Читать книгу Дети, которые хотят умереть - Григорий Гаd - Страница 4
Жаба
1
Оглавление– Сингенин-кун, тебя что-то смущает? – спросил директор, внимательно наблюдая за Андреем. В кабинете директора на четвертом этаже почти всю комнату занимал стол из непрозрачного толстого стекла. Мутная поверхность, голая, ни одной бумажки, ничего сверху – только черная пластмассовая коробка рядом с директором.
Когда Андрей постучался, директор велел ему войти и сесть, но больше ничего не сказал – пока Андрей не задержал взгляд на портретах, висевших над окном позади директора. Между портретами в середине втиснулась черная гляделка.
Директор был огромен. Обширное тело, тучная шея и грубое недвижное лицо нависли над Андреем. Директор не улыбался, никакая улыбка не пробила бы твердую негибкую жесть вокруг ротовой трещины под широким выступом носа. Глаза на грозном лице влекли и подчиняли. Глубокие линии на толстых щеках и подбородке словно угрожали: «Знай место», – а мягкие глаза, наоборот, успокаивали: «Ничего. Выстоим».
Щеки Андрея порозовели.
– Баюнов-сенсей, я не знаю людей, чьи лица вы повесили на почетное место сзади себя, – со стыдом признался Андрей.
Баюнов кивнул.
– Эти уважаемые господа физиологи: Павлов, Вернадский, Менделеев и Мечников, – сказал директор, – из другой учебной программы – не школы Катаны. Их книги многому меня научили. В благодарность я повесил здесь их портреты. Эти люди – мои духовные наставники. У тебя был наставник, Сингенин-кун?
Андрей опустил голову. Щеки его пылали. Если бы Амида Сугияма-сенсей узнал, что Андрей нарушил школьные правила, то избил бы его. Или хуже: запер бы в темной комнате без окон. Навсегда. А ключ бы выбросил.
– Был, – прошептал Андрей.
– Не слышу!
– Был, сенсей! – крикнул Андрей и дернул головой.
Директор внимательно смотрел на переведенного ученика. Жестяные губы разомкнулись и спросили:
– Сингенин-кун, скольких еще учеников ты убьешь на уроках?
Памятка бусидо. Раздел четвертый: Долг чести перед именем. Постулат первый: «Ученик взвешивает каждое слово и, прежде чем открыть рот, убедится сотню раз, что скажет правду».
Андрей сказал:
– Я этого не знаю, сенсей.
– Скольких учеников ты хочешь убить на уроках?
– Двоих.
– Зачем?
– Чтобы отчислиться из школы Катаны.
Директор не мигая смотрел на Андрея, затем побарабанил пальцами по столу.
– Хм, – сказал Баюнов, – в твоей прежней школе учеников отчисляли?
– Нет, сенсей. В Михеевской школе не было такого наказания.
Директор придвинулся к черной плоской коробке на столе и нажал несколько клавиш на ней. Затем повернул коробку широкой стеклянной стороной к Андрею.
В пространстве за стеклом мелькали быстрые картинки.
– Ты правильно заметил, что это наказание, – сказал директор, – посмотри же на него.
Быстрые картинки перенесли Андрея в незнакомый большой актовый зал. Толпа учеников в серых кимоно бурлила перед пустой сценой. Деревянный помост приблизился к Андрею так резко, что его чуть не стошнило, и ученик увидел: сцена не пуста. На лакированных досках сидел на коленях поникший невысокий ученик шестого-седьмого класса. Руки и ноги ученика так крепко связали разлохмаченной веревкой, что и пяткой не двинуть.
– Этого ученика звали Косолап-кун, – сказал директор, не глядя в коробку, – он три раза прервал учителя.
Красная доска.
Ученикам ЗАПРЕЩАЕТСЯ: перечить или прерывать учителя. НАКАЗАНИЕ: выговор директора.
Ученики широко раскрывали рты и тянули к связанному шестикласснику руки. Коробка лаяла на Андрея тонкими голосами, орала и визжала. Сотни согнутых, дрожащих от злости пальцев не дотягивались до края сцены и бессильно стучали по вертикальным доскам. Дробный стук легиона рук сотрясал черную коробку на столе. Тук-тук-тук.
Почти как грохот плевалок. Почти как «Тра-та-та-та».
– Вся школа ненавидела Косолапа-кун, – тихо, не перекрывая шума толпы из коробки, сказал директор, – он опозорил себя перед учителем, а значит, опозорил их всех. Так здесь учат.
На сцену вышли завуч Буглак и долговязый страж в черном. Ученики замерли, ор оборвался. Завуч Буглак держал в руках голый вакидзаси.
Внутренний волк прижался черной мордой к прутьям клетки. Зверь тоже наблюдал.
Завуч и страж подошли к Косолапу. Буглак что-то сказал мальчику, ученик согласно кивнул.
– На самом деле Косолап-кун нарушил запреты школы ненамеренно, – вдруг сказал директор. И посмотрел в окно на застывшие в небе испарения воды.
Страж вынул из-за пояса короткий нож, наклонился над учеником и разрезал путы. Мальчик стряхнул лохматые веревки с рук.
– У Косолапа-кун с рождения плохой слух, а у Сухого-сенсей голосовые связки с годами постарели и размякли. Как ученик и учитель они не подошли друг к другу.
Мальчик был свободен. Бывший узник поклонился завучу, не вставая с колен.
Андрей удивленно обернулся к директору. Впервые за многие годы переведенный восьмиклассник улыбнулся.
Теперь директор смотрел неотрывно в черную коробку. Пластина лица была как всегда без выражения, но темные глаза вдруг сузились, и мягкость в них превратилась в усталость.
Андрей повернулся обратно к быстрым картинкам. Улыбка сошла с губ.
Мальчик не поднимался с колен. Буглак протянул вакидзаси Косолапу. Небольшие ладошки крепко обхватили длинную прямую рукоять.
– Никакое упущение, ни физическое, ни духовное, – тихо сказал директор, – никакая тяжелая ноша не может оправдать бегство от позора. Так здесь учат.
Мальчик высоко поднял вакидзаси над головой. Короткий меч завис в воздухе на одну вытянку. Взжик.
Резко опустился.
Директор нажал клавишу на коробке.
– Из школы Катаны отчисляются одним путем, – сказал директор, – и это Истинный Путь.
Быстрая картинка замерла. Актовый зал окаменел.
Косолап-кун застыл с размазанным в воздухе возле живота клинком. Застыл на границе жизни и смерти.
– И все же, Сингенин-кун, скольких учеников еще ты убьешь на уроках?
Лицо Андрея превратилось в маску-забрало на самурайском шлеме, его глаза и губы, нос и щеки застыли, как охлажденная в воде кузни жесть.
– Ни одного, – прошептали губы маски, – сенсей.