Читать книгу Письмо из прошлого - Григорий Кац - Страница 7

– А куда ребенка?

– Определим куда-то. Страна большая. Надеюсь, нам не откажут…

– Смеешься… Кто же откажет кандидату в члены политбюро?

– Никаких политбюро, понял? Просто определить в детский дом как безымянного, без родителей, погибших в автокатастрофе. И чтоб ни имени, ни фамилий, ни соседей, ни родственников. Мало, что ли, безымянных детей по стране. Действуй…

– Мальчик, как тебя зовут?

– Антоса Лойсман.

– Ты знаешь, где твой дом?

– Москва, Слетенский бульвал, дом… забыл…

– Нет, малыш. Тебя зовут Алексей Петров, Алешка, и ты живешь в Серпухове. Ну-ка повтори: в Серпухове…

– В Селпухове…

– Запомнил? Молодец. А папы и мамы у тебя нет…

– Нет, есть: мама Лоза и папа Яков.

– Валентина, забери ребенка, он устал и хочет кушать…

– Алешка, ты хочешь кушать?

– Я не Алоска, я Антоска.

– А сегодня будешь Алешка. Иди кушать…

– Я Антоска, Антоска, Антоска…

– Не волнуйтесь, товарищ…

– Скажем… товарищ Сидоров.

– Да мне все равно. Был звонок из ЦК партии, и мы сделаем все, как полагается. Этот мальчик будет Алексей Петров, не помнящий своих родителей, погибших в аварии. Есть свидетельство о смерти семьи Петровых?.

– Все есть, документы в этой папке. Может, переведете мальчика куда-нибудь подальше от Москвы?

– Я сказала: не о чем переживать. Домов ребенка в стране множество. Хотите, хоть в Туркмению отправим.

– Нет, он должен быть в пределах досягаемости. Его родители, настоящие родители – враги народа и, возможно, будут искать ребенка. Через него мы сможем проследить и за ними. КГБ этим уже занялось. Ребенок живой – это наш козырь. Больше ничего сказать не могу.

– Мы уже имеем опыт в таких делах. Перевод из одного детдома в другой, запутать следы… Мы так часто делаем, чтобы родители не смогли найти своих детей, которых уже забрали в другую семью. В инструкции так прописано.

– Ну ладно, не буду вас учить. До свидания.

В серпуховский детдом Алексей Петров вернулся уже повзрослевшим. Что было за это время в стране, его не интересовало: кончина Брежнева, бескомпромиссное правление бывшего главы КГБ Андропова, Черненко, а затем Горбачева – застало «скитальца» уже школьником. Ничего этого он не понимал, а просто жил, как все дети без родителей. Как и все, он надеялся, что его заберут в семью, и часто вместе с другими детьми смотрел из окна, как их вчерашних друзей по играм уводят новые родители. А за Алексеем никто никогда не приходил, и его даже не приглашали на «смотрины» для новых пап и мам. Свыкнувшись с мыслью, что никаких родных у него нет, мальчик замкнулся в себе и перестал об этом думать. Он даже не узнал и отделение дома ребенка в серпуховском детском доме, куда его, двухлетнего малыша, привезли в первый раз. Какие-то смутные образы: люди, которых уже не было в Доме, возможно, столовая или спальные комнаты навевали какие-то воспоминания, но в целом Алексей не помнил ничего, и лишь покорно переезжал из одного детского заведения в другое, оставляя там друзей по играм и прогулкам.

Школа располагалась прямо при детском доме; вернее, детские группы плавно перекочевывали в первые классы и учились вплоть до четвертого, а затем всех учеников переводили в обычные близлежащие школы, где они заканчивали неполную среднюю школу или получали аттестат, как обычные школьники.

Самым ярким вспоминанием о школьных годах было противостояние лидеров бывшего СССР, обстрел танками Белого Дома. Толпы людей с лозунгами и плакатами и внезапное исчезновение воспитателей и руководства Дома, растерянность комсомольских вожаков и пионервожатых. Алексей с друзьями гонял на электричке в Москву, чтобы своими глазами увидеть то, о чем вещали по «ящику». Он так и не смог для себя представить, что означает развал СССР, суверенитеты бывших республик, появление Ельцина, массовый отказ от партбилетов. Все это проходило перед его глазами, как во сне. Не успев побыть ни октябренком, ни комсомольцем, он не мог ощутить трагедию людей, державшихся на партийной дисциплине и не представлявших себе жизни без указаний партии и правительства. Его больше интересовало другое…

В школе появился новый преподаватель географии, который увлек учеников любовью к окружающей природе, вернее – к горам. Его увлекательные рассказы о восхождениях на горные вершины Монблан и Джомолунгму, горное снаряжение, товарищеская выручка, мерзлота и схождение лавин – все, как завораживающий фильм, проходило перед глазами Алексея. Ему нравилось, как Николай Николаевич с увлечением рассказывал о морях и океанах, реках и озерах Земли, их обитателях и племенах, о народах, живущих на планете. Ничего этого не было в школьной программе, но на юные восторженные умы, судьбою освобожденные от партийной коммунистической риторики, транспарантных лозунгов и воздушных замков загнивающей системы, новые веяния горбачевской перестройки, на которую возлагали надежды передовые страны Европы, сильно повлияли. Николай рассказывал выпускникам своего класса о новых технологиях, инновационных программах, новых товарах и новых достижениях мировой науки. Как жаль, говорил он, что СССР отгородился от всего этого «железным занавесом», но Горбачеву в конце концов удалось его разрушить.

Алексей, как сирота, мог бы «откосить» от армии, как это сделали его одноклассники по Дому, но он твердо решил, что его дело – отдать Родине эти два года своей юности. Тем более, что после службы все отслужившие имели льготы при поступлении в вузы на бюджет, – и не нужно было собирать средства для поступления. Более того, Алексей еще не начинал служебную карьеру и надеялся, что поступив в Московский Горный, он приблизится к своей мечте, а не станет «планктоном» в чьем-то офисе.

На своей двухлетней службе Алексей получил в жизни несколько уроков. Во-первых, силу, мужество, закалку на долгие годы. Во-вторых, научился выполнять приказы командиров, а в-третьих – наиглавнейшее: узнал, наконец, информацию о своих родителях.