Читать книгу Из истории русского сундучного производства. Сборник научных статей - Глеб Пудов - Страница 5

РУССКО-СКАНДИНАВСКИЕ ХУДОЖЕСТВЕННЫЕ СВЯЗИ В СУНДУЧНОМ ПРОИЗВОДСТВЕ

Оглавление

Проблема взаимодействия ремесленных традиций в производстве сундуков23 имеет большое значение при исследовании их художественного стиля. Однако до настоящего времени ей уделялось мало внимания. В научной литературе время от времени встречаются лишь указания на общность форм русских и зарубежных сундучных изделий24. Дальше этого, дело, как правило, не идет и, кроме того, чаще всего имеются в виду западноевропейские, а не скандинавские вещи.

Цель настоящей статьи – выявление результатов взаимодействия русских и скандинавских художественных традиций в сундучном производстве, определение роли и значения иностранных влияний в сложении стиля русских сундучных изделий. Задачи – анализ художественного стиля, конструкции и материалов конкретных произведений из коллекций российских и скандинавских музеев. При работе использовались сведения из отечественной и зарубежной специальной литературы.

Надо отметить, что рамки статьи не позволяют рассмотреть все вопросы и проблемы, связанные с этой темой. Она поистине неисчерпаема, поэтому автором лишь намечены основные моменты.


* * *

Русско-скандинавские отношения относятся к числу древнейших в Европе. Торговые и политические связи стали причиной взаимодействия в области искусства и архитектуры. Для русско-шведских отношений особое значение приобрело сотрудничество в области обработки и продажи металлов25. В 1680—1690-х годах вместе с русскими купцами ежегодно в Швецию приезжали русские оружейники, медники, жестянщики. Шведы были среди мастеров Оружейной палаты. Они также трудились на русских железоделательных, оружейных заводах, в стеклянном производстве, находились в научных экспедициях. Значительную роль в появлении в России произведений шведского прикладного искусства сыграли дипломатические посольства26. В XVIII веке отношения между странами носили противоречивый характер. С одной стороны, сотрудничество прерывалось военными конфликтами, с другой – особенно плодотворно развивалось в мирные периоды. В Швеции для работы в России нанимались мастера различных художественных специальностей. В начале XVIII столетия в Петербурге шведские мастера занимали второе место после немцев по численности27. По подсчетам А. Фелькерзама, только серебряников за время до 1780 года их прибыло в Петербург до ста человек28. Известно, что в строительстве Петергофа принимали участие шведские столяры и плотники. Надо особо отметить, что они также были среди ремесленников, обучавших русских мастеров своему ремеслу29. Весьма значительную роль в истории русского прикладного искусства скандинавские мастера сыграли во II половине XVIII столетия. Шведских серебряников можно расценивать как «проводников западных стилей и западных мод. Через них к нам проникали постепенно, – правда, с опозданием лет на десять, – все стили XVIII века»30. Не только серебряники, но мастера других специальностей были представлены в российской столице в большом количестве. Были шведские мастера и в других городах и селах России. Не случайно еще В. В. Суслов в «Путевых записках» (1888) указывал на поразительное сходство предметов крестьянского быта Швеции и Русского Севера. Несколько забегая вперед, укажем, что исследователь имел в виду не только Швецию, но и Норвегию, причем в его сравнениях фигурировали и сундуки31.

Активные культурные и экономические связи сложились у России с Норвегией и Данией. Из исландских саг известно, что норвежцы уже в X – начале XII века совершали торговые поездки в русские земли, главным образом, в Новгород. В 1326 году была официально признана граница между государствами. В XVI столетии торговые отношения приняли постоянный характер, норвежцы приезжали в Колу, Кегор, к Печенгскому монастырю, Холмогоры, в следующем столетии главным местом торговли стал Архангельск. Русские купцы также ездили в Норвегию, причем это были не только мурманцы, но и жители Подвинья, Каргополя, селений Белого моря. Активное общение обусловило существование параллелей во многих областях культуры, в частности, в строительстве деревянных церквей, резьбе по дереву и книжной иллюстрации. Между странами издавна были налажены не только культурные и торговые, но и политические связи.

Не менее древними были русско-датские отношения. Первые сведения о датчанах встречаются в Новгородской первой летописи под 1130 и 1134 годами. Тем не менее, связи между странами зародились гораздо раньше XII столетия, как о том свидетельствуют данные нумизматики и лингвистики32. Значительного развития они достигли в XV веке. В 1493 году был заключен первый русско-датский договор, носивший антишведский характер. Датские купцы, по сравнению с купцами других стран, получили большие привилегии: они могли торговать на всей территории России, им предоставили два торговых двора. Даже датское правительство принимало в торговле непосредственное участие. Экономическое сближение России и Дании имело конкретную причину – избавление от посредничества Ганзы33. В XVIII столетии заметно возросла роль политического партнерства.

Таким образом, на протяжении столетий между Россией и Скандинавией существовали крепкие связи, в т.ч. в разных областях культуры. Не стало исключением и производство сундучных изделий, существовавшее в этих государствах с давних времен34.

Параллели прослеживаются уже на уровне этимологии слов, обозначающих те или иные сундучные изделия, а также связанные с ними предметы. Например, древнерусское слово «корста» – «гроб», которое сохранилось в некоторых северных говорах, близко не только германскому «kasten» («ящик»), восходящему к латинскому слову «cista» («ящик»)35, но и шведскому слову «kista» («сундук»). Кроме того, русское слово «ларь» происходит от древне-шведского «lárr» («ларь», «выдвижной ящик») и «lår» («ящик, «сундук»)36. По другим сведениям, древне-шведское слово само могло быть заимствовано из древнерусского37. Так или иначе, этимология слова «ларь» свидетельствует о существовании с раннего времени русско-шведских связей в сфере использования сундучных изделий, а возможно, их производства.

В июне 2004 года в Пскове, в одном из захоронений эпохи викингов, были обнаружены остатки деревянного ларца, который датируется X веком38. На его круглой крышке, между четырьмя железными треугольными пластинами, располагались бронзовые накладки, украшенные в стиле Еллинг. В середине крышки прикреплено железное кольцо диаметром 4, 5 см. Крышку окаймляет ободок из гвоздей с широкими шляпками. Замок располагался в стенке ларца. Аналогии ему обнаружены в Бирке39. Рассмотренный ларец свидетельствует об одном из путей попадания скандинавских изделий в Россию и об их бытовании здесь с раннего времени. Последнее обеспечивало возможность непосредственного взаимодействия русских и скандинавских традиций в производстве сундучных изделий. Рассмотрим несколько их типов40.

В российских музеях хранятся предметы, которые именуются баулами. Их брали с собой в поездки. Баулы имеют разные размеры. Корпус их цилиндрической формы, крышка находится сверху, на боковых сторонах – небольшие фигурные ручки. Как правило, такие вещи покрывались кожей или шкурой морских животных, обивались прорезными железными полосами. Спереди находилась фигурная железная пластина, которая защищала отверстие для ключа. В коллекции отдела народного искусства Русского музея находится подобный предмет, датируемый XVIII веком41. На его дубовую основу прикреплены пять железных полос с прорезным орнаментом, состоящим из ряда «огурцов», спереди – литая петля.

Множество аналогичных предметов, изготовленных в Швеции и называемых сундуками (kista), находится в музеях разных городов этой страны, например, в Кальмаре42. В качестве примера приведем изделие под инвентарным номером KLM 2146643. Оно имеет цилиндрическую форму, покрыто кожей тюленя. Сверху прибиты тонкие железные полосы, по краям – широкие. Прорезного орнамента на них нет. Посередине находится квадратная металлическая пластина. Замок отсутствует. С каждой стороны – ручка из кованого железа. Внутренняя часть сундучка обита неокрашенной льняной тканью. Подобные вещи делались и в Дании44.

При полном подобии конструкций русских и скандинавских вещей просматриваются явные отличия в декорировании. Прорезной орнамент российских баулов состоит из орнаментальных мотивов, заимствованных с восточных тканей, в обилии поступавших в Россию в XVII веке. На шведских изделиях прорезной орнамент отсутствует (за исключением нескольких дат, включенных в полосы; их можно рассматривать как разновидность украшения). Орнаментация сосредоточена на широких полосах, которые размещены по краям изделий: им приданы волнообразные очертания.

Другим ярким примером могут быть т.н. подголовники. В коллекции ОНИ ГРМ находится подголовник45, изготовленный в 1750 году. Эта вещь значительных размеров (34х55х42), внешние поверхности которой обиты кожей и гладкими железными полосами, расположенными «в клетку». Внутри каждой «клетки» помещены прорезные розетки со слюдяной подкладкой. В углах крышки и верхней стенки – прорезные накладки в виде треугольников. На личине замка в зигзагообразном обрамлении выгравирована надпись: «1750 году сентебря 23 дня срк иван чюпятова». На боковых стенках – кованые ручки. Внутри подголовника помещено двенадцать отделений, восемь из которых – с ящиками. Подголовник, вероятно, имеющий холмогорское происхождение, отличается основательностью, солидностью и надежностью. Симметричность орнамента, его четкость, «просчитанность» способствуют этому впечатлению. Главным для мастера было непосредственное предназначение изделия как хранилища ценных вещей и документов. Общему художественному решению подголовника свойственна мужественная грубоватость, суровость, на фоне которой все орнаментальные изыски смотрятся необязательными добавлениями.

Норвежский «подголовник»46 датируется 1751 годом. Он имеет подобную конструкцию, но несколько иные пропорции (вернее, основанием его служит другая стенка). Крышка поднимается железными фигурными петлями, по бокам – простые литые ручки. Изнутри сундук имеет несколько полочек (не сохранились). Поверхности изделия (кроме задней и боковых) разделены на прямоугольные сегменты, в каждом из которых, в синей рамке, помещена живописная композиция, состоящая из изображений букетов. Они написаны в быстрой импровизационной манере норвежских росписей по дереву. Остальные поверхности окрашены в красный цвет. На краях крышки – надписи, выполненные белой краской: «Ek Ols Domis (?) Ann 1751». Возможно, вещь служила дорожным сундуком для некого чиновника.

Надо особо упомянуть изделия других пропорций, по своей форме напоминающее комод, иными словами, это – подголовники, поставленные на заднюю стенку. В коллекции отдела народного искусства находится такой «комод» (датируется XVIII веком)47. Его лицевая и боковые стенки обиты прорезными пластинами железа с растительным орнаментом, состоящим из переплетающихся завитков (фон – бархат коричневого цвета). Дно и оборотная сторона укреплены сплошными пластинами железа. Внутри изделия – несколько полочек и ящичков, нижняя часть выдвигается.

Норвежские изделия такого типа (для примера можно привести вещи из коллекции музея Васа48) имеют идентичные пропорции, конструкцию, в них также используется сочетание дерева и железа. Но они почти лишены украшений, главными их характеристиками являются надежность и прочность.

Сравнение всех этих вещей сделало наглядными их отличия. Они сходны только по конструкции и форме, во всем остальном отличаются. Это объясняется тем, что «подголовники» были изготовлены в разной исторической и культурной обстановке, для разных заказчиков. Не форма и конструкция этого вида изделий претерпевала изменения в зависимости от места и времени производства, а предназначение и декоративное оформление.

Необходимо также упомянуть о шкатулках. Один из их видов, к которому необходимо обратиться, – вещи прямоугольной формы, обитые полосами «в клетку» и снабженные фигурными прорезными накладками. Русские изделия такого рода были традиционной продукцией мастеров Великого Устюга. Например, шкатулка из ОНИ ГРМ49 была изготовлена мастером Плисовым в 1834 году. Она имеет скругленные углы и слегка выпуклую крышку. По бокам – две кованые ручки. Шкатулка окрашена светло-зеленой краской и обита железными полосами «в клетку». На передней и задней стенках – по три прорезных личины с фигурными створками на средних (средняя больше остальных). В центре крышки расположена прорезная накладка со створкой, в углах – прорезные пластины того же типа. Узор из округлых завитков на фоне фольги. На замке надпись: «Город Устюгъ мастеръ Плисовъ 1834 г.».

Целесообразно назвать и другую шкатулку из того же собрания (датируется XIX веком)50. Она прямоугольной формы, имеет плоскую крышку. Все поверхности обиты тонкими металлическими полосами «в клетку», под которые подложен синий бархат. В углах крышки – квадратные прорезные пластины с растительным орнаментом, в центре – круглая пластина. Подобный орнамент, состоящий из переплетающихся завитков, украшает и личину. На крышке прикреплены скобовидная ручка и кольцо. Вещей такого рода делалось в Устюге много, о чем свидетельствует не только коллекция отдела народного искусства, но и других музеев51.

В собрании музея города Кальмар находится подобная шкатулка, которая датируется XVII веком52. Она прямоугольной формы, крышка слегка выпуклая, углы скруглены. Шкатулка обита железными полосами «в клетку». На крышке прикреплена ручка, по углам крышки – прорезные пластины с орнаментом, напоминающим лист клевера (под ними – цветные подкладки). На лицевой стороне расположены три замка с фигурными личинами, причем средняя больше боковых. Изнутри шкатулка обита зеленой тканью. Внутренние края стенок окрашены в зеленый цвет.

Несмотря на подобие конструкции, техник декорирования и общего художественного решения, в стиле произведений есть принципиальные отличия. Шкатулки различаются по содержанию. Если первые имеют непосредственное отношение к традиционному искусству, то вторые – принадлежность «высокого» профессионального искусства, они находятся в рамках господствующего художественного стиля. Внутренняя суть первых – сказочность, жизнерадостность народного творчества, роднящая их с росписями Русского Севера, вторых – стремление к монархической торжественности и величию.

Другим типом шкатулок, широко распространенных в России и Скандинавии, были вещи небольшого размера, с покатой крышкой. Как правило, они использовались во время путешествий. В шкатулке из собрания Русского музея53 реализуется традиционный принцип покрытия деревянной основы другим материалом, в данном случае это – фигурные оловянные полосы-накладки и слюда. Узор полос, обрамляющих крышку и стенки, выполнен в виде волнистой гирлянды из завитков с трилистниками между двумя рифлеными полосками. На крышке и на лицевой стенке – по две таких же рифленых полосы. Под слюду подложены вырезанные из бумаги картинки с изображениями бытовых сцен. Внутри шкатулка оклеена зеленой бумагой с растительным узором. Художественное решение вещи имеет яркий, декоративный характер. Надо отметить, что подобным образом в России в XVII—XVIII веках декорировались многие вещи, например, выносные фонари.

Шкатулка из музея Кальмара54 значительно больше русской размерам, но имеет одинаковые пропорции (датируется XVII веком). Она покрыта кожей и обита пятью железными прорезными полосами. На лицевой стороне – фигурная личина, замок внутренний. На боковых сторонах – маленькие кованые ручки. Изнутри шкатулка обита грубой тканью.

Как и в предыдущем случае, несмотря на подобие форм и пропорций, произведения значительно отличаются друг от друга по сути. Первое изделие находится в контексте развития отечественного прикладного искусства XVII—XVIII веков и отражает русское понимание декоративности с его многоцветностью, блеском, сочетаниями различных материалов, явным предпочтением растительного орнамента геометрическому. Вторая шкатулка по своему художественному решению близка шведским сундукам того же периода, она имеет мало общего с аналогичной русской вещью в плане декоративного убранства.

Примеры совпадений форм русских и скандинавских сундучных изделий можно продолжать. Например, за рамками статьи остались так называемые «саркофаговые» сундуки, распространенные почти на всей территории Европы55. Делались они и в России56 и в странах Скандинавии57. Не углубляясь в детальное сравнение, следует отметить, что вещи подобны по конструкции, однако отличаются пропорциями и толщиной стенок.

Вкратце необходимо коснуться темы материалов и техник, употреблявшихся русскими и скандинавскими мастерами. И те и другие использовали дерево (чаще дуб и сосну), железо, кожи, шкуры морских животных58, изнутри предметы нередко обивались тканями. Однако на русских изделиях, в отличие от скандинавских, встречается слюда. И в России и в Скандинавии использовали ковку, литье, прорезь, гравировку, сходные приемы соединения деревянных частей сундучных изделий. При этом скандинавы никогда не обращались к техникам, аналогичным принятым в России: «морозу» по жести, хромолитографии на жестяных листах59, полировке железа60.

Параллели между русскими и скандинавскими изделиями не случайны, что признают и специалисты из Скандинавии61. На некоторых видах сундучных изделий наблюдается столь тесное переплетение художественных традиций, что русские вещи порой сложно отличить от скандинавских. Анализ памятников приводит к выводу, в сундучном производстве России и Скандинавии существовал не просто процесс взаимовлияний, а родственное художественное мышление мастеров.

Тем не менее, ставить знак равенства между ними не стоит – несмотря на подобие конструкций, размеров и назначения, между русскими и скандинавскими изделиями есть отличия. Они были изготовлены в разной художественной среде и являются плодами разных культур.

В данном контексте вопрос о влияниях теряет остроту. Совсем необязательно выяснять, кто на кого влиял. Необходимо лишь констатировать, что и русские и скандинавские ремесленники были участниками общеевропейского культурного процесса. Поэтому важнее не регистрировать те или иные воздействия, а анализировать среду, условия, обстоятельства, которые обеспечили проникновение творческих импульсов.

Кроме того, родственность часто является следствием общности мотивов и сюжетов, распространенных в искусстве различных стран, а также подобием способов производства, использованием одних и тех же источников. Следует также учитывать стадиальное соответствие в развитии различных культур. По справедливым словам Т. С. Пассек, сходство ни о чем не говорит, пока не прослежена «генетическая история» той или иной орнаментальной схемы, т.е. «работа не может вестись без „палеонтологического“ анализа, без применения генетического подхода к явлениям, как к закономерным стадиальным оформлениям единого процесса развития общества»62.


* * *

В качестве заключения необходимо отметить три момента.

1. Наличие параллелей в русском и скандинавском сундучных производствах закономерно. Это следствие многовековых культурных связей между Россией с одной стороны и Швецией, Норвегией и Данией – с другой. «Дело» сундуков – часть глубокого и обширного культурного обмена, с раннего времени существовавшего между этими странами.

2. Несмотря на очевидные аналогии, русские и скандинавские сундучные изделия обладают собственным художественным стилем, поскольку создавались на разной культурной почве.

3. В настоящее время сравнительное изучение русских и скандинавских сундучных изделий имеет особую актуальность. Необходимо указать только на один из аспектов. Подобно тому, как исследователи деревянной архитектуры предлагают использовать древние скандинавские постройки для реконструкции внешнего облика древнерусских63, в отношении сундучного производства можно предложить то же самое.


Опубликовано: Русско-скандинавские художественные связи в сундучном производстве//Вестник Томского государственного университета. Культурология и искусствоведение (в печати).

23

Под словом «сундук» в настоящей статье подразумевается не только конкретный вид изделий мастеров-сундучников, но и весь ряд их продукции: скрыни, ларцы, подголовники, шкатулки, баулы и проч. Сундучному делу свойственна некоторая неопределенность терминологии. Кроме того, целесообразны географические ограничения: речь в статье идет преимущественно об изделиях Северо-Запада и Центра России. Сундучные изделия Юга и Востока страны имели несколько другие формы и принципы декорирования. И, наконец, в этой работе анализируются вещи, изготовленные только русскими мастерами (по происхождению).

24

Гончарова Н. Н. Влияние православной культуры на содержание сюжетной росписи сундуков XVII—XVIII вв. // Народное искусство: русская традиционная культура и православие, XVIII—XXI вв.: традиции и современность. – М.: Союз Дизайн, 2013, С. 485; Пудов Г. А. Уральские сундуки XVIII—XX веков: история, мастера, произведения. – СПб.: Первый класс, 2016, С. 70; он же. О сундуках и шкатулках из коллекции отдела народного искусства Русского музея // Петербургские искусствоведческие тетради. Статьи по истории искусства. – Вып. 38. – СПб.: АИС, 2016, С. 138.

25

Бахрушин С. В. Торги новгородцев Кошкиных // Научные труды / редкол.: А. А. Зимин и др.; вступ. ст. В.И. Шункова; АН СССР. Ин-т истории. Т. II, М.: изд-во АН СССР, 1954, С. 191; Erixon S. Gammal mässing. Västerås: ICA förlaget AB, 1964, S. 74; Некрасов Г. А. Тысяча лет русско-шведско-финских культурных связей IX—XVIII вв. – М.: Наука, 1993, С. 41, 199; Шаскольский И. П. Русская морская торговля на Балтике в XVII в. – СПб.: Наука, 1994, С. 56—60.

26

Лебедева И. В. Датские и шведские дары русскому государству в XVI—XVII веках // Скандинавский сборник. Вып. III. – Таллин: Ээсти раамат, 1958, С.120; Martin F.R. Schwedische königliche Geschenke an russische Zaren. 1647—1699. Silberschätze in der kaiserlichen Schatzkammer zu Moskaw. – Stockholm, 1900.

27

См.: Янгфельд Б. От варягов до Нобеля: шведы на берегах Невы / Бенгт Янгфельдт; [пер. со швед. Юрия Беспятых]. – М.: Ломоносовъ, 2010.

28

Фелькерзам А. Иностранные мастера золотого и серебряного дела // Старые годы. 1911. Июль – сентябрь, С. 98.

29

Янгфельдт Б. Шведские пути в Санкт-Петербург. – Стокгольм, Санкт-Петербург: Шведский институт, БЛИЦ, 2003, С.56, 62; Карлбек Х. Шведы и шведское в России // Шведы в Москве. Материалы российско-шведской научной конференции. Москва, 1—2 июня 2000 г. – М.: РГГУ, 2002, С.130.

30

Фелькерзам А. Указ. соч., С. 98.

31

Суслов В. В. Путевые заметки о севере России и Норвегии. – СПб.: тип. А. Ф. Маркса, 1889, С. 8, 9.

32

Свердлов М. Б. Дания и Русь в XI веке // Исторические связи Скандинавии и России (IX—XX вв.). Сб. статей. – Л.: Наука, 1970, С. 82; Макаев Э. А. Руническая надпись из Новгорода // СА. – 1962. – №3. – С. 309—311.

33

Казакова Н. А. Русско-датские торговые отношения в конце XV – начале XVI в. // Исторические связи Скандинавии и России (IX—XX вв.). – Сб. статей. Л.: Наука, 1970, С. 89, 93—96.

34

Арциховский А. В., Янин В. Л. Новгородские грамоты на бересте (из раскопок 1962 – 1976 гг.). – М., 1978, С. 35—36, 41—42, 135; Arbman H. Birka. B. I. Die Gräber. Tafeln. – Stockholm, 1943, Taf. 259; Schoultz G. von. Kistor. – Stockholm: Nordiska Museet, 1949, S. 4; Arwidsson G., Berg G. The Mästermyr find: A viking age tool chest from Gotland. Stockholm: Vitterhets-, historie- och antikvitetsakad, 1983.

35

Сапунов Б. В. У истоков русской мебели (XI—XIII вв.). // Труды ГЭ. Том XXIII. Из истории русской культуры. – Л.: Искусство, 1983, С.14.

36

Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. – Т. II. М.: Прогресс, 1967, С. 460.

37

Черных П. Я. Историко-этимологический словарь современного русского языка. В 2 т. Т. I. – М.: Русский язык, 1994, С. 468.

38

Михайлов А. В., Салмин С. А. Ларец из камерного погребения 2 Старовознесенского раскопа в Пскове // Славяно-русское ювелирное дело и его истоки. Материалы Международной научной конференции, посвященной 100-летию со дня рождения Г. Ф. Корзухиной. Санкт-Петербург, 10—16 апреля 2006 г. – СПб.: Нестор-История, 2010, С. 493—496.

39

Бирка – крупный экономический и ремесленный центр на территории современной Швеции, на берегу озера Меларен. Существовал в 800 – 975 годах.

40

Для статьи выбраны наиболее показательные в художественном отношении произведения. Выводы, следующие из их сравнения, касаются всей массы русских и зарубежных вещей, просмотренных автором.

41

Инв. № М-504. См. аналогии: ГУК «Музейный комплекс имени И. Я. Словцова» (Тюменская область, инв. № Д-57), СГМЗ (инв. № П 187), ГИМ (инв. № МЖ 6849), ГЭ (инв. № ЭРМ-4731). Датируются концом XVIII – началом XIX века.

42

См. также баул из коллекции музея Уппланда (инв. № UM 03648).

43

См.: https://digitalmuseum.se/021026252015/kista.

44

Предмет из коллекции Национального музея Дании, датируется 1744 годом (см.: samlinger.natmus.dk/DMR/asset/219632).

45

Инв. № М-4.

46

Stiftelsen Nordmøre Museum (инв. № KM.02036). Этот пример не единичен. См., например, «подголовник» из музейного центра Хордалана, инв. № ОМ. 01317.

47

Инв. № М-34.

48

Инв. №№17958, 17960, 17963.

49

Инв. № М-8.

50

Инв. № М-350.

51

Например, в коллекциях Костромского музея-заповедника (№ КМЗ КОК-18119, КМЗ КОК-16113), Котласского краеведческого музея (№ККМ КП 2553), Нюксеницкого краеведческого музея (инв. № Д-778), Киришского историко-краеведческого музея (инв. №ИБ-889) и мн. др.

52

Инв.№KLM 39255:144. См.: https://digitaltmuseum.se/021025805193/kista.

53

Инв. № М-355.

54

Инв. № KLM 12221. См.: https://digitaltmuseum.se/021026251939/kista.

55

Csillery K.K. Le coffre de charpenterie // Acta ethnographica. Academiae scietiarium Hungaricae. Tomus I, fascilius 1—4. Budapest: Magyar tudományos akadámia, 1950, p. 239—244; Everhard J. Tuugkisten in Oost Nederland. Versiering en typologie. – Oldenzaal: Twents-Gelderse Uitgewerij de Bruyn, 1994.

56

Вещи из ГБУК «Государственный историко-архитектурный и этнографический музей-заповедник «Кижи» (инв. №№ Д-2999, Д-3000), НКМ (инв. №№ Др-216, 217), МБУ «Шурышкарский районный музейный комплекс» (Ямало-Ненецкий автономный округ, с. Мужи) (инв. № МЭП-356), НГОМЗ (инв. № НГМ КП – 36241/34, ДЭ – 5825.), Псково-Изборского объединенного музея-заповедника (№ ПМЗ КП 33059) и многих других музеев.

57

Например, сундук из музея Вэстерготланда (инв. №1М16—1597). См.: https://digitaltmuseum.se/021027887814/kista.

58

Например, сундучок из Кирилло-Белозерского музея (инв. № Д-3886) и сундук из музея Вэстманланда (инв. № Vlm-9078). См: https://digitaltmuseum.se/021027806337/kista.

59

Пудов Г. А. Хромолитография в истории сундучного промысла Урала (конец XIX – начало XX века) // Художественный металл в России и Европе в XIX—XX веках. Тезисы Всероссийской научно-практической конференции. Екатеринбург, 14—15 апреля 2015 года. Екатеринбург, 2015, С. 50—51.

60

Он же. Уральские сундуки XVIII—XX веков: история, мастера, произведения. – СПб.: Первый класс, 2016, С. 280—287.

61

Это мнение выразили в письмах автору настоящей статьи Ханна Вильгельмсон – сотрудник музея Кальмара и Лейф Валлин – сотрудник Северного музея.

62

Пассек Т. С. К вопросу о приеме сравнения в истории материальной культуры // Из истории капиталистических формаций. Сб. статей к 45-летию науч. деятельности Н. Я. Марра. М., Л.: Гос. соц-экон. изд-во, 1933 (Известия ГАИМК. Вып. 100). С. 330, 340.

63

Мильчик М. И. Взаимовлияние деревянной архитектуры Древней Руси и Скандинавии: русская историография и постановка проблемы // Актуальные проблемы исследования и спасения уникальных памятников деревянного зодчества России. Международный симпозиум. Доклады / сост. и отв. ред. М. И. Мильчик. – СПб.: Лики России, 1999, С. 137—139.

Из истории русского сундучного производства. Сборник научных статей

Подняться наверх