Читать книгу Очерки по истории английской поэзии. Романтики и викторианцы. Том 2 - Григорий Кружков - Страница 3

Когда-то все ручьи, луга, леса

Великим дивом представлялись мне;

Вода, земля и небеса

Сияли, как в прекрасном сне,

И всюду мне являлись чудеса.

Теперь не то – куда ни погляжу,

Ни в ясный полдень, ни в полночной мгле,

Ни на воде, ни на земле

Чудес, что видел встарь, не нахожу.

Дождь теплый прошумит –

И радуга взойдет;

Стемнеет небосвод –

И лунный свет на волнах заблестит;

И тыщи ярких глаз

Зажгутся, чтоб сверкать

Там, в головокружительной дали!

Но знаю я: какой-то свет погас,

Что прежде озарял лицо земли.

Я слышу пение лесных пичуг,

Гляжу на скачущих ягнят,

На пестрый луг

И не могу понять, какою вдруг

Печалью я объят,

И сам себя виню,

Что омрачаю праздник, и гоню

Тень горестную прочь; –

Чтоб мне помочь,

Гремит веселым эхом водопад

И дует ветерок

С высоких гор;

Куда ни кину взор,

Любая тварь, любой росток –

Все славят май.

О, крикни громче, крикни и сломай

Лед, что плитою мне на сердце лег,

Дитя лугов, счастливый пастушок!

Природы твари, баловни весны!

Я слышу перекличку голосов;

Издалека слышны

В них страстная мольба и нежный зов.

Веселый майский шум!

Я слышу, чувствую его душой.

Зачем же я угрюм

И на всеобщем празднестве – чужой?

О горе мне!

Все радуются утру и весне,

Срывая в долах свежие цветы,

Резвяся и шутя;

Смеется солнце с высоты,

И на коленях прыгает дитя; –

Для счастья нет помех!

Я вижу всё, я рад за всех…

Но дерево одно среди долин,

Но возле ног моих цветок один

Мне с грустью прежний задают вопрос:

Где тот нездешний сон?

Куда сокрылся он?

Какой отсюда вихрь его унес?

Рожденье наше – только лишь забвенье;

Душа, что нам дана на срок земной,

До своего на свете пробужденья

Живет в обители иной;

Но не в кромешной темноте,

Не в первозданной наготе,

А в ореоле славы мы идем

Из мест святых, где был наш дом!

Дитя озарено сияньем Божьим;

На мальчике растущем тень тюрьмы

Сгущается с теченьем лет,

Но он умеет видеть среди тьмы

Свет радости, небесный свет;

Для юноши лишь отблеск остается –

Как путеводный луч

Среди закатных туч

Или как свет звезды со дна колодца;

Для взрослого уже погас и он –

И мир в потёмки будней погружен.

Земля несет охапками дары

Приемному сыночку своему

(И пленнику), чтобы его развлечь,

Чтобы он радовался и резвился –

И позабыл в пылу игры

Ту, ангельскую, речь,

Свет, что сиял ему,

И дивный край, откуда он явился.

Взгляните на счастливое дитя,

На шестилетнего султана –

Как подданными правит он шутя –

Под ласками восторженной мамаши,

Перед глазами гордого отца!

У ног его листок, подобье плана

Судьбы, что сам он начертал,

Вернее, намечтал

В своем уме: победы, кубки, чаши;

Из боя – под венец, из-под венца –

На бал, и где-то там маячит

Какой-то поп, какой-то гроб,

Но это ничего не значит;

Он это все отбрасывает, чтоб

Начать сначала; маленький актер,

Он заново выучивает роли,

И всякий фарс, и всякий вздор

Играет словно поневоле –

Как будто с неких пор

Всему на свете он постигнул цену

И изучил «комическую сцену»,

Как будто жизнь сегодня, и вчера,

И завтра – бесконечная игра.

О ты, чей вид обманывает взор,

Тая души простор;

О зрящее среди незрячих око,

Мудрец, что свыше тайной награжден

Бессмертия, – читающий глубоко

В сердцах людей, в дали времен:

Пророк благословенный!

Могучий ясновидец вдохновенный,

Познавший всё, что так стремимся мы

Познать, напрасно напрягая силы,

В потёмках жизни и во тьме могилы, –

Но для тебя ни тайны нет, ни тьмы!

Тебя Бессмертье осеняет,

И Правда над тобой сияет,

Как ясный день; могила для тебя –

Лишь одинокая постель, где, лёжа

Во мгле, бессонницею мысли множа,

Мы ждем, когда рассвет блеснет, слепя;

О ты, дитя по сущности природной,

Но духом всемогущий и свободный,

Зачем так жаждешь ты

Стать взрослым и расстаться безвозвратно

С тем, что в тебе сошлось так благодатно?

Ты не заметишь роковой черты –

И взвалишь сам себе ярмо на плечи,

Тяжелое, как будни человечьи!

О счастье, что в руине нежилой

Еще хранится дух жилого крова,

Что память сохраняет под золой

Живые искорки былого!

Благословенна память ранних дней –

Не потому, что это было время

Простых отрад, бесхитростных затей –

И над душой не тяготело бремя

Страстей – и вольно вдаль ее влекла

Надежда, простодушна и светла, –

Нет, не затем хвалу мою

Я детской памяти пою –

Но ради тех мгновений

Догадок смутных, страхов, озарений,

Осколков тайны – тех чудесных крох,

Что дарит нам высокая свобода,

Пред ней же наша смертная природа

Дрожит, как вор, застигнутый врасплох; –

Но ради той, полузабытой,

Той, первой, – как ни назови –

Тревоги, нежности, любви,

Что стала нашим светом и защитой

От злобы мира, – девственно сокрытой

Лампадой наших дней;

Храни нас, направляй, лелей,

Внушай, что нашей жизни ток бурлящий –

Лишь миг пред ликом вечной тишины,

Что осеняет наши сны, –

Той истины безмолвной, но звучащей

С младенчества в людских сердцах,

Что нас томит, и будит, и тревожит;

Её не заглушат печаль и страх,

Ни скука, ни мятеж не уничтожат.

И в самый тихий час,

И даже вдалеке от океана

Мы слышим вещий глас

Родной стихии, бьющей неустанно

В скалистый брег,

И видим тайным оком

Детей, играющих на берегу далеком,

И вечных волн скользящий мерный бег.

Так звонче щебечи, певец пернатый!

Пляшите на лугу

Резвей, ягнята!

Я с вами мысленно в одном кругу –

Со всеми, кто ликует и порхает,

Кто из свистульки трели выдувает,

Веселый славя май!

Пусть то, что встарь сияло и слепило,

В моих зрачках померкло и остыло,

И тот лазурно-изумрудный рай

Уж не воротишь никакою силой, –

Прочь, дух унылый!

Мы силу обретем

В том, что осталось, в том прямом

Богатстве, что вовек не истощится,

В том утешенье, что таится

В страдании самом,

В той вере, что и смерти не боится.

О вы, Озера, Рощи и Холмы,

Пусть никогда не разлучимся мы!

Я ваш – и никогда из вашей власти

Не выйду; мне дано такое счастье

Любить вас вопреки ушедшим дням;

Я радуюсь бегущим вскачь ручьям

Не меньше, чем когда я вскачь пускался

С ручьями наравне,

И нынешний рассвет не меньше дорог мне,

Чем тот, что в детстве мне являлся.

Лик солнечный, склоняясь на закат,

Окрашивает облака иначе –

Задумчивей, спокойней, мягче:

Трезвее умудренный жизнью взгляд.

Тебе спасибо, сердце человечье,

За тот цветок, что ветер вдаль унес,

За всё, что в строки не могу облечь я,

За то, что дальше слов и глубже слез.

Когда я эту радугу-дугу

В отмытой ливнем вижу синеве,

Я удержать восторга не могу;

Как в детстве, сердце рвется прочь,

Трепещет на незримой тетиве!

И я хочу, пока не пала ночь,

На радугу после дождя,

Рождающую столько смелых стрел,

Смотреть с таким же счастьем, уходя,

Как я на утре жизненном смотрел.

Дитя – отец Мужчины. Эту нить

Чтоб не порвать в душе, а сохранить,

Я одного себе желаю впредь:

Не разучиться бы благоговеть!

Путь суеты – с него нам не свернуть!

Проходит жизнь за выгодой в погоне;

Наш род Природе – как бы посторонний,

Мы от нее свободны, вот в чем жуть.

Пусть лунный свет волны ласкает грудь,

Пускай ветра зайдутся в диком стоне

Или заснут, как спит цветок в бутоне, –

Все это нас не может всколыхнуть.

О Боже! Для чего в дали блаженной

Язычником родиться я не мог!

Своей наивной верой вдохновенный,

Я в мире так бы не был одинок:

Протей вставал бы предо мной из пены

И дул Тритон в свой перевитый рог!

О Сумрак, предвечерья государь!

Халиф на час, ты Тьмы ночной щедрее,

Когда стираешь, над землею рея,

Все преходящее. – О древний царь!

Не так ли за грядой скалистой встарь

Мерцал залив, когда в ложбине хмурой

Косматый бритт, покрытый волчьей шкурой,

Устраивал себе ночлег? Дикарь,

Что мог узреть он в меркнущем просторе

Пред тем, как сном его глаза смежило? –

То, что доныне видим мы вдали:

Подкову темных гор, и это море,

Прибой и звезды – все, что есть и было

От сотворенья неба и земли.

Когда надежд развеется покров

И рухнет Гордость воином усталым,

Тогда величье переходит к малым:

В сплоченье братском робость поборов,

Они встречают бури грозный рев, –

Так хрупкие подснежники под шквалом

Стоят, противясь вихрям одичалым,

В помятых шлемах белых лепестков.

Взгляни на доблестных – и удостой

Сравненьем их бессмертные знамена.

Так македонская фаланга в бой

Стеною шла – и так во время оно

Герои, обреченные Судьбой,

Под Фивами стояли непреклонно.

На мощных крыльях уносясь в зенит,

Пируя на заоблачных вершинах,

Поэзия с высот своих орлиных

Порой на землю взоры устремит –

И, в дол слетев, задумчиво следит,

Как манят пчел цветы на луговинах,

Как птаха прыгает на ножках длинных

И паучок по ниточке скользит.

Ужель тогда ее восторг священный

Беднее смыслом? Или меньше в нем

Глубинной мудрости? О дерзновенный!

Когда ты смог помыслить о таком,

Покайся, принося ей дар смиренный,

И на колени встань пред алтарем.