Читать книгу Национальный предрассудок - Александр Ливергант, Группа авторов - Страница 9

19 августа 1660 года

Пошел привести в порядок свои бумаги и, обнаружив разбросанные вещи жены, разгневался…

6 ноября 1660 года

Перед сном, уже в постели, повздорили с женой из-за собаки, которую по моему приказу заперли в чулане, ибо она изгадила весь дом. Всю ночь провели в ссоре. Приснился сон, будто жена моя умерла, отчего дурно спал.

9 ноября 1660 года

Среди прочего миледи (графиня Сандвич. – А. Л.) очень меня уговаривала не экономить на жене, и мне показалось, что говорилось это серьезнее обычного. Мне ее слова пришлись по душе, и я решил подарить жене кружевной воротник. Беседовали на разные темы, отчего получали немалое удовольствие.

11 ноября 1660 года

В Уордроб, где миледи, как оказалось, уже подыскала моей жене кружевной воротник за 6 фунтов. Очень рад, что обойдется он мне не дороже, хотя про себя подумал, что и это не так уж мало. Да поможет мне Бог упорядочить свои расходы и расходы жены, дабы расточительность моя не нанесла урон ни моему кошельку, ни моей чести.

11 апреля 1661 года

Часов в девять утра, позавтракав, отправились верхом из Чатема в Лондон. Из всех путешествий, какие только доводилось совершать, это было самым веселым, и меня переполняло непривычное чувство радости жизни. <…> Несколько раз спрашивал встречавшихся нам по дороге женщин, не продадут ли они мне своих детей – не согласилась ни одна; некоторые, правда, предлагали отдать мне ребенка на время, если бы это меня устроило.

23 сентября 1661 года

Взяли лошадь и еще до обеда приехали в Болдуик на ярмарку. Съели по куску свинины, за что с нас спросили по 14 пенсов – неслыханно дорого! Оттуда в Стивнедж и, переждав ливень, – в Уэллинг, где нас отлично накормили и отвели на ночь в комнату с двумя кроватями. Спал поэтому один, и должен признаться, за всю жизнь не спалось мне так хорошо и вольготно; время от времени, правда, просыпался от шагов за дверью и от шума дождя, который шел всю ночь, однако потом тут же засыпал вновь. Никогда прежде не было у меня так покойно на душе. И у жены, по ее словам, – тоже.

19 ноября 1661 года

Все утро – в присутствии; по возвращении обнаружил в спальне наедине с моей женой мистера Ханта, что, прости господи, запало мне в душу. Припомнил, однако, что сегодня – день стирки, камин во всем доме горел только в спальне, а на улице холодно, – и успокоился.

2 ноября 1662 года

Долго и с удовольствием беседовал в постели с женой, которая ни разу еще, благодарение Господу, не доставляла мне больше радости, чем теперь. Сейчас она как никогда прежде заботлива, послушна и экономна и, если не давать ей действовать по своему усмотрению, будет оставаться таковой и впредь. Домашняя хозяйка она бесподобная.

29 декабря 1662 года

Допоздна разговаривал с женой о супруге доктора Кларкса и о миссис Пирс, коих мы недавно у себя принимали. Очень сожалею, что у жены моей так по сей день и нет сносной зимней одежды; стыдно, что она ходит в тафте, тогда как весь свет щеголяет в муаре. Засим помолились и в постель. Но ни к какому решению так и не пришли – придется ей и впредь ходить в том же, в чем и теперь.

6 января 1663 года

Вечером – дома с женой, все хорошо. Жаль только, что сегодня она забыла в карете, в которой мы ехали из Вестминстера (где ночевали), свой шарф, а также белье и ночную рубашку. Надо признать, что следить за свертком велено было мне, – и все же в том, что я не забрал его из кареты, виновата она.

9 января 1663 года

Сегодня жена опять заговорила о том, что ей нужна компаньонка; водить дружбу с прислугой – ее только портить, да и компании у нее нет (что чистая правда); засим позвала Джейн и, вручив ей ключи от комода, велела достать оттуда пачку бумаг. Взяла копию давнего своего письма ко мне (оригинал я в свое время читать не пожелал и сжег), в котором жаловалась на жизнь, и принялась читать его вслух. Жизнь у нее, дескать, одинокая, скучная и проч. Писано по-английски и может, попади оно в посторонние руки, стать достоянием гласности, в связи с чем приказал ей это письмо порвать, от чего она отказалась. Тогда выхватил его у нее из рук и порвал сам, после чего отобрал пачку бумаг, вскочил с постели, натянул штаны и запихнул бумаги в карман, дабы она не могла ими завладеть. Засим, надев чулки и халат, стал вынимать из кармана письма и, превозмогая себя, по одному рвать их у нее на глазах, она же рыдала и упрашивала меня не делать этого. <…>

29 июня 1663 года

В Вестминстер-холле разговорился с миссис Лейн и после всех рассуждений о том, что она, дескать, более с мужчинами дела не имеет, в минуту уговорил ее пойти со мной, назначив ей встречу в Рейнском винном погребе, где, угостив омаром, насладился ею вдоволь; общупал ее всю и нашептал, что кожа у нее, точно бархат, и действительно ляжки и ноги у нее белы, как снег, но, увы, чудовищно толстые. Утомившись, оставил ее в покое, но тут кто-то, следивший за нами с улицы, крикнул: «Кто вам дал право целовать сию благородную особу, сэр?» – после чего запустил в окно камнем, что привело меня в бешенство; остается надеяться, что всего они видеть не могли. Засим мы вышли с черного хода незамеченными и расстались.

27 августа 1663 года

Утренняя беседа с женой, в целом приятная, немного все же меня огорчила; вижу, что во всех моих действиях она усматривает умысел; будто я неряшлив специально, чтобы ей было чем заняться, чтобы она целыми днями сидела дома и о развлечениях не помышляла. Жаль, что это ее заботит, однако в ее словах есть доля истины, и немалая.

6 декабря 1663 года

Всю первую половину дня занимался с женой арифметикой; научилась сложению, вычитанию и умножению, с делением же повременю – покамест начнем географию.

4 июля 1664 года

Вернувшись домой, обнаружил, что жена по собственному разумению выложила 25 шиллингов за пару серег, от чего пришел в ярость; кончилось все размолвкой, наговорили друг другу невесть что; я и помыслить не мог, что жена моя способна отпускать подобные словечки. Припомнила она мне и наш разъезд, чем крайне мне досадила. Пригрозил, что поломаю серьги, если она не отнесет их обратно и не получит назад свои деньги, с чем и ушел. Спустя некоторое время бедняжка послала служанку обменять серьги, однако я последовал за ней и отправил домой: мне довольно было и того, что жена одумалась.

26 июля 1664 года

<…> Время провели очень весело; когда женщины, отдав вину должное, встали из-за стола и поднялись наверх, я отправился за ними следом (из всех мужчин один я) и, заведя разговор о том, что у меня нет детей, попросил научить меня, как их завести, на что они ответили согласием и, от души веселясь, дали мне следующие десять советов: 1. Не обнимай жену слишком крепко и слишком долго; 2. Не ешь перед сном; 3. Пей настой шалфея; 4. Не брезгуй красным вином; 5. Носи тонкие подштанники из грубого полотна; 6. Живот держи в тепле, спину в холоде; 7. На мой вопрос, когда этим лучше заниматься, вечером или утром, они ответили, что не утром и не вечером, а тогда, когда охота будет; 8. Жене – не слишком туго шнуровать корсет; 9. Мне – пить крепкое пиво с сахаром; <…> Последнее же правило самое главное: ложиться головами в изножье кровати или, по крайней мере, поднимать изножье и опускать изголовье. Необычайно забавно.

29 сентября 1664 года

Вернувшись сегодня вечером домой, принялся изучать счета моей жены; обнаружил, что концы с концами не сходятся, и рассердился; тогда только негодница призналась, что, когда нужная сумма не набирается, она, дабы получить искомое, добавляет что-то к другим покупкам. Заявила также, что из домашних денег откладывает на свои нужды, хочет, к примеру, купить себе бусы, чем привела меня в бешенство. Больше же всего меня тревожит, что таким образом она постепенно забудет, что такое экономная, бережливая жизнь.

19 декабря 1664 года

Вчера вечером легли рано и разбужены были под утро слугами, которые искали в нашей комнате ключ от комода, где лежали свечи. Я рассвирепел и обвинил жену в том, что она распустила прислугу. Когда же она в ответ на это огрызнулась, я ударил ее в левый глаз, причем настолько сильно, что несчастная принялась голосить на весь дом; она пребывала в такой злобе, что, несмотря на боль, пыталась кусаться и царапаться. Я попробовал обратить дело в шутку, велел ей перестать плакать и послал за маслом и петрушкой; на душе у меня после этого было тяжко, ведь жене пришлось весь день прикладывать к глазу припарки; глаз почернел, и прислуга это заметила.

5 августа 1666 года

Встал и отправился в «Старый лебедь», где встретился с Бетти Майкл и ее мужем; Бетти, за спиной у su marido[14] удостоила меня двумя-тремя жаркими поцелуями, чем привела в совершеннейший восторг.

14 февраля 1667 года

Сегодня утром, когда я одевался, к постели моей жены подошел малютка Уилл Мерсер и в доказательство, что он ее Валентин, принес ей синюю бумагу, на которой собственноручно вывел золотом, причем очень красиво, ее имя. В этом году я тоже Валентин моей жены, и обойдется мне это в 5 фунтов, каковые бы я, не будь мы Валентинами, отложил.

17 февраля 1667 года

Митчелл с женой нанесли нам визит, много пили и смеялись, после чего – вечер был прекрасный, светила луна – Митчеллы и я отправились кататься на лодке. К своему огорчению, видел, как всю дорогу ella жмется a su marido и прячет manos quando уо пытаюсь взять одну de los – так что в сей вечер у меня con ella ничего не получилось. Когда мы пристали к берегу, я под каким-то благовидным предлогом отправил муженька обратно a bateau, расчитывая урвать у нее пару baisers; взял было ее за руку, однако ella отвернулась, и, cuándo я сказал: «Мне нельзя tocar te?», с легким modo ответила: «Yo no люблю, когда меня трогают». Я сделал вид, что не заметил этого, после чего вежливо попрощался et su marido andar меня почти до самого mi casa[15], где мы и расстались. Вернулся домой раздосадованный, про себя, однако ж, решил, что еще не все потеряно.

25 февраля 1667 года

Долго лежал со своей страдалицей женой в постели; вспоминали, как она, бедняжка, покуда мы ютились в нашей комнатушке у лорда Сандвича, топила углем печку и стирала своими нежными ручками мое грязное белье, за что я должен любить ее и восхищаться ею всю жизнь. А также убеждать себя, что она способна делать все это и впредь, если только, по воле Господа, нам суждено опять впасть в нужду.

1 марта 1667 года

Перед обедом упросил жену спеть; бедняжка так фальшивила, что довела меня до исступления. Увидев, в какую пришел я ярость, она стала так горько плакать, что я решил: не буду более ее расстраивать, а попробую лучше научить петь, чем, безусловно, доставлю ей удовольствие, ведь учиться она очень любит – главным образом, чтобы угодить мне. С моей стороны крайне неразумно отбивать у нее охоту выучиться чему-то дельному. Ссора наша, впрочем, продолжалась недолго, и за стол мы сели помирившись.

8 мая 1667 года

Вернулся домой к обеду; у жены учитель музыки. Я так рад, что она, пусть и с опозданием, начинает играть на флажолете, что решил: буду в течение месяца-двух учиться у него и сам. Если только Господь пошлет моей жене и мне долгую жизнь, мы сможем в старости играть вместе.

4 июня 1667 года

Вечером – дома. Пели с женой на два голоса, после чего она ни с того ни с сего заговорила о своих туалетах и о том, что я не даю ей носить то, что ей хочется. В результате разговор пошел на повышенных тонах, и я счел за лучшее удалиться к себе в комнату, где вслух читал «Гидростатику» Бойля[16], пока она не выговорилась. Когда же она устала кричать, еще пуще сердясь оттого, что я ее не слушаю, мы помирились и легли в постель – в первый раз за последние несколько дней, которые она спала отдельно по причине сильной простуды.

27 сентября 1667 года

С утра – в присутствии, куда присылает за мной жена; возвращаюсь и вижу хорошенькую девушку, которую она хочет взять себе в компаньонки. И хоть девушка не столь красива, как описывала жена, она все же весьма хороша собой, настолько, что мне она должна понравиться, а потому, исходя из здравого смысла, а не из чувства, было б лучше, если бы она у нас не осталась, дабы я, к неудовольствию жены, ею не увлекся. <…>

1 октября 1667 года

Домой в карете. Дома пел и ужинал с женой, поглядывая украдкой на нашу красотку Деб Уиллет. Засим – в постель.

22 декабря 1667 года

Встал, оделся и спустился к себе просмотреть кое-какие бумаги. Тут входит Уиллет с поручением от своей хозяйки, и я впервые не удержался и ее поцеловал – уж больно она хорошенькая и очень мне по душе.

25 октября 1668 года

Вечером ужинал у нас Дж. Бейтлир; после ужина Деб расчесывала мне парик, что привело к величайшему несчастью, какое только выпадало на мою долю, ибо жена, неожиданно войдя в комнату, обнаружила девушку в моих объятиях, а мою manus sub su[17] юбками. На беду, я так увлекся, что не сразу жену заметил, да и девушка тоже. Я попытался было изобразить невинность, но жена моя от бешенства потеряла дар речи; когда же обрела его вновь, совершенно вышла из себя. В постели ни я, ни она отношения не выясняли, однако во всю ночь не сомкнули глаз; в два часа ночи жена, рыдая, сообщила мне под большим секретом, что она католичка и причащалась, что, разумеется, меня огорчило, однако я не придал этому значения, она же продолжала рыдать, касаясь самых разных тем, пока наконец не стало ясно, что причина ее страданий в увиденном накануне. Но что именно бросилось ей в глаза, я не знал, а потому счел за лучшее промолчать. <…>

1 мая 1669 года

В полдень – домой, обедать; жена – необычайно хороша в своем муаровом платье в цветах, которое она пошила два года назад; вся в кружевах – красотка, да и только! Хотя день выдался пасмурный, очень хотела в Гайд-парк (на Майский парад в Гайд-парке. – А. Л.), мне же велела надеть мой лучший камзол, что я и сделал. Выехали: на запятках лакеи в новых ливреях из сержа, в гривы и хвосты лошадей вплетены красные ленты, опоры покрыты лаком, поводья зеленые, все такое яркое, блестящее, что народ провожает нас взглядами. И то сказать, за весь день не видел я кареты красивее, наряднее нашей.