Читать книгу Перпендикулярность - Григорий Аркатов - Страница 18

Открыв глаза, я обнаружил себя лежащим на своей собственной кровати у себя дома.

– Всего лишь сон. Всего лишь обычный ночной кошмар, – подумал я и протянул руку к будильнику.

Часы показывали шестой час, и я решил, что уже вряд ли смогу уснуть. Скинув с себя одеяло, я поплелся в ванную, где пробыл часа полтора. Находясь там, я пытался расслабиться, но как-то не получалось. В голову постоянно лезли фрагменты ночных сновидений.

– Странно, но я почему-то до сих пор помню весь этот бред.

Вынырнув из ванной, я попытался заполнить пустоту желудка экспериментальными отбросами кулинарии, однако помимо выдохшейся «Кашинской» в холодильнике имелся только лед.

– Что за блядство, – прошептал я и захлопнул дверцу холодильника.

Были попытки вспомнить, куда делась еда, но последнее, что я помнил из событий не столь отдаленных, датировалось прошлым месяцем. Из более позднего вспоминались лишь сновидения, которые как ни странно отпечатались в моей памяти в детальных подробностях.

Исследователи Библии утверждают, что библейский левиафан – это мифологическое морское чудовище, похожее на змея…

Переполненный голодом и злобой, я принялся искать ключи от квартиры, и тут раздался звонок в дверь.

– Кого принесло в такую рань?!

На пороге стоял незнакомец, что еще больше разозлило мою сущность.

– Кто вы?

Незнакомец не ответил, но, ухватившись за дверную ручку, рванул ее на себя и, оттолкнув меня в сторону, прошел в помещение.

– Какого чёрта?! – закричал я.

– Заткнись и закрой дверь, – угрожающе серьезно ответил незнакомец.

Выполнив приказ, я обнаружил его сидящим на стуле посредине комнаты.

– А вы не хотите разуться?

– Успокойся и перестань молоть чепуху. Ты здесь оказался не для занятий словоблудием.

Последние слова незнакомца меня реально смутили.

– Подождите, я кажется в своей квартире.

Незнакомец рассмеялся, после чего достал пачку «L&M» и закурил.

– А это уже наглость.

– Я же велел тебе успокоиться, – в голосе незнакомца появились по-настоящему гневные нотки, – Садись и слушай.

Решив, что слишком велика вероятность наличия у непрошеного гостя за пазухой огнестрельного оружия, я выполнил его пожелание. Теперь мы сидели друг напротив друга, упершись друг в друга взглядом.

– Ты хочешь знать, кто я такой? Хочешь знать, почему я бесцеремонно врываюсь в твое жилище, почему навязываю тебе свое мнение?

– Да.

Мой ответ был прост, но отражал всю событийность проблемы.

– Начнем с того, что это не твоя квартира.

– Что? – я был готов к чему угодно, но только не к этому.

В голове мелькнула мысль о квартирных мошенниках из телевизионных передач, которые выкидывают умирающих стариков на улицу. Но незнакомец вытащил из внутреннего кармана пиджака сложенный вчетверо лист бумаги и протянул мне.

– Возьми для ознакомления.

– Что это? – с недоверием прошептал я.

– Письменное соглашение об аренде этой квартиры на полгода.

– Кем?

– Тобой.

– В смысле? Как я могу арендовать квартиру сам у себя?

– Не у себя, а у гражданки Ивановой Екатерины Геннадьевны.

– А кто она такая?

– Законная хозяйка этой квартиры.

– Но я владелец этой квартиры. Я получил ее после смерти родителей.

– Ошибаешься. То была другая квартира. Не эта.

В этом разговоре я достиг пика непонимания, так что мозги начали осваивать морской узел.

– Ты думаешь, что неудавшееся празднование дня рождения было сном, но это не так. Поэтому можешь отбросить свои детские иллюзии по поводу своего возвращения к счастливой реальности. Ты не дома и никогда больше там не окажешься, потому что отныне у тебя нет дома.

– Тогда где я, чёрт возьми, нахожусь?

– О, это довольно сложный вопрос, который нам с тобой придется довольно долго и нудно обсуждать. Сейчас же я предлагаю тебе пойти прогуляться.

…В тот день поразит Господь мечом своим тяжелым, и большим, и крепким, левиафана, змея прямо бегущего, и левиафана, змея изгибающегося, и убьет чудовище морское…

– Куда мы едим? – спросил я незнакомца после того, как мы уселись на заднее сиденье пятьдесят четвертой маршрутки.

– Нужно встретиться с одним старым знакомым.

– А кто он?

Незнакомец посмотрел на меня взглядом полным иронии, после чего отвернулся в другую сторону и уставился на какого-то мужика, сидящего рядом.

– Может пора познакомиться? Не припоминаю, чтобы ты называл свое имя.

– Нет.

– Тогда хотя бы объясни, что происходит.

– Позже.

В этот момент неизвестный мужик, сидящий рядом, повернулся к незнакомцу лицом и заявил:

– Уважаемый, что вы так на меня смотрите? Я вам, что картина?

Я рассмеялся, но тут же загасил в себе смех, боясь получить в ухо. Незнакомец ничего не ответил и, поднявшись с автобусного сиденья, направился к выходу.

– За двоих. На остановке.

Протянув деньги кассиру, он повернулся ко мне и крикнул:

– А ты чего ждешь?

Пришлось следовать за ним. Когда мы оказались вне транспортного средства, незнакомец сказал:

– Дальше пойдем пешком.

Это было очередным поводом для недоумения.

– Может объяснишь, почему нельзя было продолжить путешествие на маршрутке?

– Там было опасно.

– Ты что испугался этого мужика?

Незнакомец окатил меня волной презрительного высокомерия, которое искрилось в его зеленых глазах, и ответил:

– Тебе еще рано встречаться с найтами.

– А это еще что за ребята? Не пора ли раскрыть хотя бы некоторые из запрятанных карт?

В этот момент у него видимо не выдержали нервы, он схватил меня за грудки.

– Приди в себя, идиот чёртов, – прошептал незнакомец, впившись в меня своим разъяренным взглядом, – Пойми, что я здесь не шутки шуткую.

– Я бы рад, но пока что вынужден отказать тебе в доверии, потому что не привык к играм в «секретные материалы».

Посомневавшись с полсотни миллисекунд, он решил меня отпустить.

– Кто ты? – спросил я в очередной раз.

Однако незнакомец был непреклонен.

– Скоро узнаешь, если пойдешь за мной. Впрочем, тебе самому решать.

После этих слов незнакомец продолжил свое путешествие, точнее наше, потому что я всё-таки решил последовать за ним. Через полчаса мы добрались до улицы Хромова и повернули к дому номер тринадцать. Весь путь совершался с полным молчанием в эфире, так как мне больше не хотелось злить своего гуру.

Когда незнакомец позвонил в дверь номер 66 в шестом подъезде, я почему-то не удивился. Звонок в данном случае был довольно своеобразен. От его мелодии могли проснуться даже обитатели морга. Но хозяин был более стоек, и шум открывающейся двери раздался лишь по прошествии десяти минут оживленных дебатов. Хозяином оказался довольно упитанный товарищ с прической аля-третий рейх.

– А, это вы, – сказал он зевая, – Ну, проходите.

Так мы оказались в маленькой однокомнатной квартире, где меня ждало множество сюрпризов.

– Знакомьтесь. Игорь Малкин. Максим Нойман. Надеюсь, что вы сработаетесь.

– По-другому и быть не может, – сказал Нойман, – Чаю?

– Не откажусь, – ответил незнакомец.

– А вы? – спросил Нойман, обращаясь ко мне.

– Рад буду составить вам компанию.

Когда закипел чайник и чай оказался помещенным в чашки, мы затеяли беседу.

– Итак, – начал незнакомец, – всё ли готово?

– Сегодня вечером генеральное собрание, – рапортовал Нойман, – Там, я полагаю, нам удастся избавиться от последних недоработок, а завтра чуть свет ринемся на баррикады.

– Найты что-нибудь подозревают?

– Нет. Во всяком случае мне об этом ничего неизвестно.

– Мы встретили тут одного по дороге.

– Да? И где он сейчас?

– Известно где.

– А подробнее?

– Стоит под твоим балконом.

От неожиданности Нойман упал со стула.

– Ты шутишь? – спросил он, потирая ушибленную лопатку.

– Думаешь, я на это способен?

– Нет.

– Тогда зачем спрашиваешь?

Я не знал, кем являлись эти чёртовы найты, в связи с чем не понимал содержания разговора между Нойманом и незнакомцем, и поэтому направил свое внимание на изучение квартирного интерьера. Однако нескольких пытливых взглядов хватило, чтобы удовлетворить любопытство. Ничего, кроме нацистских листовок и книг, свастических плакатов и знамен, мне так и не удалось обнаружить. При таком раскладе пришлось вновь примкнуть ухом к беседе.

…Следовательно, легенде о морском змее более трех тысяч лет, ведь Исайя пророчествовал приблизительно в VIII веке до нашей эры…

– И что будем делать? – спросил Нойман у незнакомца, – Ты собираешься его убить?

– Вовсе нет. Пальбой занимаются только дилетанты и шизофреники.

Незнакомец порыскал в карманах, а потом протянул мне конверт синего цвета.

– Вскроешь его, когда разберешься с делами.

– С какими делами? – спросил я, отрывая взгляд от конверта.

– Максим введет тебя в курс.

– А что в конверте?

– Дальнейшие инструкции

– А почему не сказать о них прямо сейчас?

– Потому что так надо.

– Кажется, я это уже где-то слышал.

– Твое предназначение – исполнять возложенные на тебя функции, а не задавать глупые вопросы.

В голосе незнакомца вновь появилась злоба, и я вновь поспешил разрядить обстановку:

– Хорошо, хорошо. Всё под контролем, раз ты так хочешь.

– Очень рад. А теперь мне пора идти, – сказал незнакомец и протянул мне руку.

Его рукопожатие было по-дружески крепким, что навело меня на мысль о том, что кем бы ни являлся этот товарищ, он хорошо ко мне относится, и даже мое отвратное поведение не способно настроить его против меня.

– Мы ведь еще увидимся? – спросил я.

– Непременно, – ответил незнакомец, – если конечно ты выживешь на этой войне, – и протянул мне сувенир от «тульского токаря».

Было около восьми вечера, когда мы вышли из подъезда дома номер тринадцать по улице Хромова.

– Тут недалеко, – сказал Нойман.

Однако понятие «недалеко» оказалось чересчур растяжимым. Нестроевым шагом человека, страдающего ожирением, Нойман перемещался крайне медлительно, что довольно быстро начало выводить меня из себя.

– Ты можешь идти быстрее?

– Обратись в общество защиты сексуальных меньшинств.

В этот момент траекторию моего пути перекрыла неизвестная дама бомжеватого вида, везущая перед собой облезлую тачанку с кучей какого-то хлама.

– Мужик, дай сто рублей.

Я среагировал мгновенно. Выхватив ствол, я нажал курок, и в следующее мгновение по мостовой растеклась грязно-красная лужица крови.

– Ты что сдурел? – завопил подбежавший Нойман и вырвал из моих рук пистолет, – Ты что, твою мать, творишь?

– Она хотела меня убить, – спокойным тоном ответил я.

– С чего ты взял?

– У нее в руке граната.

Удивленный Нойман присел возле трупа, дабы изучить содержимое ее правой руки..

– Во чёрт, – прошептал он и в панике подскочил на ноги, – Ты был прав.

– Вопрос состоит не в моей правоте, а в том, что всё это значит.

– Она найт. У нее татуировка на подбородке.

– Железная логика. Интересно, кто еще не догадался.

Между тем вокруг нас успели собраться случайные прохожие с требованиями разъяснить происходящее.

– Уходим, – сказал Нойман, срываясь с места.

Я хотел было последовать за ним, но тут какой-то чувачело схватил меня за рукав.

– Куда это вы, ребятки, собрались?

– Не твое дело! – ответил Нойман и разрядил в него половину обоймы.

У всего случившегося был только один плюс: Нойман наконец-то ускорил шаг. При этом он еще умудрялся разговаривать по телефону.

– Гена? Это Макс. Всё меняется. У нас тут ЧП… Нет времени. Нужно собраться на базе. Ты можешь нас подобрать?.. Хорошо. Ждем.

Между тем неподалеку начали завывать сирены.

– Нужно торопиться, – сказал Нойман, и мы поспешили к месту условленной встречи.

Там нас уже ждал «УАЗик».

– Гена. Игорь. Валим быстрее, – на этот раз Нойману достался такой необычайно короткий монолог, но он не обижался.

– Что у вас там стряслось? – спросил Гена, когда позади оказалось несколько кварталов.

– Нам повстречался найт, пожелавший разнести нас на куски.

– Вам повезло.

– Не то слово. Вот только я пристрелил гражданского.

– Что? – от резкого удара по тормозам меня бросило вперед, – Что ты такое говоришь?

– У меня не было выбора.

– Осторожно! – хотел было крикнуть я, увидев пристроившуюся сбоку от нас тонированную иномарку, но не успел.

В следующее мгновение несколько автоматных очередей изрешетили переднее отделение салона Гениного «УАЗика». Я же продолжал сидеть на заднем сиденье, ошарашено взирая на мертвых товарищей. Дверца слева от меня распахнулась, после чего последовал приказ:

– Вылезайте из машины.

Эффект неожиданности брал свое, но нужно было собраться с духом и сделать как велено.

– Руки за голову…. Повернитесь.

Затем моя спина ощутила всю прелесть упругих свойств резиновой дубинки. Я изогнулся в приступе ужасной боли, но смолчал. Человек в черных солнцезащитных очках подошел ко мне и схватил за горло.

– Ну что Малкин? Вот мы и встретились.

…Легенда почти в неизменной форме дошла до наших дней. Прекрасную иллюстрацию к ней можно увидеть в старинной книге Конрада Геснера. На знаменитой гравюре изображено парусное судно, рядом с которым возвышается змея неимоверных размеров. Ужасное чудовище хватает матросов прямо с палубы…

– Заходи!

Передо мной распахнулась дверь комнаты для допросов, в которую нужно было войти.

– Присаживайтесь, господин Малкин, – заявил тип, сидевший за столом, размещенным по центру кабинета.

Впервые в жизни мне приходилось видеть подобный вариант человеческого индивидуума, и я стал подвергать его внимательному изучению.

– Вам интересна моя внешность? – спросил индивидуум.

– Да, – ответил я не смутившись, – О подобной форме эпителиальной дисплазии мне приходилось читать в книжках, но видеть это в живую….

– В принципе ничего особенного. Просто я лишен всякого волосяного покрова и других дериватов кожи.

– И как это?

– Вы хотите знать, не чувствую ли я дискомфорта? Нет. Наоборот, довольно удобно. Представляете, сколько денег я экономлю, не подстригаясь, не покупая средства для бритья? Меня не тревожат проблемы с перхотью, я не страдаю от запаха пота, а по утрам мне не приходиться корпеть над укладкой волос.

– Наверное.

– А вы врач?

– Почти. Я стоматолог.

Индивидуум нахмурил отсутствующие брови.

– Зачем вы здесь?

– Мне тоже хотелось бы знать ответ на этот вопрос.

– Моя фамилия Акимыч, но многие называют меня Парикмахером.

По моим губам невольно пробежала улыбка, которую я спешно запрятал.

– Не смущайтесь, – попросил Парикмахер, – Серьезные люди, коими и являемся мы с вами, должны относиться к своим недостаткам шутя. Скажу вам по секрету, наш отдел зовется «парикмахерской у Акимыча».

– Забавно.

Наблюдая за Парикмахером, я пришел к выводу, что он неплохой парень.

– Конечно, я рад с вами побеседовать, – сказал я, – но уют вашей кунцкамеры меня совершенно не вдохновляет.

Акимыч сделал серьезную мину и распахнул папку, лежащую перед ним на столе.

– Прошу у вас прощения за своих подчиненных и за ночь, проведенную в изоляторе. Им всегда трудно сдержаться в отношении мертвецов, разъезжающих по городу.

– Каких мертвецов?

Теперь на лице Парикмахера застыло удивление, и оно было явно не наигранным.

– Так вы, что и впрямь не знали?

– О чем?

– О том, что ваши приятели Нойман и Стародуб живые мертвецы.

В моей голове в очередной раз начали путаться мысли, но я всё же спросил:

– Это еще одна шутка?

Акимыч спешно положил передо мной несколько документов из своей папки, после чего заявил:

– Здесь всё написано. Сводка разведки. Результаты двухнедельной слежки. Отчеты экспертов.

Зачитываясь изящно выведенными каракулями, я не желал им верить.

– Это подстава, – прошептал я.

– Не верите? – ответил парикмахер, – Тогда идите за мной.

Сказав это, Акимыч поднялся из-за стола и вышел в коридор. Я последовал за ним. Пройдя шагов тридцать, он постучал в дверь, на которой располагалась табличка «экспериментальная». Спустя какое-то время она отворилась, мы вошли и оказались в большом зале, посреди которого находились двое субъектов, цепями прикованных к потолку.

– Вот они, ваши друзья.

Полумрак, царивший в комнате, замедлил процесс узнавания, но, подойдя ближе, я понял, что это действительно они. Конечно, в их нынешнем состоянии узнать знакомые черты было довольно сложно, и всё же мне это удалось. При моем приближении на их лицах появился злобный оскал. С яростным ревом и слюной, стекающей по подбородку, Стародуб ринулся на меня, но цепь держала его крепко.

– Что с вами случилось? – прошептал я, взирая на эти подобия людей, измазанные кровью и потерявшие человеческие лица.

– Они были такими всегда, – раздалось позади меня.

– Этого не может быть, – заявил я, повернувшись к Акимычу, – Люди должны умирать.

– Мы тоже так считали, пока несколько таких же ублюдков не уничтожило наш отдел в Южном. В тот раз коллеги захватили несколько найтов и решили устроить им допрос по поводу незаконной торговли гиперкаином. В то время многое еще было в секрете. Рассказы про зомби казались сказками, поэтому настороженность была минимальной. Итог был печален. Пятьдесят наших сотрудников стали живыми мертвецами и бросились на истребление жителей микрорайона, так что только выстрел из протоновой пушки спас нас от тяжелых последствий. Конечно жаль, что теперь в Южном никто не живет. Зато мы спасли город.

…Интересно, что 11 октября 1848 года морского змея наблюдала команда английского военного судна «Дедал». Длина змея была примерно 18 метров…

Когда мы вернулись в кабинет, Акимыч продолжил дознание.

– Думаю, я сумел убедить вас в том, что ваши приятели….

– Они не мои приятели, – перебил я Парикмахера.

– Занятно. Почему же тогда вы оказались в их машине?

– Один знакомый подогнал работу у них.

– Кто он?

– Не знаю.

– Как это? Вы не знаете имен своих друзей?

– Мы только вчера познакомились.

Вздыхая от чрезмерного негодования, Акимыч закатил глаза.

– Вы смеетесь?

– У меня нет привычки шутить с органами госбезопасности, – ответил я.

После моих слов Акимыч потеплел, однако на его лице сохранились следы служебного недоверия.

– Предположим, что вы говорите правду. А вам было известно, чем занимаются ваши работодатели?

– Да. Торговлей наркотическими препаратами.

– И вы так спокойно об этом говорите?

– Мне сказали, что всё совершенно легально, что их фирма является поставщиком наркотиков в лечебные учреждения Верхневолжья.

– Это действительно так. А вам приходилось слышать про гиперкаин?

– Нет, но вы о нем уже упоминали.

– Последняя разработка отечественных наркобаронов. Появился на рынке весной 2008 года и сразу пошел на «ура». В тысячу раз сильнее героина, не вызывает привыкания, но имеет один единственный побочный эффект – полная стерилизация клиента сразу после первой дозы.

– Я ничего не знал про контрабанду.

Акимыч бросил мне несколько фотографий. На них был запечатлен незнакомец в моем окружении.

– Это и есть тот человек, который подогнал вам работу?

Взирая на фотографии, я пытался придумать правильный ответ, но как-то не получалось.

– Это он?

– Да, это он.

Радостно потирая ладони, Акимыч бросил мне еще несколько фотографий. На этот раз незнакомец предстал передо мной в менее приятном ракурсе.

– Напоминает комиссара Каттани, не правда ли? – рассмеялся парикмахер.

Остекленевшие глаза незнакомца тупо смотрели на меня с фотокарточки. Конечно, его смерть не была для меня большой трагедией, но он хотя бы знал, кто я и как здесь оказался. Без него ситуация основательно усложнилась.

– Кажется, он всё-таки не был вам безразличен, – сказал Парикмахер.

– Это уже не ваше дело.

– Почему же? В вашем положении заблуждаться весьма опасно.

– Что это значит? – ухмыляющаяся рожа Акимыча начинала меня раздражать, к тому же внезапно появились головные боли.

– Вы говорите, что ничего не знали о контрабанде. А как вы объясните наличие следов гиперкаина в вашей квартире?

В области солнечного сплетения начало ерзать странное предчувствие, которое леденящим шепотом пыталось предупредить меня о приближающейся опасности.

– Мне ничего об этом неизвестно.

– А вы не подскажите, куда направлялась ваша веселая компания, когда мы вас взяли?

– На склад?

– Зачем?

– Мне сказали, что прибыла новая партия экспериментальных препаратов, которые нужно срочно отправить в Москву. Перевозка должна была происходить в состоянии строжайшей секретности и под защитой вооруженной охраны.

От нервного перенапряжения Парикмахер начал чесаться и барабанить пальцами по столу.

– А как вы объясните два трупа на Республиканской? Найт еще ладно, но человек…

– Нойман рассказал мне, что первая партия препарата, поступившая две недели назад из Германии, была похищена группировкой найтов. Все боялись нового нападения… поэтому… человек погиб случайно…

– Хотелось бы вам верить, но на складе вашей фирмы мы не нашли ничего, кроме стада живых мертвецов и тридцати килограмм гиперкаина.

Я понимал, что обстановка накалилась до предела. Выхода из тупика не предвиделось. Незнакомец, определивший меня в фирму Ноймана, благополучно скончался, и вытаскивать мою задницу было некому.

– А что случилось с ним? – спросил я, ткнув пальцем в фотографию незнакомца.

– Убит сегодня утром в центре города.

– А вам известно, кто он?

– Также как и вам. Думаю, что мы бы вообще никогда о нем не узнали, если бы не вы.

– То есть?

– Видите ли, мы два месяца следили за фирмой «Кречет». Слишком много гиперкаиновых путей вело в этот офис. А вчера ожидалась большая партия, вот мы и решили их прижать. Но тут появились вы и один из наших сотрудников принялся утверждать, что вы покойник. Вот и пришлось вызывать антизомбический отряд.

– Но я же не труп.

– Парадоксально, но факт.

…Кто скажет теперь, что именно поразило воображение англичан?! И всё-таки чудовище то не могло быть змеей. В открытом море змея крупных размеров жить не может. Тело ее не приспособлено к быстрому плаванию в море – змея неминуемо погибла бы…

– Попросите капитана Бобрика зайти к нам, – приказал Акимыч по телефону.

Через минуту в кабинет вошел Бобрик, оказавшийся человеком в солнцезащитных очках.

– Я бы вас познакомил, но думаю, что в этом нет необходимости. Ведь так, капитан?

Моя кожа ощутила на себе пристальное внимание обоих гэбэшников, так что невольно начало играть очко. В то же самое время мне было совершенно непонятно, в чем состоит секрет происходящего.

– На что вы намекаете?

Парикмахер кинул мне очередной документ из своей папки.

– В марте 2005 года вы были обнаружены мертвым в своей квартире. В ходе следствия в убийстве сознался капитан госбезопасности Бобрик, но был оправдан, так как оказалось, что господин Малкин изнасиловал и убил его младшую сестру.

Слушая Акимыча, я думал о том, что пора бы уже проснуться, но вместо этого мне приходилось всё глубже погружаться в нереальность. Она была в плохом настроении, и в результате я оказывался всё в более глубокой жопе.

– Но ведь я жив! Я не умер!

– Действительно. Проведенные анализы не выявили каких-либо отклонений. Кроме того, оказалось, что вы девственник.

– Не знал, что наука способна на такое.

– Способности науки мне ясны, а вот кто вы такой, мне непонятно.

– В смысле?

– Вы не Игорь Малкин, ибо он умер, а воскреснуть можно только в качестве зомби, коим вы не являетесь.

– Тогда кто же я, по-вашему?

– Я теряюсь в догадках. Но у меня нет времени на решение замысловатых сканвордов. На вас висит соучастие в убийстве, однако отдать вас под суд невозможно из-за истории с мертвецами. Поэтому я отдаю вас капитану. Теперь он решает вашу судьбу.

– Что? – закричал я, подскочив со стула, – Это беспредел! Я требую адвоката!

Меня усмирила электрическая дубинка, погрузившая в кромешную темень всё окружающее пространство. Как ни странно, но в какой-то мере я даже был рад этой темноте. Она гладила меня своими нежными руками спокойствия, от чего мое сознание начало мерно перетекать в нирвану. Правда весь трансцендентный кайф обломал проклятый Акимыч. Его очередное неуместное появление своровало у меня покой неосознанности. И он вновь распахнул протокол, и он снова заговорил?

– Помнишь, Игорёк, в начальных главах Бытия говорится, что после создания света и отделения его от тьмы, семь Элохим отделили воды, которые были над небесной твердью и под ней. Установив, таким образом, низшую вселенную Элохим обратили свое внимание на флору, фауну, а затем на человека. Помнишь: «…И сказал Бог: сотворим человека по образу Нашему. По подобию Нашему… И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его: мужчину и женщину сотворил. И благословил их Бог, и сказал им Бог: плодитесь и размножайтесь и наполняйте землю…».

– О чем это вы?

– Вдумайся в эти строки без лишних эмоций и сразу же заметишь странное использование местоимений в этой цитате. Когда множественное число еврейского слова Элохим переводится словом «Бог», которое в свою очередь находится в единственном числе и не имеет рода, Бытие становиться бессмысленной теоремой. Возможно, переводчики боялись правильного перевода. Ведь знание того, что Элохим есть мужские и женские творческие сущности, могло нанести разрушительный удар по христианскому мифу о монотеизме. Множественная форма местоимения «Наш» безошибочно говорит о множественной природе Бога. Далее говорится, что Элохим создал человека по образу и подобию своему, мужчину и женщину, два в одном. А как же концепция, по которой Бог является мужским существом? Разве Микеланджело изобразил его гермафродитом? Затем Элохим приказал этим существам плодиться и размножаться. Заметь, что еще не существует отдельно ни мужское, ни женское начало! Если обратить внимание на слово «наполняйте», а в английском языке оно звучит как «replenish», то всплывают интересные факты. Приставка re- обозначает “назад к исходному состоянию” или “повторение или восстановление”. Значит не нужно думать, не нужно гадать о смысле жизни и смерти. Нет цели, есть вечное возращение к себе самому.

Закончив свое повествование, Акимыч захлопнул папку, и уставился на меня своими рыбьими глазами.

– Зачем нужно рассказывать мне всё это? – спросил я.

– Меня попросили.

– Кто?

– Этого я не могу тебе сказать.

– Но почему?

– В мире мертвых свои правила.

– Но вы же не мертв?

На лице парикмахера вновь появилась его идиотская ухмылка.

– Ошибаешься. Я мертв, правда, еще не ознакомлен с этим неоспоримым фактом.

…В начале ХХ века ученые, исследующие «чудеса» Библии, стали склоняться к тому, что библейский левиафан – это плезиозавр, морской ящер, в массе своей вымерший почти семьдесят миллионов лет тому назад. Впрочем, считалось, что несколько десятков таких животных сохранилось, и время от времени они встречаются в морях…

Меня разбудило чье-то злобное чавканье. Я попытался дернуться, однако тут же в мои запястья врезались стальные браслеты. Открыв глаза, я обнаружил себя прикованным к батарее, а передо мной за маленьким столиком из красного дерева сидел Бобрик и занимался поглощением завтрака.

– Что, придурок, проснулся? – ехидно заметил гэбэшник, отправляя в рот очередной кусок колбасы.

– Что это значит? – спросил я, судорожно дергая оковы.

– Это значит, что ты мой пленник. Прям как у Толстого, только ямы нет. Извини, не успел вырыть.

В глазах Бобрика играло безумие, которое не предвещало ничего хорошего.

– Ты ответишь за это! Ты и твой долбаный шеф Акимыч!

– Ошибаешься. Особенно в отношении Акимыча. После того, что произойдет сегодня, все его способности придут в упадок, как, впрочем, и твои.

– О чем ты? – осведомился я.

– Акимыч был слишком глуп и не понимал, куда дует ветер. Пришлось помочь ему уйти со сцены. Конечно, будет не хватать Парикмахера, но что тут поделаешь… такова жизнь.

Очередная отупляющая волна неприкаянности нахлынула на меня, тем самым укрывая от гладкой поверхности умозаключений.

– Это ваши разборки. Я-то тут при чем?

Бобрик всё больше начинал походить на садиста-извращенца из ближайшей психиатрической клиники. От предвкушения чего-то, созревшего в его нездоровом мозгу, он распустил слюни, которые теперь обильно стекали по его подбородку. И лишь теперь я заметил татуировку.

– Боже. Так значит ты найт?! И это ты заварил всю эту кашу с похищением «зеленого снега»?

– Что ж, – вздохнул гэбэшник, – Ты сумел догадаться, но слишком поздно. Пришло время платить по счетам.

– Что ты намерен со мной делать?

– А ты не догадываешься? То же самое, что и в прошлый раз.

– То есть?

– Первый раз – не пидарас, второй раз – как в первый раз… Не знаю, как тебе удалось вернуться, но это даже к лучшему. Чем чаще ты будешь возвращаться, тем больше твоей черной крови прольется на могилу моей сестры.

В следующее мгновение он бросился ко мне и начал стягивать с меня джинсы, а затем и трусы.

– Отвали от меня, чёртов извращенец! – кричал я, брыкаясь и пытаясь спрятать свой зад от сексуальных поползновений перевозбужденного шизофреника, – Я не тот, за кого ты меня принимаешь! Я не убивал твою сестру!

– Наверное, также кричала моя сестра, когда ты лез на нее, – шептал гэбэшник, гладя рукой мои ягодицы, – Но вот пришло возмездие. Так молись же и не отрицай вины. Бог ничего так не любит, как Истину, поэтому весь наш подвиг, все труды и все заботы должны быть направлены к тому, чтобы содержать Истину и прибывать в ней до самой смерти. «Будь мне верен и я дам тебе венец жизни», – говорит Господь. Все же говорящие против Истины, проповедуют ложь. Но ложь не может быть приятна Господу…

Неожиданно за моей спиной послышался глухой удар. Далее тело Бобрика рухнуло на меня, а по моей шее заструилась теплая кровь.

То ли от счастья, то ли из-за неожиданной развязки я вновь потерял сознание. Прейдя в себя, я увидел склонившуюся надо мной девушку, которая пыталась снять с меня оковы.

– Кто вы? – спросил я, потирая запястья.

– Советую сначала наденеть штаны, – ответила она, смущенно улыбаясь, – Или ты не рад, что сохранил свою девственность?

– Откуда вам известно про…?

– Да у тебя на лбу написано.

Это заявление было воспринято мной как обида, и девушка поспешила меня приободрить.

– В этом нет ничего плохого.

Взирая на раскроенный череп гэбэшника, валявшегося в углу, я повторил свой вопрос:

– Кто вы и почему мне помогли?

– Я помогла тебе, потому что ты единственный, кто способен помочь мне.

– Да неужели? И в чем же?

– Ты должен вернуть меня к жизни.

Истории про живых мертвецов надоела мне настолько, что я принялся панически орать:

– К чёртовой матери… В гробу я видал вас всех… Боже… Я хочу вернуться домой…

– Успокойся и не кричи, – сказала девушка, схватив меня за плечи, – Иначе мне придется поступить с тобой, как и с братом.

– С братом? – удивленно переспросил я.

– Да, это мой брат, – ответила девушка, указывая на труп в углу.

– Значит ты…

– Вика.

– Но…

– Не беспокойся. Я знаю, что ты не Малкин. Ты очень похож на него, но ты не он.

– Но как ты стала…

– Живым трупом? Мой братец-подонок постарался. Однако такая жизнь меня не устраивает.

…Ученые полагали, что именно плезиозавра принимали за морского змея, так как над водой виднелась лишь шея да голова…

– Значит, ты говоришь, что только твой братец был в теме?

– Именно.

После неудавшейся попытки изнасиловать мое чистое девственное тело, я не желал оставаться в квартире гэбэшника, тем более, что общество двух трупов было бы излишне скверным. Вот мы и решили тотчас переместиться ко мне домой. Там я обнаружил умеренный беспорядок в виде разбросанных по полу вещей, который оставили представители госбезопасности. Впрочем, мне и моей спутнице было не до этого.

– Проблема в том, что он мертв.

– Смерть понятие абстрактное.

– Только не говори, что мы собираемся его воскрешать.

– Упаси Господь от такого счастья. Разве для этого я его прибила?

– Не знаю. Лично мне не понятна моя роль в этом деле.

– Тебя выбрал незнакомец.

Данная фраза вызвала на моем лице асимметричную мимику, плавно переходящую в парез.

– Ты его знаешь?

– Его знают все, – ответила Вика, – Точнее знали, так как вчера…

– Знаю. Он был убит.

– Ты что-то излишне осведомлен? Может это твоих рук дело? – с робким хохотом спросила Вика.

– Я хотел так поступить, но посещение «парикмахерской у Акимыча» сожрало всё мое свободное время.

– Не обижайся на мои злые шутки. Врагов у незнакомца было предостаточно.

На какое-то мгновение мне пришлось задуматься, раз уж детали дурацкой головоломки внезапно совпали друг с другом.

– Значит, именно я должен найти этого профессора и получить антидот.

– Совершенно верно.

– Но почему он выбрал меня?

– Это мне неизвестно.

– Чёрт, – переполнявшая меня злость заставила ударить кулаком о стол, – почему все ответы живут на том свете?

– Вопрос риторический.

– А вообще известно, где его искать?

Вика отрицательно покачала головой.

– И что прикажешь делать?

– Брат был очень педантичен, поэтому все его бумаги не выкидывались, а хранились в архиве.

– И где искать этот архив?

– Думаю, настало время посетить гэбэшный офис.

Дело было к вечеру, когда мы вошли в здание спецотдела госбезопасности. Отсутствие вахтера и иной охраны вызывало смутные сомнения, но к отсутствию логики я уже начал привыкать.

– Должно быть внезапные приступы полиурии, – подумал я, и мы двинулись дальше.

Так и не дождавшись лифта, я обратился к схеме здания, висевшей на стене рядом.

– Смотри, – сказал я той, что была со мной, – по этой лестнице мы сможем спуститься на нулевой этаж.

Сказать было куда проще, чем сделать. Вся лестница была обильно изгажена кусками растерзанной плоти и залита растекшейся кровью.

– Что здесь случилось? – прошептала Вика.

– Не знаю, – ответил я, – но начинаю догадываться.

Пройдя лестницу до конца, мы обнаружили Акимыча, пригвожденного к двери тремя штырями. Металлическая арматура, несомненно, была заимствована из комнаты «экспериментальная». В сложившейся ситуации хотелось съязвить по поводу двух концов одной палки, однако было не до этого.

Подойдя ближе, я понял, что он еще жив. Его прерывистое поверхностное дыхание едва заметно шевелило демонтированную грудную клетку. Наличие жизни в теле, из которого успела истечь почти вся кровь, удивляло. При моем приближении веки Парикмахера дрогнули, и послышалось жалкое подобие речи:

– Малкин, что тебе тут нужно?

– Можешь быть уверен, не ты.

– Опять секреты…, – харкаясь кровью, прошептал Акимыч.

– Что здесь стряслось? – спросил я, пытаясь стащить его с арматуры.

– Оставь меня. Слишком поздно, – корчась от боли, отвечал он.

После нескольких неудачных попыток мне всё-таки удалось стащить Парикмахера со стальных прутьев и усадить на пол, прислонив спиной к стене. Сам я расположился рядом с ним на корточках.

– Не знаю как, но они сумели вырваться…

– Кто они?

– Твои друзья, Малкин. Они убили всех, а под конец решили поиздеваться надо мной.

– Где они сейчас?

– Где-то здесь. И…, – на мгновение сознание покинуло Акимыча, – мне кажется, им кто-то помог.

– Это был Бобрик.

– Бобрик? С чего ты взял? – в агонизирующем порыве ярости Парикмахер схватил меня за ворот рубашки.

– Он сам мне сказал.

– Сволочь…, – произнес свое последнее слово Акимыч и замер навечно.

Опустив ему веки, я минут пять сидел подле трупа с горестным скрежетом на душе. Мне так хотелось наконец-то ощутить конечную цель всего происходящего, но вместо этого я видел пугающую пустоту.

– Игорь, нужно идти, – одернула мои размышления Вика.

– Что ж, пойдем, – ответил я, поднимаясь.

…Мы же уверены, что это не так. Плезиозавры не могут жить в море или океане. Как и все рептилии, они дышали легкими, и для этого им обязательно нужно было время от времени всплывать на поверхность. Если бы плезиозавр действительно жил в океане, китобои не только бы его обнаружили, но и уничтожили…

Бросив Акимыча на произвол судьбы, мы проникли за дверь, изуродованную металлическими штырями. В притаившемся полумраке одиноко моргала шестидесятиваттовая лампочка.

– И куда дальше? – спросил я, повернувшись к спутнице.

– Понятия не имею. Я здесь впервые.

– Что ж, – мой вздох был печален, – идем наугад.

Пробираясь по коридору, мы старались соблюдать тишину. И нужно сказать, это давалось не так легко, как кажется. Даже Виктория, уже достаточно давно принадлежавшая царству мертвых, зачастую с трудом сдерживала себя от криков и страхов. Стекающая по стенам кровь казалась изощренным подобием пейзажей постмодернистских направлений, а то, что осталось от плоти, путалось под ногами и пугало неожиданностью своего происхождения.

– Вик, – обратился я к девушке, – Здесь много крови, но я не вижу тел. Вместо них лишь какие-то жалкие ошметки.

– Должно быть все они стали такими как я, – ответила Виктория.

– Но у них штат полсотни человек.

– И что?

– Куда подевались все эти живые мертвецы? Не могли же они сквозь землю провалиться.

– Откуда мне знать. Может, они отвалили?

– Нет. Акимыч сказал, что они не уходили.

– Тогда они где-то здесь, и значит, нам круто везет, коль мы до сих пор не попались им на глаза.

Наконец мы добрались до кабинета, на двери которого была привинчена табличка «капитан Бобрик». На стоматфакультете меня не обучали навыкам отмыкания замков, поэтому пришлось выбивать дверь с ноги.

В кабинете оказалось куда светлее, чем в коридоре.

– Я пропускаю женщин и детей, – сказал я, позволив Виктории войти первой.

Обстановка рабочего помещения покойного капитана Бобрика соответствовала обычным мещанским нормативам: стол, стул, диван и чайник. Скупую неординарность хозяина отражали ноутбук и стопки книг разнообразной тематики. По причине вульгарного интереса я взял одну из них, ту, на которой был изображен мужик с четырьмя парами крыльев, и принялся листать. Где-то в середине сборника тезисов глаза обнаружили заглавие «Херувим».

– У меня нет крыльев, – вспомнив избитую цитату, я начал читать.

«Древние еврейские инициированные обвиняли Иезекииля в выдаче глубоких истин учения. А вот Томас Инмен рассматривает видение Иезекииля как неопровержимое доказательство его нервного расстройства… Херувим является мистическим символом полноты мудрости, и эти создания являются духовными стражами четырех рек жизни, вытекающих из лучезарности творца. Когда двенадцать колен Израиля оказались в пустыне, знамена Рубена (человек), Иуды (лев), Эфраима (бык) и Дана (орел) были помещены по четырем углам.

В книге «Эдип Иудейский» сэр Уильям Драммонд воспроизводит фигуру, в которой Кирхер рассматривает картину расположения израильтян в качестве символа порядка вселенной. Согласно Ирению, Евангелий Нового Завета должно быть ровно четыре, как и сторон света. Церковь тоже должна иметь четыре столпа, подобно херувимам, из глубины которых происходит Слово. Ирений также уподобляет Иисуса Делателю всех вещей, сидящему на херувимах, тем самым явно соотнося Иисуса с каббалистической Славой Шехина. В мистицизме херувим, описанный в Бытии, означает плотные темные облака, состоящие из фантомов, заполняющих райский сад. Тот, кто ищет райский мир, вводится в заблуждение этими созданиями низших чувств…. Человек, до того как войти в сферу света, должен преодолеть сначала свои четыре животных природы.

В книге «Каббала» Адольф Франк пишет: «Все человеческие лица могут быть прослежены к четырем первичным типам, от которых они отличаются, подходя ближе или отклоняясь, в зависимости от их интеллектуального и морального порядка. Этими типами являются четыре фигуры таинственной колесницы Иезекииля, то есть фигуры человека, льва, быка и орла…».

– Постой-ка, – в моей голове неожиданно что-то щелкнуло, наладив при этом процесс здравомыслия, – Кажись это его я видел в том странном сне про сад… Преодолеть четыре животных природы… Что бы это могло значить?

– Что ты бубнишь себе под нос? – обратилась ко мне Вика.

Оглянувшись в ее сторону, я внезапно подумал о том, что она довольно красива. В ее фигуре всё находилось на своих местах, но главное, что она необычайно умело подбирала одежду для своей телесной оболочки. Некоторые девушки, которых называют девушками с превеликой натяжкой, наряжаются так, словно их стилист сбежал из психбольницы.

– На себя посмотри, придурок! – обязательно прикрикнут мои критиканки, прочитав эти строки.

– Но ведь я не девушка, – отвечу им я.

И знаете, даже леденящее дыхание смерти не смогло слепить из этого прекрасного материала что-то безобразное.

…А вот некоторые ученые принимают библейского левиафана за пресмыкающегося. Этого же мнения придерживается и Нандор Варкони: «На рисунке изображен передвигающийся на четырех ногах, с длинной шеей и длинным хвостом ящер, копия диплодока и бронтозавра. Строение его тела и чешуйчатая шкура подтверждают, что это гигантское пресмыкающееся»…

– Всё ясно. Ушел в себя, вернусь нескоро.

– Ты что-то сказала? – опомнившись, спросил я.

– Нет. Тебе показалось, – ответила Вика и вернулась к поискам.

Побросав таинственные раритеты литературного творчества, я последовал ее примеру. И вскоре нас постиг успех. Бумаги оказались в шкафу.

– Странно, что он их не прятал, – заметил я.

– Нисколько. Какому идиоту может прийти в голову копаться в вопросах происхождения живых мертвецов? – ответила Виктория, вынимая из шкафа очередную порцию бумажной дребедени для пристального досмотра.

– Нам, к примеру.

Перебирая листок за листком, мы пытались выявить хоть какие-нибудь наводки или упоминания о профессоре, но бумаги покойного гэбэшника содержали лишь кучу непонятных счетов, смет и заказов.

– Подожди-ка, – внезапно мне показалось, что я на что-то наткнулся и вновь погрузился в изучение архива капитана Бобрика, – Посмотри. Все эти бумаги так или иначе связаны с деревушкой в Калужской области. Вот произведен перевод денег, вот оплата счетов за фармпрепараты, а вот бумаги о найме рабочих технического профиля… Здесь отчеты за десять лет. Значит, всё началось в 1999-ом.

– Значит, профессор в этой деревушке.

– Что ж, – сложив один из счетов вчетверо, я положил его в карман, – Нам предстоит путешествие.

– Прекрасно, – воодушевлено сказала Вика, – А теперь нам нужно отсюда убираться.

Безусловно, мне очень хотелось покинуть это безумное место, однако безвременно ушедший из жизни Парикмахер имел наглость позаимствовать мои личные вещи.

– Нам еще нужно зайти к Акимычу, – сказал я на выходе из кабинета.

– Зачем?

– Забрать кое-что.

Далеко идти не пришлось. Кабинет Акимыча находился по соседству.

– О, Боже! Что это?

Как только мы оказались в гэбэшном святилище парикмахера, нам открылась ужасающая картина очередного безумства внезапно оживших мертвецов. Куски плоти среди раздолбанной в пух и прах мебели, конечно же, были уже не в новость, а вот письмена, оставленные на стенах кровью, явились самым настоящим эксклюзивом.

– Что за херь? – прошептал я и подошел ближе.

И хотя подчерк был ужасно корявым, мне удалось расшифровать это неординарное послание.

– Ты понял? – спросила Вика.

– Ахинея. Послушай только… «Творцом вложена в дух человека сильнейшая способность – любить, стремиться к прекраснейшему, красивейшему, совершеннейшему, не останавливаться на себе самом, не замыкаться в себе, но всеми силами своего существа тянуться, жаждать соединения с высшим себя, с лучшим, с самым прекрасным. Именно сила любви, жажда соединения с Высшим Существом, с вечной Красотой и Совершенством и есть жизнь души, ее главный центр. Именно эта потребность тревожит непрестанно дух человеческий, живит, томит, заставляет жаждать, хотеть и искать, и она-то и доводит ищущего до высшей Любви, высшего Блаженства, до причастия высшей Красоте, приобщения к самому Благому – Богу. И поэтому враг божий и коварный обольститель – Левиафан – эту главную струю нашей духовной энергии усиленно старается похитить, исказить, осквернить, направить по ложному пути – на совершение самого гнусного, уродливого. Он учит нас, как закопать небесный дар в землю, жажду жизни подменяет вожделением тлена, стремление к вечному блаженству обращает в желание сиюминутного удовольствия…».

– Чем-то смахивает на проповедь.

– Больше походит на мою матушку.

– Жираф большой, ему видней… Вот продолжение… «Вожди современной антикультуры призывают людей возвратиться к естеству, к первозданности, освободиться от всего искусственного, но кто из них понимает, каково это естество в действительности? Что в нас природное и что противоестественно? Что знают они о первозданности человека? Некоторые из них цинично заявляют: «что естественно, то не безобразно». Но беда как раз в том, что самое безобразное и самое неестественное, противное естеству так сроднилось с ним из-за долгого пребывания во зле, что стало как бы второй нашей природой. Наше естество настолько пропиталось этим ядом, что христианство говорит уже не об исцелении человека, а о Воскрешении из мертвых, об истлении ветхого человека и о рождении и возрастании нового…».

– Одни сплошные намеки, – промолвил я, зевая.

– Ты думаешь, это про них? – поинтересовалась Виктория.

– Несомненно. Своеобразная авторская вариация на тему библии. Евангелие от мертвецов.

– Смотри… еще… «Однако, хотя красота тела человеческого от Бога, и это всё еще те прекрасные контуры, изгибы, формы, линии, которые могут переносить наше восхищение к величию Творца, к началу Высшей Вечной Красоты, но это – лишь туманные тени, слабый расплывчатый силуэт. Красота в нас искажена, попрана, осквернена отступлением от Творца, от Первообраза, искажено и само понятие о красоте и наше стремление к ней. Адам и Ева в раю были наги и не стыдились, но эта святая невинность и чистота были потеряны через грех неверия, непослушания, нарушения первыми людьми первого завета с Богом. Всё в человеке стало болезненно, осквернено, лишено святости, большей частью – непристойно. Как следствие этого искажения, явился стыд и угрызения совести, как ощущение непорядка и отсутствия достоинства. Отныне огрубление скрывает болезненность души, а сама плоть, являющаяся отражением страстей, вкоренившихся в душу, должна прикрываться одеждами…».

– Ладно, хватит с меня нравоучений. И без них тошно.

– Подожди. Ты мешаешь мне вникнуть в текст.

– Вникнуть? Да мне написать такую чушь, как два пальца об асфальт…

Вика посмотрела на меня недовольным взглядом, показывая тем самым, что я должен заткнуться или хотя бы успокоиться.

– Мне кажется знакомым этот текст.

Неожиданное утверждение заставило меня призадуматься над положением вещей. Подойдя к Виктории, я обнял ее за плечи, после чего спросил на полном серьезе:

– Откуда?

– По-моему это труды одного архимандрита, чтением которых увлекался мой брат.

– Уверенна?

– Почти.

…Интересно, что в Древнем Египте и в Месопотамии часто изображали такого динозавра – некое длинношеее существо, не похожее ни на какое из ныне живущих животных. Подобные пресмыкающиеся жили в полусоленых болотах, окружавших устья крупных рек, и питались водяными растениями. Стоя на дне, они поднимали над поверхностью воды свою голову, сидящую на длинной шее и дышали. Наиболее простым способом охоты человека на них была, по-видимому, охота с помощью аркана. Находящиеся на берегу люди набрасывали петлю на шею животных, стоящих на дне…

– Видать, твой братец возомнил себя апостолом.

– Возможно, но теперь он мертв.

– Тогда откуда взялась вся эта бодяга на стенах?

– Наверное, это результат творчества его фанатов.

– Выходит, бесполезно искать в этом смысл?

– Почему же… Первый отрывок про человеческую душу, второй про вождей антикультуры, третий о плоти… Посмотри на четвертый… «Современная программа полового воспитания, которую ныне вводят в средних школах, включает тему: «как преодолеть стыд». Понятно, что чувства стыда и совести бывают мучительны для человека, они создают в нас какой-то внутренний разлад, борьбу, болезненность, тревогу и неспокойность, или дискомфорт, как теперь любят выражаться. Но эти беспокоящие нас таинственные сигналы из глубин нашего естества крайне необходимы, как бывает нужна физическая боль, поскольку указывают на наличие раны, тревожат и заставляют искать врача, не позволяют недугу затаиться и втайне сеять смерть. Поэтому чувство стыда свойственно каждому психически нормальному человеку, оно как раз естественно для нашего неестественного состояния. Даже с точки зрения медицины – известно, что в раннем детстве в центральной нервной системе преобладают процессы возбуждения, а социо-культурные механизмы способствуют формированию активного сознательного торможения, которое как раз и лежит в основе освоения базовых элементов любой культуры. Культура обязательно включает систему запретов, табу во всех сферах жизнедеятельности человека. По свидетельству создателя генетической психологии Пиаже, познавательные качества человека определяются его способностью к самоограничению. Таким образом, о прямой связи воздержанности, целомудрия, упорядоченности чувств человека с его творческими и интеллектуальными способностями известно не только христианству. Кто желает победить стыд и избежать угрызений совести, приобрести свободу и преодолеть комплекс неполноценности, вернуться к своему первоестеству, избежать раздвоения личности, тот должен учиться этому не у сатанистов нашего времени, наподобие Ницше и Фрейда с их последователями, а у тех, кто знает, в чем Истина…».

– Не может быть, – прошептал я, когда Вика закончила читать.

– Что такое? – озадаченно спросила она, повернувшись ко мне лицом.

– Четыре отрывка. Понимаешь? Четыре.

Вика смотрела в мои искрящиеся от восторга глаза, пытаясь понять, на чем зиждется моя радость, но для нее это было недоступно.

– Можно яснее, – попросила она.

– Он писал о четырех первичных типах. Он знал, кто я и что я должен буду здесь оказаться, – от волнения я глотал слова, поэтому моя речь сама по себе являлась сбивчивой и непонятной.

– Ты говоришь ерунду. Брат считал, что ты Малкин. Да и зачем ему писать всё это, если согласно его плану ты должен был умереть.

Вику недоумевала, однако я всё видел в истинном свете.

– Теперь я всё понял. Твой брат мнил себя богом, но на самом деле был всего лишь пешкой в большой игре. Тот, кто писал эти письмена, также не джокер в колоде, но ему известно, зачем я здесь, и он постарается мне помешать.

– А что за четыре типа?

– Прочитал в одной из книг твоего брата. Это часть какого-то ребуса, но я всё еще не знаю и не понимаю его сути.

– Тот, кто писал это, должен знать суть?

– Возможно, а может и нет. Видишь ли, год назад я закончил работу над одной из своих книг, носящей название «Психоматрикс». В ней я убеждаю читателя освободить свой мозг от Вселенской догматики и поверить в себя.

– Ну и что?

– Не исключено, что мне это только мерещится, но в том, что написано на этих стенах, я вижу помыслы своих злейших оппонентов.

– Постой! – Вика едва не кусала локти; было видно, что мои слова перестают ее радовать, – Я ничего не знаю ни про «Психоматрикс», ни про первичные типы, ни про Вселенскую догматику… Мне непонятно, как всё это связано с тем, что происходит сейчас. Но я знаю, что нам во что бы то ни стало нужно разобраться с теми, кто оживляет мертвецов.

После ее слов мои приоритеты поменялись. Действительно, эта канитель со снами, библейскими эпосами и попаданием неизвестно куда уже порядком меня достала. Хотелось заняться чем-то более близким к реальности, так что я заявил:

– Думаю, ты права. Нужно валить отсюда.

– Тогда чего же мы ждем?

– Своих вещей, – подойдя к обломкам письменного стола Акимыча, я вскрыл нижний ящик.

Мои ожидания оправдались. Там я нашел свое оружие и письмо от незнакомца. Когда письмо оказалось в моем кармане, мои дела в гэбэшном офисе себя исчерпали, и мы направились к выходу. Обратная дорога являлась точной копией пути прибытия, и в тоже время что-то изменилось.

– Ты слышишь? – с нервной дрожью прошептала Вика, пальцами цепляясь за мое плечо.

– Что? – спросил я, но в следующее мгновение понял о чем идет речь.

Этот звук несся по сумрачным коридорам нулевого этажа, петлял в его лабиринте и исчезал в тупиках, сливаясь с непреклонной серостью бетонных стен. Мы оба пришли к выводу, что ничего хорошего ожидать не следует, поэтому прижались спиной друг к другу и стали ждать.

Сначала свет начал мигать еще отчаяннее, чем прежде, после чего совсем погас. Держа Викторию за руку, я чувствовал, как через ее тело проходит паническая дрожь. Понимая, что вот-вот тоже самое состояние доберется и до меня, я выхватил пистолет и сделал несколько выстрелов в никуда.

По-видимому, мои аргументы показались местным электрикам убедительными, от чего искусственный свет вспыхнул с новой силой. Но данное обстоятельство не принесло долгожданной радости. Теперь, при достаточном уровне освещения было видно, что мы стоим в округлом холле, от которого радиально расходятся коридоры. Коридоры уходили, а их содержимое приближалось к нам, гремя цепями и еще чем-то грозным и страшным.

– Зачем же так грозно, Игорёк, – обиженно заявил первый подоспевший гость.

Нойман стоял передо мной в своем кроваво-злобном обличье и ухмылялся.

– Вот так взял и лишил меня органа зрения. Что теперь прикажешь делать?

Его правая рука, потерявшая свой естественный цвет из-за запекшейся на ней крови, медленно потянулась к левому глазу, скрюченными пальцами проникла в глазницу и с шамкающим хлюпаньем выдрала ее содержимое. Поглядев на добытое сокровище, Нойман усмехнулся, обнажая свои поросшие гнилью черно-коричневые зубы, и бросил его в мою сторону.

Оно с металлическим стуком проскакало по мрамору пола и остановилось передо мной. Держа пистолет перед собой на расстоянии вытянутой руки, я присел и захватил ладонью другой руки подарок мертвеца. Из него торчал измятый кусочек свинца.

– Разве так поступают с друзьями-товарищами? Смотри, вот и Гена подошел. Кажись, у нас намечается корпоративная вечеринка.

Из разодранной глазницы Ноймана узкими ручейками стекала темная кровь, но это ничуть не смущало его новую сущность.

– Что думаешь?

Не знаю почему, но когда я смотрел на сборище мертвых гэбэшников, стекавшихся к холлу, во мне присутствовало лишь призрение к ним и желание уничтожить всю эту мерзость. Другое дело Макс и Гена. И пускай мы были едва знакомы.

– Я не верю, – прошептал я, – Я не верю, что можно так просто взять и стать трупом. Это безумие.

– Безумие, говоришь, – из глотки Ноймана вырвался дьявольски веселый смех, который с лихвой переполнил мои уши, а затем убежал куда-то в страхе, – Ты думаешь, что это Бобрик сделал меня таким? Ошибаешься. Как я мог умереть, если никогда не был живым? Он лишь помог мне понять то, что является настоящей реальностью, а не глупой иллюзией, которой я услаждал свой слепой затерявшийся разум. Теперь мои мысли блещут зеркальной чистотой. Это и есть Истина.