Читать книгу Стратагемы 19-36. Китайское искусство жить и выживать. Том 2 - Харро фон Зенгер - Страница 18
Стратагема № 19. Вытаскивать хворост из-под котла
19.16. Наставник без учеников
Оглавление«Поезд замедлял ход, собираясь сделать остановку. За окном проплыла зеленеющая роща, до слуха пассажиров донеслось стрекотание цикад. Поезд пошел еще тише и через мгновение резко затормозил у платформы.
Из вагона вышел высокий человек лет тридцати, с гордой осанкой. Из-под полей шляпы светились его глаза, живые и проницательные. У него был только портфель, зажатый под мышкой, и в помощи носильщика он не нуждался. Этот человек не суетился, как другие пассажиры. Молодой человек вышел с вокзала, протиснулся сквозь толпу рикш, зазывавших седоков, и зашагал по песчаной дороге вдоль берега реки.
По мере того как человек удалялся, вокзальный шум постепенно затихал, пока наконец не исчез вовсе. У молодого человека возникло какое-то необычное ощущение, уши давила непривычная тишина, словно окружающий воздух был до предела разрежен. На стенах пагоды, на реке – на всем лежала печать седой старины. Но в этой старине было немало привлекательного, и суетные мирские дела, казалось, уплывали куда-то в туманную даль, словно маленькие облачка на краю неба. Человек остановился, приподнял поля шляпы, внимательно осмотрелся по сторонам и подумал: «Как мне дороги эти старинные стены и рвы. Рвы подобны артериям старика, в которых течет старая кровь. Но я хочу избавить их от старой крови и влить свежую, чтобы вернуть моему городу цветущую молодость. И когда в жилах его не останется ни капли старческой крови, а взору откроется прекрасный облик седой старины, то ничто в мире не сможет сравниться по красоте с моим городом!»
Мысли о будущем еще более укрепляли его решимость и отвагу. Достав платок, он вытер выступивший на лице пот и снова быстро зашагал вперед. Миновав мост, он вошел в городские ворота.
Улица была очень узкой, солнца на ней было немного. Если по улице проезжали два рикши навстречу друг другу, то пешеходам приходилось вплотную прижиматься к забору, чтобы не оказаться раздавленными.
Иногда откуда-то вдруг появлялись голые ребятишки и с пронзительным криком стремглав неслись друг за другом. Только это и нарушало атмосферу покоя, да еще стремительный бег рикш с непрерывно звенящими колокольчиками, тоже никак не гармонирующий с царившим здесь покоем и торжественностью.
«Тридцать лет живу, а картина всегда одна и та же. Только рикш с их тележками, сверкающими черным лаком, стало больше. Прохожие все так же медлительны. Медлительность старшего поколения по наследству переходит к младшему, поэтому, как и прежде, на улицах видны лишь неторопливые фигуры пешеходов. Невыносимо, когда на узеньких улицах вам преграждают путь, не дают идти быстрее», – почти с раздражением думал молодой человек…
Вдруг молодой человек остановился, снял соломенную шляпу и почтительно окликнул прохожего:
– Господин Гао!
Перед ним стоял человек лет пятидесяти, высокий и очень худой, с лицом землистого цвета и глубокими морщинами на лбу.
Хотя господин Гао Цзюй и был близорук, он еще издали внимательно разглядывал идущего навстречу человека и думал: «Он и вправду вернулся, видно, слух о том, что они собираются открыть школу, не был пустым. Все же лучше его не останавливать. Он уже забыл о том, как ходил ко мне на уроки. Не будем на него обижаться, он ведь наверняка все еще продолжает поносить нас, стариков. О чем же с ним говорить?» Учитель Гао смотрел прямо перед собой и думал, что вот сейчас поравняется со своим учеником и пройдет мимо.
Однако бывший ученик заметил господина Гао, остановился и учтиво окликнул его. Тому оставалось только внезапно прозреть и радостно воскликнуть:
– А, Юй-шэн, давненько мы не виделись, вы что ж это, на лето приехали, а потом опять до свидания, не так ли?
– Нет, я не собираюсь уезжать. Я со своими друзьями решил открыть здесь среднюю школу. Вот этим и буду заниматься.
– Хорошее дело. Я помню, у нас и раньше об этом поговаривали.
После этих слов учитель Гао хотел откланяться и уйти, но Юй-шэн продолжил разговор:
– Мы решили осуществить наш план в соответствии с нашими идеалами, и, конечно, у нас будут неувязки. Придется почаще заходить к господину за советом, чтобы позаимствовать его богатый опыт.
Господин Гао Цзюй улыбнулся не то скромной, не то пренебрежительной улыбкой и ответил:
– Э, времена теперь не те. Наш опыт похож на вышедшее из моды платье, которому только и остается, что лежать на дне чемодана. Какая от него польза вашей новой школе! – И, немного помолчав, добавил: – Однако школа и впрямь нелегкое дело: чем больше ею занимаешься, тем труднее. Раньше, когда ты учился, у нас во всем была прочная основа. Теперь иначе – все как-то неустойчиво, пусто, даже у тех, к кому думаешь обратиться, чтобы позаимствовать что-нибудь новое.
– Опыт всегда остается опытом, новый он или старый. Господин Гао просто скромничает.
Говоря это, Юй-шэн в душе все же не мог не подосадовать на ворчливый тон учителя Гао.
А господин Гао Цзюй, намереваясь разведать замыслы Юй-шэна, спросил:
– Ну, а как дела с финансами, все уже небось урегулировано? Бывало и так, что самые благие намерения после столкновения с финансовой проблемой исчезали, словно дым.
– Мы составили смету. Взносы учеников должны покрывать повседневные расходы. На первоначальные затраты пойдут пожертвования, которые уже собраны.
– Смогут ли ваши доходы покрыть расходы?
– У меня и моих друзей интересы и стремления общие, да и заботиться нам нужно только о себе – мы не обременены семьями. Поэтому расходы на выплату жалованья у нас будут минимальные, а два или три человека вообще не нуждаются в деньгах…
– Совсем не нуждаются… в деньгах?
Гао Цзюй не поверил своим ушам. Помедлив, он заметил с улыбкой:
– По всему видно, что вы горите желанием просвещать людей. Похвально, похвально. Ну что ж, до свидания!
С этими словами он наклонил голову и пошел; его длинная фигура покачивалась на ходу.
– До свидания, господин!
Учитель Гао вошел в чайную. Большинство мест было уже занято посетителями.
Сидевший среди посетителей уездный инспектор школ Лу Чжун-фан при появлении Гао Цзюя перестал курить кальян и собрался уходить. Он наклонил голову и сказал:
– Старина Цзюй! Сегодня ты пришел позже меня. Вот здесь свободно, вот здесь. – И инспектор указал концом кальяна на место за своим столиком.
– Вот и хорошо, старина Чжун, вот и хорошо. В дороге произошла задержка, поэтому я и пришел позднее.
Сказав это, учитель Гао разделся и повесил куртку и халат на вешалку.
– Как вы думаете, кого я встретил по дороге? Этого… Дин Юй-шэна! Он уже приехал, – проговорил учитель Гао, усаживаясь.
– Они хотят непременно открыть школу. Дин Юй-шэн только что сообщил мне, что он специально займется этим делом.
Чжун-фан раздул огонек и ожидал, когда кальян разгорится.
– Разумеется, – откликнулся он, – обязательно откроют. Мне стало известно, что они арендовали школьное помещение в Синьцзяхуне.
Затем он булькнул кальяном, делая затяжку, и из ноздрей его поднялись две сизые струйки дыма.
– Наша школа разорилась и не может выплатить жалованье учителям. А вот они нашли правильный выход и откроют свою школу. Он сказал мне, что пожертвования на нее уже собраны. Вот тебе и дети!
– Ха, дети! – повторил Чжун-фан и ехидно засмеялся.
– Одно мне непонятно: Дин Юй-шэн сказал, что текущие расходы они будут покрывать за счет платы за обучение, так как жалованье им нужно самое небольшое, а некоторые, мол, от него совсем отказываются. Так ради чего же они взялись за это дело?
– Ха-ха, старина Цзюй, доверчив же ты, однако. Они будут учить чужих детей и денег им за это не нужно? Да откуда могли взяться такие люди в наше время! Ясно, здесь кроется что-то другое.
После такого суждения Чжун-фан принял самодовольный вид и сделал еще одну затяжку. Старому Гао Цзюю стало немного стыдно за себя. Взяв стакан с чаем, он отхлебнул глоток и проговорил, как бы оправдываясь:
– Да, здесь что-то кроется, это я понимаю, но в чем тут соль, мне невдомек.
– А не в том ли, что… – начал Чжун-фан и, перегнувшись через стол к уху Гао Цзюя, перешел на шепот. Затем он снова уселся на свое место и продолжал уже вслух: – У них непременно есть какой-то источник, откуда они берут деньги, и, конечно, разговоры о том, что им не нужно жалованье, – всего лишь громкая фраза, рассчитанная на эффект. Они надеются, что люди в один голос заговорят об их горячем рвении к просвещению, попадутся к ним в ловушку и невольно станут их подпевалами. Будь все иначе, разве не сказал бы тебе Юй-шэн, где они собрали пожертвования для основания школы?
Старина Цзюй и верил, и не верил. Моргая глазами, он промямлил, охваченный каким-то невыразимым страхом:
– Да, да. По всей вероятности, это так и есть.
– Не по всей вероятности, а точно так.
– О чем это вы так горячо спорите?
Вопрос задал заведующий отделом просвещения Ван Сюань-бо. Сначала Ван Сюань-бо занял было место в стороне, у окна, но потом решил немного пройтись. Разговор Гао и Лу привлек его внимание. Взяв свободный стул, он подсел к приятелям.
Гао и Лу передали Ван Сюань-бо содержание своего разговора, и последний, кивая головой, заметил:
– Разумеется, для этого все и делается. Правильно говорит старина Чжун. Такие люди кормятся за счет беспорядков, и уж если они их затевают, то не останавливаются ни перед чем. Найдут какую-нибудь щель, ну и стремятся пролезть в нее. Средняя школа «Хунъи» и есть та основа, на которой они хотят укрепиться.
– Ну что ж, это похоже на ловлю вора: только тот, крадучись, откроет дверь, чтобы просунуть руку, как мы его тут же и схватим.
Старый Гао Цзюй, вставивший эту фразу, сам же и рассмеялся, обнажив при этом свои желтые зубы. Но Сюань-бо не присоединился к нему; желая высказать свое мнение, он продолжал:
– Мы, конечно, совсем не хотим напрасно обвинять других, но посмотрите, какими методами они пользуются, – уж одно это доказывает, что они затевают смуту. Я никогда не был близок с такими людьми, а вот у моего младшего сына есть товарищи по учебе, вроде этих. Он виделся с ними на днях, и они ему рассказали о школе, которую хочет открыть Дин Юй-шэн. Первая нелепость, которую он собирается ввести, – это совместное обучение мальчиков и девочек. Вы только подумайте! Средняя школа, а девочки и мальчики вместе! Вторая нелепость…
– Это свободная любовь, не так ли? – выпалил Чжун-фан, и его круглое лицо расплылось в любопытной улыбке.
– Нет, не то. Они утверждают, что учителя и ученики вместе должны активно участвовать в общественной жизни, во всем, что происходит за стенами школы. Уму непостижимо. Дело учителя – обучать учеников, а дело учеников – учиться. Зачем же думать о каком-то обществе, о какой-то общественной деятельности, да еще активной деятельности! Ведь это же и есть смута и нарушение существующего порядка!
Сюань-бо говорил с возмущением, в душе его, казалось, все кипело, и от волнения он даже расстегнул свою жилетку из тонкой шелковой материи и обнажил грудь.
Старый Цзюй почувствовал какое-то смятение и печально проговорил:
– И когда это только мир перестанет меняться, когда люди успокоятся! Вот взять этого Дин Юй-шэна: учился он когда-то у меня, был примерным учеником, тише воды ниже травы. Кто бы мог подумать, что через десять лет от него будет такая беда!
– Так говорить не следует. – Сюань-бо, видимо, был недоволен чрезмерным унынием Цзюя и решительно возразил: – Этим молокососам не так уж легко будет у нас поднять голову и вызвать какие-нибудь беспорядки! Если бы мы не стали бороться, а позволили нашим детям вступить в их организацию и вызвать тем самым страшные бедствия, то мы оказались бы недостойными наших предков, недостойными наших древних мудрецов, нашей родной земли. Поэтому на нас лежит огромная ответственность. Старина Чжун, ты у нас уездный инспектор. Когда они откроют школу, ты, как имеющий право надзора, найди какой-нибудь беспорядок, а мы без всяких церемоний издадим приказ о ее закрытии.
Чжун-фан положил кальян на стол, отпил еще несколько глотков чая и ответил:
– Это, конечно, вполне возможно. Только более радикальным средством противодействия я считал бы «выгрести угли из-под котла, чтобы он не кипел».
И Чжун-фан сделал руками жест, словно выгребал угли.
– Как это понять?
– Очень просто. Не дадим им возможности набрать учеников. На днях учителя начальной школы говорили мне о том, что их ученики обращаются к ним за советом, куда лучше поступить после окончания школы. Конечно, учителя рекомендуют им казенную школу или педагогическое училище, объясняют, что такой выбор был бы самым правильным, а открывающаяся в этом семестре новая средняя школа «Хунъи», в которой занятия будут вести несколько приезжих молодых людей, не совсем, мол, солидное учебное заведение. Я, между прочим, упоминал, что эти молодые люди преследуют какие-то особые цели, и, кажется, никто им не доверится. Итак, к моменту открытия бульшая часть парт в новой школе будет пустовать, тем дело и кончится.
Сюань-бо выслушал Чжун-фана и почувствовал некоторое облегчение, у Гао Цзюя тоже отлегло от сердца.
– Если все пойдет так, как ты говоришь, то это божественная помощь предков, счастье, ниспосланное родным местам! Только и нам нужно быть осторожнее и при встрече с другими рассказывать им о плюсах и минусах этого предприятия, – добавил Сюань-бо, все еще ощущая в душе смутное беспокойство.
– Ну, это естественно, – откликнулись Гао Цзюй и Чжун-фан, кивая друг другу головами – у одного на длинной и тощей, у другого – на сильно располневшей шее.
Объявления о приеме в среднюю школу «Хунъи» были расклеены на всех перекрестках, помещены в нескольких местных газетах и даже напечатаны на одной из полос какой-то шанхайской газеты, считавшейся «видной». Всякий, кто просматривает эти объявления, ощущает тупую боль в сердце, словно это дьявольские заклинания, в которых содержатся страшные угрозы. Поэтому никто и не подумал разобраться в том, о чем говорили мелкие иероглифы, напечатанные внизу.
В городе то и дело можно было слышать такие разговоры:
– Ах, эта школа «Хунъи»! И откуда у нее левые замашки? С этими людьми лучше не иметь дела, а держаться подальше от них.
Люди грамотные и разбирающиеся в законах выражались так:
– Пусть закроются школы хоть во всей Поднебесной, пусть ни одного иероглифа не узнают наши дети, и все-таки мы не рискнем отправить их в среднюю школу «Хунъи». Кто же захочет, чтобы мир превратился в шайку зверей и людоедов!..
Снова наступила жара. Во дворе на ясене, словно соревнуясь между собой, стрекотали цикады. Юй-шэн механически перелистал страницы регистрационного журнала, где по-прежнему было записано всего только восемь имен.
Но он не отчаивался: «Это не поражение, ведь сделано еще далеко не все, какое же это поражение! Восемь, так будем хорошенько обучать восьмерых! Вот если даже их ничему не научим, тогда будет провал!..»[48] Эти слова вкладывает в уста своего героя из рассказа «В городе» писатель, педагог, издатель и общественный деятель Е Шэнтао. Дин Юй-шэн и его соратники и не подозревали о стратагеме, которую вызвала к жизни их вербовка учеников.
48
Е Шэнтао. Одна жизнь. Рассказы. Пер. с кит. Е. Слабнова. М., Гослитиздат, 1960. С. 151–166.