Читать книгу Аполлоша - Григорий Симанович - Страница 10

Вечером того же дня в Гошином мобильном разразился Игнат.

– Здорово…

Георгий Арнольдович с трудом узнал голос. Едва различимый баритон загустел до низких басовых с хрипами, как у Луи Армстронга. Это могло означать лишь одно: пил сутками.

– Ты куда пропал, скотина? Даша звонила, мы в розыск на тебя хотели подавать, я уже вылетать собрался…

– …Вылетай, Гошка, срочно, мне плохо, – Колесов услышал протяжное нутряное мычание подыхающего быка.

– Рассолу огуречного попей, сволочь, и тебе станет хорошо.

– Гоша, я тебя очень прошу, я тебя как друга в первый раз в жизни так прошу бросить все и немедленно ко мне приехать. Мне очень плохо, и это не то, что ты думаешь. Совсем не в этом дело.

Тут Колесов почувствовал неладное. Так Игнат действительно еще никогда не просил, и такой интонации Колесов что-то не припоминал за все годы. А уж запои и загулы бывали – ого-го… Посетило мрачное предположение: пошел к врачу, нашли что-нибудь смертельное. Отбросил: «Игнат? Сам? К врачу? Нереально!» И все же…

– Ты что, заболел?

– Гошка, прилетай немедля, – простонал Игнат, и трубка дала отбой.

Георгий Арнольдович задал себе простой вопрос: «Даже если до чертиков допился или блажь какая-то чудовищная – могу я просто взять и не приехать? И кто вообще у меня есть на свете по большому счету, кроме этого жирного алкаша-трубадура?»

Следующим утром он уже менял билет в аэропорту, предвидя грандиозный скандал и материальные претензии заказчика, мечтавшего возвести в ранг великомученика этого Шкуро, палача и солдафона.

В семь вечера Гоша прямо с дорожной сумкой, не заходя к себе, поднялся до третьего и позвонил многолетним «кодом»: два длинных – короткий. Открыл Игнат. На нем был лучший из двух его застиранных махровых халатов. Лохмы густых поседевших волос топорщились как у безумных ученых или маньяков в старых кинолентах. Пунцовая рожа «ощетинилась» недельными колючками, глаза сияли. Бессмысленная улыбка безумца не оставляла сомнений, что Гоша трагически опоздал. Этому человеку не может быть плохо: он по телефону соврал. Перед Георгием Арнольдовичем предстал классический обитатель палаты номер шесть. Гоша мгновенно понял, что надо вызывать…

Тут Игнат сделал несколько шагов за порог, сгреб Колесова в объятия и втащил в прихожую, обдав удушливой смесью ароматов с преобладанием сивушно-чесночного. Ногой ловко выбил у него сумку из руки, ногой же захлопнул входную дверь и втянул в большую комнату, не разжимая медвежьих лап. Пхнул в кресло у рабочего стола, где экран компьютера высвечивал до боли знакомые мельтешащие таблицы котировок, и, снова овеяв сногсшибательным дыханием желудочно-кишечных бездн, кошмарным шепотом изрек: «Мистика, Гошка, мистика! Статуя живая, понял? Аполлон этот… живой. Он волны испускает, понял. Мы миллионеры, понял?» И перейдя на заговорщицкий: «И тогда я его достану, гада, усек?».

Георгий Арнольдович тотчас понял все. Кроме одного: как немедленно добраться до телефона и позвонить не при Игнате. Всяко бывало, но с белой горячкой дело иметь доселе не приходилось. В любом случае нервировать не стоит.

Он осторожно скосил глаз чуть в сторону от компьютера, где стояла у края стола бронзовая хрень. Прикинул, что увесистая. Если Игнат станет буйствовать и врежет ею по башке, Гоше в отличие от друга помощь уже не потребуется.

Он попробовал взять себя в руки и артикулировал нечто, долженствующее, как ему казалось, успокоить больного, купировать приступ.

– Хорошо, Игнашенька, волны так волны, давай отпразднуем, выпьем по маленькой, обсудим.

Игнат замер, улыбка растворилась в складках лица, выражение глаз поменялось на подозрительно-серьезное. Он уставился на Гошу изучающее, словно впервые его лицезрел.

– Ты что, решил, что у меня чердак съехал? Решил, что по пьяни вызвал?

– Боже упаси, Игнат, – попытавшись выдать возмущение, пролепетал Гоша. – Я просто волновался, примчался, ты же просил. Я думал, у тебя что-то с сердцем.

Тут Игнат широко, концертно распахнул руки, улыбнулся во всю ширь обрюзгшей пунцовой физиономии и с чудовищным хрипом надрывно возопил: «Се-е-ердце в груди-и-и бье-ется, как птица…» Это была отчаянно смелая интерпретация «хита» Любови Орловой из «Веселых ребят» – хорошо, что великая артистка не могла услышать ее в могиле. Зато услышал Гоша и обомлел. Перед ним был действительно полубезумный, но достаточно трезвый и совершенно счастливый друг.

Игнат плюхнулся в соседнее кресло, «исправил лицо» и, разительно посерьезнев, изрек.

– Георгий, этот бронзовый малый подсказывает ходы! То есть не ходы, конечно, а ставки. Вот, гляди, будь я проклят!

Он притянул голову Гоши поближе к экрану дисплея, призывно глянул на Аполлона, мирно и индифферентно взирающего, как не трудно догадаться, в одну точку, куда-то чуть мимо Игнатовой головы. Почти не глядя на «игровое поле» биржи, Оболонский сделал несколько щелчков мышкой. Затем с непривычной для Гоши легкостью и скоростью набрал в «окошках» количество приобретаемых акций нефтяного гиганта и цену, за которую намерен их прикупить: двести пятьдесят акций по сто шестьдесят восемь рублей каждая.

Жуткие картины и еще не остывшие эмоции всплыли в Гошиной исторической памяти, и он рефлекторно протянул руку, чтобы схватить мышку и щелкнуть «отмену». Но получил по этой самой руке хлестко и больно – пришлось отдернуть.

– Жди! – таинственным шепотом произнес Игнат, и оба уставились на дисплей, ожидая диаметрально противоположных последствий.