Читать книгу Зеркало - Глеб Пудов - Страница 7

Старая музейная смотрительница рассказала грустную историю о пожилом ученом, который приходил в церковь.

«В ту пору я работала в древней церкви. Находилась она на краю города, на старинном кладбище. Нелегко было добираться до нее, но не легче было сидеть в церкви почти весь день в полном одиночестве. Не жаловали мой музейный объект ни туристы, ни местные. Вот я и сидела в ней, как в пещере: холодно, страшно, разные звуки слышишь. Для сугреву и для смелости нальешь себе чай и тянешь его часа полтора, потом книжечку какую почитаешь, потом походишь на святых да ангелов полюбуешься – так время и тянешь. Но ты знаешь, чем дольше я там работала, тем больше нравилось, и я уже сама начала проситься в эту церковь. Какая-то благодать там была… Приду, бывает, утром, злая на весь мир, а вечером ухожу добрая-добрая, весь мир домом кажется, со всеми обниматься хочется. Так я и отработала в той церкви почти двенадцать лет. И произошёл со мной удивительный случай.

Начал в церковь захаживать один пожилой мужчина. Почти каждый день. Поначалу он долго-долго ходил, глядел на росписи, но потом уже просто сидел на скамье возле стены и молчал. Месяц ходит, два, три. Придет, поздоровается, свое удостоверение покажет, посидит, попрощается и уходит. И так, как уже сказала, почти каждый день. Разобрало меня однажды любопытство. Набралась я смелости, подошла к нему и пригласила отведать чайку. Тот немного помялся, но потом согласился. Налила я ему своего любимого чая с лесными травами, гляжу, расплылся мой собеседник от удовольствия.

Долго же мы с ним в тот день беседовали. Оказалось, что он – бывший ученый, и довольно известный, я потом нашла его книги в магазине. Теперь живет один, жена умерла, а сын, тоже ученый, с женой и внуком живет за границей. Преподает в каком-то университете, об отце и думать забыл. Несколько лет назад они поссорились, ученый уже не мог вспомнить, из-за чего, а сын, видимо, помнил. Так и жил старик в полном одиночестве, но без особого желания.

– Зажился я на этом свете, – говорил он.

Книги передал библиотеке, мебель – детскому дому, почти всю одежду отнес в новую церковь, которая находилась неподалеку от его дома (авось кому пригодится). Так потихоньку существовал на нищенскую пенсию, умудрялся при этом подкармливать окрестных кошек и собак. Очень добрый он был.

Потом, в другие дни, ученый еще много рассказывал о своей жизни. Я думала, это у меня жизнь была тяжелая, но, по сравнению с его жизнью, моя – просто рай. Он несколько лет сидел на Соловках, его травили коллеги-ученые, да и труды начали печатать только в последние лет десять-пятнадцать. До этого чья-то могущественная воля запрещала это. Я спросила, за что его так. Он сказал, что виной всему дворянское происхождение и то, что он недостаточно часто цитировал классиков марксизма-ленинизма. А про коллег вздохнул:

– Да Бог им судья, каждый выживал, как умел.

Про церковь нашу он говорил, что ему здесь легко дышится, как будто душой отдыхаешь. В детстве его сюда приводила няня. Один раз он мне долго рассказывал историю этой церкви, про ее росписи. Было очень интересно, но я запомнила только то, что в работе участвовали сербские мастера. И как в голове человека может столько умещаться?

Наше знакомство длилось несколько месяцев. Но потом однажды он не пришел. День не пришел, два, три, четыре. Я заволновалась. В то время я уже знала, где он живет, – привозила один раз малину из своего сада, чай ему уж больно понравился. И вот стою перед дверью, стучу. Открылась соседняя дверь, и мне сказали, что ученый умер.

И знаете, что самое странное? Когда реставраторы начали работы в нашей церкви, они нашли до сих пор не известное изображение мученика. Лицом он – вот помяни мое слово – очень похож на умершего ученого».

– Всегда грустно слушать истории про одиноких людей. Не идет ему этот глупый кудрявый парик, потому и слишком часто он его поправляет. Мог бы уж и переодеться. Но что же дальше?