Читать книгу Мифы Ктулху (сборник) - Говард Лавкрафт, Говард Филлипс Лавкрафт, Adolphe de Castro - Страница 7
Шепчущий во тьме
V
ОглавлениеВозможно, мое сбивчивое письмо еще не успело дойти до Экли, когда 8 сентября, в субботний полдень, я получил от него очередное послание. Оно было совсем не похоже на прежнее и поразило меня своим спокойным тоном. К тому же письмо оказалось отпечатано на новой машинке. Да, в этом странном письме чувствовалась уверенность в своих силах, вдобавок Экли приглашал меня приехать. Казалось, что ночной кошмар на дальних холмах внезапно подошел к концу и содержание страшной драмы мгновенно изменилось. Я вновь вынужден процитировать его по памяти и по возможности полно воспроизвести его особый дух и стиль. На нем стояли штемпель Беллоус-Фоллс и подпись от руки, поскольку письмо, как я уже говорил, было напечатано довольно неумело, что весьма характерно для начинающих. Однако текст отличался предельной аккуратностью, и я подумал, что Экли когда-то, возможно в колледже, уже печатал на машинке. Сказать, что, прочитав его, я испытал облегчение, было бы не совсем точно. Конечно, на душе у меня стало гораздо спокойнее, но к этому спокойствию примешивалось ощущение чего-то нереального, почти призрачного. Если Экли был нормален, испытывая столь небывалый страх, то здоров ли он, избавившись от него? И его «отчет о выздоровлении» – что он означал на самом деле? Ведь умонастроение Экли сделалось не просто иным, а диаметрально противоположным! Но вот вам точный текст, и я могу гордиться своей памятью, сохранившей его до последней строчки.
Тауншенд, Вермонт, пятница, 6 сентября 1928 г.
Мой дорогой Уилмарт!
Мне доставляет огромное удовольствие откровенно высказаться по поводу всех «глупостей», о которых я Вам писал. Я говорю «глупостей», хотя имею в виду скорее мое паническое настроение, а не описание самих явлений. Они, эти явления, вполне реальны и достаточно важны, ошибка заключается лишь в моем ненормальном отношении к ним.
Думаю, я уже упоминал, что мои странные посетители начали общаться со мной, и рассказывал об этих попытках. Прошлой ночью мы разговаривали. В ответ на их сигналы я пригласил к себе их посланника. Могу сказать, что это был человек. Он поведал мне массу нового, о чем ни Вы, ни я даже не подозревали, и наглядно доказал, что мы совершенно неверно оценивали их действия и не понимали, с какой целью Крылатые прибыли на Землю, основав здесь свою тайную колонию.
Возможно, что все зловещие легенды о том, что они предлагали людям и чего желали добиться на нашей планете, возникли в результате человеческого невежества и непонимания особенностей их аллегорической речи. Конечно, их культурные обычаи и характер мышления резко отличаются ото всех наших представлений. Должен откровенно признаться, что я недалеко ушел в своих догадках от неграмотных фермеров и диких индейцев. То, что я считал чудовищным, постыдным и кощунственным, на самом деле оказалось расширяющим границы сознания и даже величественным, а мое прежнее отношение было типичным для большинства людей, ненавидящих и боящихся всего принципиального иного, не похожего на наше, привычное. Теперь я сожалею о том, что причинил ущерб одиноким на Земле и недоверчивым существам во время наших ночных баталий. Если бы у меня тогда появилась возможность мирно и разумно побеседовать с ними! Но они не держат на меня зла, их эмоции совсем не похожи на наши. Им не повезло, что они нашли себе в Вермонте негодных агентов, например таких недостойных людей, как покойный Уолтер Браун. Он-то и настроил меня против них. Они никогда не нападали на людей и никому не вредили, но часто роковым образом ошибались и окружали себя шпионами из числа местных жителей. У них существует настоящий культ злых людей (человек с вашими знаниями поймет меня, если я свяжу этот культ с Хастуром и Желтым знаком). Его цель – убрать их со своего пути и наказать с помощью чудовищных сил из иных миров. Так они расправляются с агрессорами, но не с обычными людьми, и жертвами предосторожности Крылатых становятся лишь эти соглядатаи. Мне удалось узнать, что наши пропавшие письма похитили отнюдь не Крылатые, а, если так можно выразиться, эмиссары зловещего культа.
Пришельцы хотят от людей только мира, невмешательства в их жизнь и увеличения духовных связей. Последнее теперь абсолютно необходимо, поскольку земные открытия и изобретения расширили наши познания и отныне Крылатым с каждым днем все труднее существовать на этой планете. Пришельцы хотели бы полнее узнать человечество и отобрать нескольких философов и ученых для знакомства с их цивилизацией. Такой обмен знаниями уничтожит все имеющиеся преграды и страхи, и в результате восторжествует modus vivendi, который сможет удовлетворить обе стороны. Сама мысль о попытках порабощения или духовного разложения человечества чудовищна и нелепа.
Неудивительно, что Крылатые выбрали меня для установления этих связей, – как-никак, я успел уже немало узнать о них и могу быть на Земле истолкователем их намерений. Они обо многом говорили со мной прошлой ночью, и факты способны потрясти воображение своим масштабом и широтой охвата. А мне еще предстоит столько узнать в процессе непосредственного общения и переписки с ними! Пока они не звали меня с собой в путешествие на иные планеты, хотя позднее я сам, наверное, захочу с ними отправиться, воспользовавшись и своими познаниями, и всем опытом, накопленным человечеством. Они больше не будут осаждать мой дом. Все вернулось к норме, и теперь собакам не придется меня защищать. Я прошел здесь через страшные испытания, но взамен узнал массу нового, и мой интеллектуальный багаж сравним лишь с изведанным немногими смертными.
Наверное, Крылатые – самые восхитительные органические существа во Вселенной или в сферах вне времени и пространства, члены огромной космической расы, в сравнении с которой все иные жизненные формы всего лишь неполноценные варианты. Они ближе к растительным, чем к животным видам, если подобные термины вообще применимы к их органической структуре, отдаленно напоминающей грибы; впрочем, их состав, в известной мере сходный с хлорофиллом, и единственная в своем роде пищеварительная система существенно отличаются от свойственной настоящим грибам. Они состоят из форм, совершенно чуждых нашей части пространства, и их электроны вибрируют совсем иначе. Вот почему их невозможно заснять обычным фотоаппаратом, хотя мы можем их видеть, и зрение нас не обманывает. Полагаю, что, набравшись знаний, любой хороший химик смог бы изобрести раствор для фотографий, проявляющий их изображения.
Это племя Крылатых способно полностью сохранять свою субстанцию, перемещаясь в безвоздушном и лишенном жара межзвездном пространстве, а иные пришельцы могут путешествовать лишь с помощью механических приспособлений и благодаря любопытнейшим хирургическим операциям. Только у немногих из них есть крылья, сопротивляющиеся воздействию эфира, и вермонтские пришельцы как раз относятся к этому подвиду. Они не случайно обосновались на заброшенных горных кряжах Старого Мира, но и тут я должен уточнить ряд подробностей. Их внешнее сходство с жизнью животных и со структурой, которую мы считаем материальной, свидетельствует о параллельной эволюции, а не о близком родстве. Их интеллектуальные возможности превышают любые известные нам жизненные формы, хотя должен сказать, что крылатое племя с наших гор, несомненно, самое развитое. Телепатия – их обычный способ общения, но у них имеются и рудиментарные вокальные органы, которые после несложной операции (операции у них широко практикуются и считаются чем-то повседневным и обязательным) могут дублировать речь всех говорящих организмов.
Они обитают на еще не открытой и почти лишенной света планете на самом краю нашей Солнечной системы – за Нептуном и на расстоянии девяти других планет от Солнца. Это, так сказать, их родной дом. Как мы и предполагали, планета в мистически зашифрованном виде упоминалась в древних и потаенных рукописях. Там она называлась Югготом. Вскоре к ней проявят интерес в нашем мире и начнут размышлять о ее происхождении, надеясь установить с ней духовную связь. Меня не удивит, если астрономы ощутят сигналы мысли и откроют Юггот, когда Крылатые позволят им это сделать. Но Юггот – это только форпост всего племени. Оно расселилось на разных планетах и звездах, о которых мы не имеем никакого представления и даже вряд ли способны их себе вообразить. Единица времени и пространства является для них олицетворением космического единства, но на самом деле она не более чем атом в принадлежащей им бесконечности. Человеческое сознание не в силах охватить эту бесконечность, о чем я могу судить по себе, и за все время существования людского рода о ней догадывались, возможно, человек пятьдесят или чуть меньше.
Наверное, на первых порах Вы, Уилмарт, сочтете мои рассуждения бредовыми, но со временем сумеете оценить поистине титанические возможности, открывшиеся перед нами. Я хотел бы поделиться с Вами множеством фактов и должен сообщить немало интереснейших подробностей, но они не для письма. В прошлом я предостерегал Вас от поездки ко мне. Теперь опасность миновала, и я с удовольствием отказываюсь от своих слов и приглашаю Вас к себе.
Не могли бы Вы приехать сюда до начала занятий в колледже? Наша встреча доставила бы мне истинное удовольствие. Возьмите с собой пластинку и все мои письма, потому что мне надо посоветоваться и уточнить ряд деталей. Они понадобятся мне, чтобы воссоздать всю историю. Привезите и фотографии, потому что я от волнения, кажется, перепутал негативы. Вы не представляете, что я собираюсь поведать Вам в дополнение к изложенному здесь и какие колоссальные планы рождаются у меня!
Приезжайте не раздумывая. За мной больше никто не следит, и дома у меня мир и тишина. Отправляйтесь в путь, а я подъеду на станцию в Брэттлборо и встречу Вас там. Погостите у меня подольше, вернее, сколько сможете. Я предвкушаю интереснейшие споры по вечерам о тайнах Вселенной и беспомощности наших догадок. Только, конечно, никому не говорите об этом, непосвященные ничего не должны знать.
Железнодорожное сообщение с Брэттлборо неплохо налажено, и Вы можете ознакомиться с расписанием в Бостоне. Садитесь в поезд до Гринфилда, а потом сделайте пересадку. Я предлагаю Вам выехать из Бостона в весьма удобное время – десять минут пятого утра. Поезд прибудет в Гринфилд в 7:35, а в 9:19 Вы пересядете в другой, который остановится в Брэттлборо в 10:01 вечера. Выберите подходящий день недели и дайте мне знать, а я подъеду на станцию и встречу Вас.
Простите за это отпечатанное письмо, но, как Вы знаете, у меня начали дрожать руки, и я просто не в силах долго писать. Вчера я приобрел в Брэттлборо эту машинку «Корона», и, кажется, она хорошо работает.
Жду от Вас ответа и надеюсь увидеться с Вами в самом скором времени. Привезите с собой пластинку, все мои письма и фотографии.
Искренне Ваш.
С нетерпением жду приезда.
Генри У. Экли
Алберту Н. Уилмарту, эсквайру,
Мискатоникский университет,
Аркхем, Массачусетс
Противоречивость моих эмоций после прочтения, перечитывания и тщательного анализа этого странного и непредсказуемого письма не поддается описанию. Я уже сказал, что одновременно почувствовал облегчение и неуверенность, но это слишком грубое определение, исключающее нюансы и подсознательные ощущения, связанные как с облегчением, так и с неуверенностью. Начну с того, что письмо настолько противоречило предшествующей веренице ужасов, что изменение сознания Экли – от гнетущего к умиротворенному спокойствию и даже воодушевлению – казалось невероятным в своей стремительности и бесповоротности! Я с трудом мог поверить, что за день психологическая перспектива человека, написавшего мне еще в среду отчаянное послание, стала совершенно иной, пусть даже ночью он испытал какое-то необычайное облегчение, но не до такой же степени! Иногда, чувствуя ирреальность игравшейся драмы, я задавал себе вопрос, уж не померещились ли мне все эти фантасмагорические силы, но потом думал о записи на фонографе, и это совсем сбивало меня с толку.
Я мог ожидать от Экли чего угодно, но не такого письма! Проанализировав свои впечатления, я определил в них две фазы. Первая – если считать, что Экли был и остался в здравом уме и твердой памяти, то происшедшие изменения были необъяснимы. Вторая – никто не назвал бы нормальными или предсказуемыми изменения в стиле Экли, его умонастроении и языке. Казалось, коварные мутации уже затронули глубинные основы его личности и их воздействие было столь очевидным, что эти фазы никак не соединялись. Одна исключала другую, наглядно демонстрируя отклонение от нормы. Выбор слов, орфография – все сделалось не таким, как раньше. Я с профессиональной чуткостью к стилю проследил различия и понял, что лишь мощнейшая эмоциональная встряска могла вызвать столь радикальный поворот. Однако в ряде отношений письмо было вполне типичным для Экли. Та же старая страсть к бесконечному, та же пытливость ученого. Я ни минуты не верил в подделку или хитроумную замену письма. В этом случае он не стал бы меня приглашать, чтобы я сам убедился в правдивости его рассказа.
Я не поехал в субботу вечером, продолжая обдумывать содержание письма. В его подоплеке угадывалась борьба светлых и темных сил. Я уже устал от быстрой смены чудовищных предположений, возникавших в моем сознании в последние четыре месяца, и размышлял над новыми, потрясшими меня фактами медленнее обычного. Сомнения чередовались с готовностью поверить Экли, но так бывало и прежде, когда он сообщал мне о чудесах. Однако с недавних пор любопытство начало вытеснять тревогу и замешательство. Неважно, был Экли безумен или нормален, произошла ли с ним настоящая метаморфоза или он просто успокоился, – главным было то, что в своих увлекательнейших исследованиях он сменил перспективу. Его страхи – не будем гадать, реальные или мнимые – сразу уменьшились, а все внимание переключилось на открывшиеся перед ним космические бездны и недоступные людям знания. Я тоже стремился к неведомому, и потому наши пламенные мечты совпадали. Когда Экли удалось разрушить чудовищный барьер между мирами, я почувствовал неподдельное волнение. Уничтожить дурацкие, надоевшие границы времени и пространства, отбросить, как ненужный хлам, законы природы, ощутить связь с бескрайними просторами, приблизиться к тайнам бесконечности – да, для этого стоило рискнуть жизнью, подвергнуть испытанию разум и душу! И Экли уверял меня, что угрозы больше нет, а иначе он не стал бы приглашать меня, после того как я столь долго отказывался к нему ехать. Я подумал о том, что он может мне поведать, и оцепенел, представив себе, как сижу в уединенном доме и слушаю человека, накануне беседовавшего с инопланетянами, а на столе, рядом с нами, – пластинка и груда писем, в которых он делился со мной своими наблюдениями.
Итак, в воскресенье утром я отправил Экли телеграмму. В ней говорилось, что мы можем встретиться в Брэттлборо в следующую среду – 12 сентября, если его устроит эта дата. Однако расписание, которое он предложил мне, я решительно отверг. Признаюсь честно, мне не хотелось приезжать в глухой вермонтский край поздно вечером. Я позвонил на станцию и заказал билет на другой час. Мне предстояло встать пораньше и сесть в поезд, отправлявшийся из Бостона в 8:07 утра. В таком случае в 9:25 я должен был прибыть в Гринфилд, подождать на вокзале и в 12:22 пересесть на поезд, идущий в Брэттлборо. Я буду там в 1:08 дня, а это удобнее, чем 10:01 вечера. Экли встретит меня, и я без страха поеду с ним по пустынным и таинственным дорогам. Я указал в телеграмме выбранное время и обрадовался, получив от него в тот же вечер ответ:
Время устраивает встречу поезд 1:08 среду не забудьте запись письма фотографии надеюсь благополучный приезд ждут великие открытия.
Экли
Одно то, что обмен телеграммами состоялся в течение дня и мою телеграмму ему то ли доставили в Тауншенд, то ли прочли по телефону, воодушевило меня и окончательно уничтожило все сомнения. Я вздохнул спокойно и почувствовал, что с моих плеч упала тяжелая ноша. Ведь подозрения месяцами никуда не исчезали, а таились в глубине моей души. В ту ночь я спал долго и крепко и с утра принялся за сборы, хотя в запасе у меня оставалось еще два дня.