Читать книгу Охотники за новостями - Гуга Лолишвили - Страница 12

Институт языка не оправдал ожиданий. Никаких социал—демократов там не было и в помине. Они завелись в не в Институте языка, а в Институте литературы.

Это заведение находилось на другом конце города. Мы с Тенгизом решили разделиться: он поехал обратно в гостиницу, чтобы поджидать там Вигнанского, который мог вернуться с новостями для нас.

По уговору он должен был узнавать всё, что можно о партиях и движениях, а мы хватать под локти всякого местного полиглота и совать ему под нос бумажку с лозунгом: «Кавказ наш общий дом».

Итак, Тенгиз вернулся в гостиницу, а я продолжил идти по следу неформалов. Но след на этот раз оказался верным и привёл меня туда куда было нужно. Спустя некоторое время, замёрзший и уставший я сидел

в кабинете на третьем этаже дагестанского Института литературы, перед членом правления социал-демократической партии. Этого достойного человека звали Алексей Николаевич и он проявил себя с самой хорошей стороны, во-первых напоил меня горячим чаем, во-вторых обстоятельно ввёл в курс местной политической обстановки.

Институты многопартийности, которую тогда называли неформальным движением, только зарождалось и было совершенно неясно, что за зверь такой пробуждается от семидесятилетней спячки. В условиях, когда в кавказском винном бочонке забродил дух сепаратизма в ядовитых испарениях которого угадывались контуры грузино-южноосетинского конфликта, а самые дальновидные прогнозировали проблемы в Абхазии, информация о реальных раскладах в регионе представляла огромный интерес.

Начались «трения» между осетинами и ингушами из-за спорных приграничных территорий. Всегда тлевшая как зола в плохо затушенном костре, вражда между казаками и чеченцами, исторические корни которой уходят в прошлые века, тоже грозила новым пожаром – произошли несколько вооружённых столкновений и обе стороны извлекали из фамильных сундуков дедовские сабли и кинжалы.

Я расспрашивал Алексея Николаевича о программных целях парии, её численности, позиции по вопросу государственного устройства Дагестана. Затем принялся задавать вопросы относительно общей политической обстановки в автономии, других движениях. Собеседник неплохо анализировал, не впадал в крайности и умело оперировал имевщейся у него информацией. Он сделал ряд оказавшимися впоследствии верными прогнозов: полный распад Союза, новую русско-чеченскую войну и то, что значительно русифицированный Дагестан останется частью Российской Федерации. Словом, я получил исчерпывающую информацию и унёс из Института литературы полностью исписанный блокнот.

Теперь следовало встретиться с представителем официальных властей, чтобы материал получился сбалансированным и показывал противоречия (либо их отсутствие) между двумя ветвями – правительством и неформалами.

В гостиничном номере было уютно. Вигнанский с Аблотия развалились на кроватях и вели спор о том какой соус правильней подавать к жаркому – зелёную подливку из алычи или бордовую из слив сорта «Ткемали».

Эта пошлая сцена вызвала волну раздражения вполне оправданную для человека прошагавшего полдня под снегом и ветром. Вид лежащих без дела друзей вообще вызывает дискомфорт, а тут я испытал чувства преданного коварными партнёрами золотоискателя, весь день, вымывавшего крупинки золота из речного песка в глуши Юкона или Аляски.

– Всё валяетесь как ленивые скоты в хлеву? – поспешил я внести ясность в ситуацию.

– Смотри какой он злой! Ха-ха! Скучно, небось, по лужам за неформалами прыгать, – ответил Вигнанский, и они довольно «заржали». В их хохоте так явственно слышалось лошадиное: «иго-го!», что стало тошно. Я открыл было рот, чтобы ответить как следует, но нечеловеческим усилием воли сдержал себя и остаюсь холоден и вежлив:

«Даже в неоплодотворённом курином яйце побольше интеллекта, чем в разговаривающих ослиных задницах на ваших кривых шеях».

Они опять восторженно закудахтали. Надрыгав ногами, Вигнанский сделал серьёзное заявление:

«Завтра иду к замминистру внутренних дел. Думал, что тебя это тоже заинтересует, но вижу, что ошибся. Нельзя же вести человека с таким лексиконом в это заведение».

Я выудил из кармана блокнот, продемонстрировал страницу, на которой на пяти или шести языках было написано: «Кавказ наш общий дом» и сказал:

– Вот, известная тебе фразочка от мастеров перевода. Я тоже думал, что тебя это заинтересует, и тоже вижу, что ошибался. Нельзя же помогать неблагодарному прохвосту, даже если и сидел с ним, когда-то за одной партой.

– Я имел в виду, что замминистр это слишком мелко. С тобой нужно идти не меньше, чем к самому министру.

– Ну тогда забирай листок. По-правде говоря, я имел в виду не тебя, когда говорил про разговаривающую ослиную задницу.

Вигнанский косо поглядел на сразу поскучневшего Тенгиза и подвёл итог дискуссии:

– Я так и думал. В общем завтра к десяти утра нам надо быть в министерстве.

* * *

Ровно в десять утра мы в приёмной.

«Замминистра» не заставил нас долго ждать, – в 1990 году, заезжие журналисты не частые гости автономных республик и областей. Беседа заняла около часа и её результатом стал ещё один исписанный блокнот. На этот раз я получил исчерпывающую информацию о криминогеной обстановке плюс размышленмя представителя МВД о политических событиях. Но заглянуть в будущее силовику не удалось – он не верил в распад СССР и полагал, что всё останется по-прежнему, вроде как «перебесятся и успокоятся».

В любом случае, я был доволен. Материала имелось достаточно, чтобы «слепить» из него информационный обзор социально-политической обстановки в Дагестане. Но у Вигнанского ещё оставались кое-какие дела, которые он рассчитывал завершить в тот же день. Было решено уехать из Махачкалы в Грозный утром следующего дня.

Хотя католиков среди нас не было, вечером мы накрыли в номере стол по случаю Рождества. Главное блюдо – большая банка китайской тушёнки «Великая стена». Тушёнка оказалась первосортной и превосходно запивалась душистой, сладковатой «Хванчкарой» прихваченной из Тбилиси.

«Вот ведь счастливый народ китайцы», – изрек Тенгиз набив рот и прикрыв глаза от избытка чувств. Мы вопросительно посмотрели на него. «Такую тушёнку едят!», – разъяснил он свою нехитрую мысль. Мы не стали спорить. Полки продуктовых магазинов тогды были пусты, это делало людей неприхоливыми и они с радостью обходились тем, что имели.