Читать книгу Как бы волшебная сказка - Грэм Джойс - Страница 5
3
ОглавлениеЧтобы читать сказку, надо отождествлять себя с нею.
У. Х. Оден[3]
Уже начало смеркаться, когда Питер вошел в свою хибару. Дверь, разбухшую от сырости, по-прежнему заедало. С этим надо было что-то делать. Вот только он недавно уже разбирался с дверными петлями, из-за чего дверь теперь и заедало. Одно тянет за собой другое, обычно говорили у Мартинов.
Что бы там ни происходило с Тарой, Питер всегда с удовольствием возвращался к себе, к кутерьме детей и собак, в дом, разваливающийся и постоянно находящий новые способы требовать починки. Ему нравилось видеть Джека и девочек, которые увлеченно возились на ковре с игрушками, какие занимали или волновали их в данный момент. Он, в отличие от Женевьевы, всегда спокойно воспринимал кавардак, который устраивали дети. Но Жен была его избавительницей. Творцом его спасения.
Он отворил дверь в гостиную, и все подняли головы, оторвавшись от своих занятий. Жен с большими карими глазами и веснушчатым лицом, обрамленным непослушными темными кудрями; девочки, которые все были ее копии; собаки. Потом собаки вновь положили головы на ковер.
– Ну что, видел ее? – спросила Жен.
– Джек подстрелил крысу, – объявила Джози.
Питер движением головы показал Женевьеве, чтобы она вышла на кухню. Та встала.
– Вы собираетесь говорить о твоей сестре? – спросила Эмбер.
– Ага, – ответил Питер.
– Можно нам послушать?
– Не.
– Почему?
– Ну, знаешь… Жен, объясни, почему им нельзя послушать.
– Это больная тема для отца, – объявила Женевьева. – Он все расскажет вам о тете Таре после того, как поболтает со мной.
– А мы подслушаем у двери, – сообразила Эмбер.
– Ухо заболит, – откликнулся Питер. – Если подслушивать то, что не положено.
– Чушь, – сказала Зои. – Не обращай внимания на папу.
Женевьева закрыла за собой дверь и вышла с Питером на кухню. Они сели к столу, и она взяла его за руку:
– У тебя такой вид, будто ты увидел призрака.
– Мать и отец. Они сидят так, словно ни черта не случилось. Мы все думали, что ее уже нет в живых, а она заявляется через двадцать лет, и они: о, привет, выпей чаю с имбирным кексом.
– Они, наверно, потрясены, Питер. Она что-нибудь сказала?
Дверь во двор распахнулась, и с облаком холодного воздуха в кухню ворвался Джек:
– Я крысу подстрелил!
– Молодец!
– Хочешь посмотреть?
– Нет. Я тебе верю.
Джек выглядел разочарованным:
– Здоровенная.
– Ты заходишь или нет? – спросила мать. – В любом случае закрой дверь. Или сюда, или обратно.
– Захожу. Я замерз.
– Где сейчас крыса? – спросила Женевьева.
– Валяется на траве.
– Брось ее в мусорный бак.
– Я хотел подвесить ее снаружи. Знаешь, как у полицейских доска с фотографиями преступников.
– Ни в коем случае! Брось ее в бак.
– Что, брать ее голыми руками? Не хочу.
– Просто возьми ее за хвост, – сказал Питер, – и швырни в бак. Ты убил, ты и убирай.
Джек из обычного упрямства помедлил несколько секунд, прежде чем выйти убрать дохлую крысу. Питер закрыл за ним дверь.
– Ну что? – спросила Женевьева.
– Сказала, что путешествовала.
– Где путешествовала?
– Да выдумывает она все.
Вернулся Джек и, направившись к раковине, устроил целое представление: бесконечно намыливал руки и тер их под струей горячей воды, пока они не заблестели. Родители молча ждали, когда он закончит. Питер с силой захлопнул дверь от уличного холода.
– Ты что, в хлеву родился, тебя не учили закрывать за собой дверь, Джек?
Джек заблеял по-овечьи.
Женевьеве надоело ждать, когда Джек уйдет:
– Почему ты так думаешь?
– Поймал ее на парочке деталей.
– Вы это о ком? – спросил Джек, вытирая руки посудным полотенцем.
– Пользуйся полотенцем для рук, – сказала Женевьева.
– Почему?
– Потому что только что брал крысу. И посмотри, какую ты грязь оставил на полотенце.
– Джек, позволь мне минутку поговорить с твоей матерью, ладно?
– О нашей так называемой тете Таре?
– Да, а теперь проваливай! И сними, к черту, обувь, прежде чем входить в гостиную.
– Ты ее правда видел?
– Джек!!!
Когда они избавились от Джека, Женевьева спросила, как Тара объяснила свое исчезновение.
– Никак. Мне не дали расспросить ее. Завтра они придут. Все трое.
– Черт! – Женевьева обвела взглядом кухню. – Придется прибраться тут перед их приходом. Подумать только!
Питер открыл было рот, чтобы сказать свое веское слово, но снова открылась дверь. Теперь это была Зои:
– Собаку стошнило.
На второй день Рождества, в день подарков, все дружно, поскольку в полдень ожидалось прибытие Делла, Мэри и Тары, устроили, как говорится, аврал, пытаясь навести в доме некоторое подобие порядка. То есть дети хватали валявшиеся не на месте вещи и перекладывали в другое ненадлежащее место. В результате куча рождественских игрушек переместилась под диван или к окнам, за шторы, и это они называли уборкой. Женевьева спокойно наблюдала, тогда как Питер ворчал; Зои пылесосила, Эмбер вертелась вокруг нее; Джек складывал игрушки в коробки, Джози снова вытаскивала их.
И все из-за того, что Тара вернулась домой. Замешательство и негодование Питера росли с каждой минутой.
Женевьева никогда не видела Тару. Они с Питером прожили вместе уже три года, когда он впервые упомянул, что у него есть сестра. Тара была на два года младше Питера и обожала старшего брата. Тот, в свою очередь, всегда защищал ее, и в детстве они были близки, как мелкий шрифт на втором листе контракта. Затем, когда Питеру было восемнадцать, Тара однажды летом исчезла из его жизни.
Когда он рассказал Женевьеве, что случилось с сестрой и как они решили, что ее больше нет в живых – возможно, какой-нибудь сексуальный маньяк или психопат похитил ее, а потом закопал тело в тайном месте, – она быстро поняла, какой тяжкий камень лежит у него на душе, что этого случая было почти достаточно, но не совсем, чтобы убить в нем все чувства. Иногда он мимоходом упоминал о Таре, и Женевьева всегда слушала спокойно, когда он заговаривал о ней, зная, что даже имя сестры было задвижкой в плотине боли, которая должна была бы вырываться наружу, но никогда не вырывалась.
Порой имя Тары звучало в разговоре детей с их дедушкой и бабушкой, если, скажем, открывался семейный фотоальбом или старшие упоминали ее, когда хотели сослаться на определенное время в семейной истории. Но всегда оно вспыхивало, на секунду-другую привлекая внимание, – искра горящего полена, из-за опасности своей провожаемая взглядами, пока не погаснет, источая дымок.
Тара была очень смышленой, прелестной, интригующей и во многом опережала одногодков, как и людей постарше. Выглядела она потрясающе: сверхъестественно невозмутимая, с ореховыми глазами, которые смотрели на вас оценивающе, крайне сосредоточенно. Она была общительна и непосредственна, ее искренне интересовали другие люди еще в том возрасте, когда большинство подростков страстно заняты исключительно собой. Мальчишек и девчонок тянуло к ней, но она в них не нуждалась. Она была лидером по природе, но таким, которому не нужны никакие последователи. Тара производила впечатление человека, живущего в нездешнем мире, тайном, загадочном и недоступном.
Сам Питер и познакомил ее с Ричи Франклином, ее парнем на тот момент, когда она пропала. Питер и Ричи собрали подобие рок-н-ролльной группы. Пит ровно, как метроном, барабанил, а претендовавший на роль фронтмена Ричи играл на гитаре, привлекая и выгоняя разных бесталанных и обыкновенно бесполезных подростков. Ричи мог любому простить одну фальшивую ноту, но не три.
Они позволяли Таре пойти с ними и посмотреть, как их группа играет в пабах, или на другие группы в клубах, ездить с ними на рок-фестивали, выкуривать с ними косячок, и чтобы она своим красивым личиком и застенчивой улыбкой помогала им проникнуть без приглашения на вечеринки. Она никогда не была им помехой, напротив, даже не подозревая того, одним своим присутствием придавала компании особый шик, каким парни, естественно, не отличались. Она поднимала их на некий новый уровень. Ей бы еще и голос, не раз говорил Ричи.
Из-за всего этого потерю такого волшебного и интересного создания в то время было вдвойне тяжело перенести. После того как она исчезла из их жизни, люди повторяли расхожее: мол, она была «слишком прекрасна для здешнего мира». Это говорилось слишком часто и слишком многими. Ей было шестнадцать, когда ее похитили. Или, как теперь представлялось, когда она сама улизнула.
Наконец послышался автомобильный сигнал – двойной гудок, коротенький позывной Делла, которым он всегда оповещал о своем прибытии. В этот раз с ним была не только Мэри, но и Тара – нынешняя полулегендарная Тара, в конечном счете не труп, гниющий в неглубокой лесной могиле, а живая и здравствующая, все же не чересчур прекрасная для здешнего мира, но, быстрей, чем ящерица моргнула, просто ставшая вдруг на двадцать лет старше.
Питер за кухонным столом обхватил голову руками.
– Ну-ка, – сказала Женевьева, – соберись. Отворяй дверь.
Тяжело, словно волоча гремящие цепи, Питер отодвинул стул и выпрямил свое крупное тело. Глубоко вздохнул и, решительно шагнув к двери, схватил дверную ручку в тот самый момент, когда снаружи нажали на кнопку звонка. Дверь опять заело, он рванул и распахнул ее, на пороге стояла Мэри с пакетами, полными рождественских подарков внукам, которых она любила баловать, и, чмокнув его в щеку, Мэри устремилась мимо него в дом. Затем он увидел Тару, которая улыбалась все той же застенчивой улыбкой, не разжимая губ цвета бургундского вина, робко изгибавшихся в уголках; прежде он много раз видел это, но не обращал внимания, теперь же этот изгиб загипнотизировал его. Но гипноз тут же развеялся, когда Делл надавил на них сзади: «Проходим, проходим, проходим».
– Миленький домик, – сказала Тара, целуя Питера.
– Рушится уже. Входи и познакомься со всеми.
– Дверь опять заедает? – спросил Делл.
Все столпились в крохотной прихожей. Делл и Мэри снимали пальто, дети пялились на загадочную Тару, собаки прыгали на Мэри и Делла, пытаясь их лизнуть.
– Тара, – сказал Питер, – знакомься, это Женевьева.
Тара шагнула вперед, обхватила лицо Женевьевы ладонями и пристально вгляделась в ее глаза. Затем сказала:
– Я знала. Она красавица. Я знала, что он найдет абсолютно красивого человека.
Женевьева покраснела. Зои оторвала взгляд от Тары, посмотрела на Джека и провела пальцем по своему горлу. Ладони Тары продолжали легко лежать на лице Женевьевы. Наконец она опустила руки, наклонилась и поцеловала Женевьеву в щеку.
– Позволь, я возьму твое пальто, – сказала Женевьева.
– Так, это Зои, – продолжал Питер. – А вот Джек, Эмбер и Джози.
– Привет, Зои, привет, Джек, привет, Эмбер, привет, Джози. Я Тара.
– Мы уже знаем, – дерзко выпалила Джози.
Тара обратила к ней улыбку, но девочка мгновенно спряталась за дверью гостиной.
– Почему ты в темных очках? – задала здравый вопрос Эмбер.
– С глазами не все в порядке, – сказала Тара, и ответ, похоже, удовлетворил Эмбер.
Женевьева повела Тару в гостиную и махнула рукой Мэри и Деллу, чтобы те следовали за ними.
– Какая крохотная! – шепнула Жен Питеру. – И выглядит такой юной!
Следующий час прошел за разбором подарков Мэри и Делла и сопутствующей болтовней. Тара помогла Джози открыть пакет, предназначавшийся ей, и поздравила Джека с успехом в крысиной охоте, потому что, мол, ненавидит крыс. Похвалила Зои за умение одеваться со вкусом, а когда Эмбер никак не могла застегнуть пуговицы нового халата, подаренного бабушкой, опустилась на колени и застегнула их.
Хотя детям Тара казалась чем-то вроде единорога, она с легкостью очаровала их. Питер заметил, как непринужденно у нее это получилось. Он вспомнил, что так происходило всегда. Хотя не кто иной, как он сам и родители – плюс Ричи изредка, – видали ее в настроении, порой контрастирующем с этим легким талантом. Да, но и на солнце есть пятна, хотелось ему сказать всем.
И еще она дочиста отмылась. Он не знал, сколько времени она пробыла в ванной, но она выглядела как очищенная креветка. От грязи не осталось и следа. Волосы приобрели прежнюю волнистость и каштановый блеск, так что все любовались, когда она встряхивала ими, как пони гривой. Даже под ногтями не осталось черноты. Она совсем не пользовалась косметикой, и лицо ее было безупречно.
Она выглядела очень хорошо и вполне здоровой, хотя и немного усталой. Вот только Питер знал, что лишь сумасшедший сбегает из дому, слова не сказав, а потом появляется на пороге спустя два десятка лет.
Женевьева вскочила со стула:
– Я испекла кекс, сейчас принесу.
– Я помогу, – сказала Тара.
Питер увидел возможность поговорить:
– Я с вами.
Тара мягко толкнула его обратно на стул:
– Оставайся тут, старший брат. Я хочу принести тебе кекс.
Он не знал, стоит ли настаивать. Взгляд Женевьевы сказал ему, чтобы он не сопротивлялся.
– Он теперь ненавидит меня, – сказала Тара, когда Женевьева принялась разрезать большим ножом шоколадный кекс.
– Он сбит с толку, обижен, зол, озадачен, ничего не понимает, а главное, ему сказали, чтобы он не задавал тебе никаких вопросов. Но знаю, он по-прежнему любит тебя.
– Откуда ты это знаешь?
Женевьева слизнула крошку с большого пальца и ответила:
– Если бы не любил, так бы не переживал.
– Я знала, что он найдет себе не только красавицу, но еще и умницу.
Женевьева подошла к Таре:
– Ты очень любезна. Думаю, пора тебе быть не только очаровательной, но и откровенной.
– Ты права. Совершенно права. Я все расскажу и буду откровенна. Как раз сейчас я пытаюсь понять, как объяснить ему, что произошло. Это не так просто, как ты думаешь. Во-первых, когда я расскажу ему правду, он мне не поверит и возненавидит еще больше, чем сейчас. Даже будет презирать.
– Я знаю его и знаю, что презирать он не будет, о чем бы ты ни рассказала.
– Нет, будет. И ты тоже. Хотя ты можешь оказаться главной моей надеждой. Это, конечно, не то, что я могу рассказать маме с папой. Больше того, я бы вообще не стала никому рассказывать, ни единой душе, кроме некоторых людей, которым стоит рассказать, не важно, поверят они или нет.
– Тара, не имею ни малейшего понятия, о чем ты.
– Знаешь его друга Ричи?
– Никогда не видала его. Питер говорил, они раздружились до того, как мы познакомились.
Тара подняла руки к лицу:
– Это моя вина, если они поссорились. Они были большими друзьями. Прежде.
– Что произошло, Тара? Почему просто не сказать ясно, что случилось?
Дверь открылась, и в кухню заглянула Мэри:
– Девочки, вы несете этот кекс или печете?
3
В послесловии к книге Джорджа Макдональда «Принцесса и гоблин» в издании «Санберст».