся в своих могилах от несправедливости. Я даже слышал, как хрустят их хрупкие кости.

Кинув взгляд на внутренний балкон, возвышающийся над фойе, я заметил, как какая-то женщина посылает мне воздушные поцелуи, держа в руках бокал с шампанским. Сначала я подумал, что ее внимание адресовано курящему господину, но все же кивнул и поднялся по мраморной лестнице. Скорее всего, женщина была пьяна и обозналась. Оказавшись на втором этаже, я потерял ее из вида. По-видимому, здесь проходила какая-то презентация. Ухоженные женщины бальзаковского возраста, сверкая дорогими украшениями, за столиками пили чай с пирожными. Они чувствовали себя богинями, выдавливая из себя улыбки фальши. Над всей этой суетой возвышался плакат какой-то девочки. Мне объяснили, что девочка пропала без вести несколько лет назад, и попросили принять участие в сборе средств на поиск несчастной и других пропавших детей. Но что-то было не так в этом общем благородном порыве. Я бродил между столиками, все еще не решаясь избавиться от последней монеты, и заглядывал во рты этих «матерей-Терез», которые аппетитно жевали свои булочки. Тут же на столиках лежали фотографии пропавших, заляпанные жирными пальцами их ищущих. Слегка пошатываясь от мерзости данного мероприятия, я решил было уйти, но аппетитное чавканье окружающих меня «спасительниц» обострило во мне чувство голода. Когда я подошел к шведскому столику, чтобы подкрепиться, то заметил ту женщину, которая недавно посылала мне воздушные поцелуи.

– Здравствуйте, – улыбнулась она и подала мне свою руку, но я проигнорировал этот привольный жест, жадно уплетая за обе щеки сэндвич с красной рыбой.

Женщина вовсе не обиделась.

– Меня зовут Вера, – представилась она. – Это я Вас звала…

– Надо же! – равнодушно сказал я и пошел к бару, где официант разливал соки и шампанское.

Вера была в элегантном вечернем платье, и на ее пышной груди сиял крупный изумруд. Было странно наблюдать, что эта обеспеченная женщина следует, не отставая, словно банный лист, за босоногим солдатиком. Мы взяли по бокалу шампанского и отошли в тень колонны.

– У меня к Вам одно предложение… – сказала Вера, сделав скромный глоток, пока я дожевывал бутерброд. – Мне не с кем пойти сегодня в ночной клуб, а муж уехал в Лондон.

– Здесь еще есть мужчины, – указал я на парнишку с модной прической, который только что вошел, щеголяя узкими, подчеркивающими бедра, брюками.

– Он голубой, – засмеялась моя спутница, обнажив свои ровные керамические зубы.

Она вдруг заметила, что я кинул ревностный взгляд в сторону шведского стола, где дамочки активно наполняли свои тарелки.

– Вы проголодались?

Я кивнул, и ее глаза засветились материнской заботой.

– Вам что-нибудь принести?

– Да, блины с икрой и пирожное с кремом.

Когда Вера ушла, я быстро осушил бокал шампанского и отправился к выходу, но она вовремя заметила мое бегство и догнала меня на ступеньках.

– Вы уже уходите? – слегка расстроилась она, держа в руке полную тарелку деликатесов.

Я виновато кивнул.

– Вам не понравилось мое предложение?

– Мы совсем не знакомы…

– Порою живешь с одним человеком всю жизнь и совсем его не знаешь…

– А что мы будем делать?

– Скрашивать мое одиночество. Мы будем пить Хенесси XO, курить кальян, и я буду не против, если Вы увлечетесь там какой-нибудь девушкой.

Неожиданно в наш разговор вмешалась высокомерная старушка. Ее тяжелые серьги безобразно оттягивали мочки ее вялых ушей. По манере ее поведения видно было, что она организатор этого благотворительного вечера.

– Верочка, почему ты скрывала от нас свою страсть к убогим? – надменно улыбнулась она, окинув меня с ног до головы холодным взглядом.

Ее хищный крючковатый нос вдруг заострился, словно клюв коршуна, готовый проткнуть в меня в любой момент.

– В обществе красивых дам мужчины теряют головы, а этот потерял еще и туфли, – заметила она мои босые ноги и вдруг завопила, точно укушенная. – Какое неуважение к пропавшим детям!

Все замерло вдруг. Музыка оборвалась, официанты перестали разносить бокалы и разливать вина, и сотни негодующих глаз уставились на меня. По залу прошел неодобрительный шепот. Вера взяла меня под руку, пытаясь увести от скандала, но я отстранился.

– Уважаемые дамы! – сказал я, запрыгнув на один из столиков. – Цель подобных мероприятий одурачить вас, играя на вашем сочувствии. Если хотите реально кому-нибудь помочь, сходите на вокзал. Там очень много людей, которые реально потерялись. У настоящей помощи не бывает пиара. Как вы вообще можете помогать детям? Каждая из вас с радостью перегрызет горло другой только за то, что та позволила себе усомниться в ее высоких намерениях.

Женщины поднялись со стульев, медленно дожевывая пирожные, и окружали меня. Они растопырили пальцы, угрожающе шевеля ими, словно крабы на охоте. Враждебное кольцо из бриллиантов и роскоши сжималось вокруг меня. Знамя добродетели, вырванное у них внезапно из-под ног, было сейчас, как красная тряпка для разъяренного быка. Из улыбчивых и добродушных женщин они превращались в страшных и безобразных фурий, алчущих растерзать меня только за то, что я усомнился в их добродетели.

– Вот, мерзавец! – слышалось из толпы.

– У меня мозг взорвётся. Может, я чего не понимаю в жизни…

– Топтать его, бабоньки! Топтать! – призывала к бою организатор вечера, выдвигая вперед плакат пропавшей девочки, словно икону перед дьяволом.

Старушка схватилась за сердце, и ее верные подружки замахали вокруг нее разношерстными веерами. Ее ядовитая слюна забрызгала паркет.

– Наташа, да не обращай ты на него внимание, – сказала одна из них. – Если на каждого обращать внимание, то можно с ума сойти.

– Страшно, ведь он такой не один, – поражалась основательница фонда. – Лучше бы он молчал, как бывает в большинстве случаев. Просто он меня поразил своим пофигизмом. Такой человек пройдёт мимо гуляющего ночью ребёнка в трусиках.

– Ну, такой не то, что мимо пройдет, он еще и может что-то сделать нехорошее. Моральный выродок. Бороться с ним бесполезно, только себе дороже выйдет.

– А вдруг у него еще совесть осталась? – кто-то тихо шепнул за их спинами.

– Мужчинка от себя в полном упоении, – пробасила одна солидная дама.

– М-да, с головой человек явно не дружит. Ему б хорошего доктора, глядишь и помогло бы.

– Мы привлекаем внимание не к пропаже этой девочки, а к проблеме, что дети пропадают, а ищут их добровольцы. – Била себя в грудь другая оскорбленная особа.

– Мне это не интересно. – Возразил твердо я, ухмыльнувшись.

Я все еще стоял на столике и смотрел на все это убожество сверху вниз.

– А хмылится, как абсолютный эгоцентрист. Пуп вселенной. Это не лечится, – попыталась столкнуть меня со стола одна дама.

– Я Вас всех прощаю, – поклонился я этим женщинам и спрыгнул вниз, а они с криками и воплями набросились на меня, словно на случайно зашедшего в женскую баню мужика. Я выбрался из кучи-малы и сам схватил Веру за руку. Мы поспешили удалиться. Заварушка наверху еще долго не утихала.