Читать книгу Стихи дальнего края - Хэ Цзяньмин - Страница 4

Глава 1. Слезы гор, думы вод
3. Место, где раньше человек человеку был волком

Оглавление

В Нинся есть два крупных горных хребта: Люпаньшань и Хэланьшань. Последний соседствует с рекой Хуанхэ; в этой влажной местности возникла своеобразная дикая культура юга. В отличие от Хэланьшань, горы Люпаньшань расположены очень далеко от воды, поэтому местную культуру можно определить такими словами, как «тощая земля», «максимальная нищета». Многие представляют себе этот район по стихотворению Мао Цзэдуна «Люпаньшань» (на мотив «Цинпинлэ»):

Там, за бледными облаками,

Гусь на юг улетает с криком.

Двадцать тысяч ли пройдено нами,

Но лишь тех назовут смельчаками,

Кто дойдет до Стены Великой!

Пик вознесся над Люпаньшанем,

Ветер западный треплет знамена…

Мы с веревкой в руках решаем,

Как скрутить нам седого дракона[9].


В этих строках горы Люпаньшань предстают как революционная святыня, место, преисполненное героического духа и величественной мощи.

Исторические материалы и руины говорят о том, что Мао Цзэдун имеет в виду древнейший участок Великой стены, построенный еще при Цинь Шихуане[10]. Он тянется через уезд Цзиннин в провинции Ганьсу до уезда Сицзи в Нинся, затем – вдоль восточного берега реки Хулухэ на север, проходит через деревни Дунпоцунь, Баолиньцунь и Минжунцунь в поселке Тайбаочжэнь уезда Сицзи, на юго-восточной окраине Тайбаочжэнь сворачивает на восток и оказывается на территории волости Маляньсян; вдоль реки Мяляньчуань она тянется на северо-восток, проходит через поселок Чжаничжэнь в округе Юаньчжоу, пересекает овраг, доходит до южного конца деревни Суньцзячжуан, где вновь сворачивает на восток, проходит через северную часть деревни Юйучжуан в ущелье Хайцзыся, огибает деревни Чанчэнлян, Минчжуан и Гочжуан в поселке Гуаньтинчжэнь, доходит до западного берега реки Циншуйхэ…


Стихотворение Мао Цзэдуна «Люпаньшань». Факсимиле


5 октября 1935 года Мао Цзэдун во главе Ганьсу-Шэньсийского отряда Красной армии Китая выступил из поселка Цзешипу уезда Цзиннин провинции Ганьсу, продвигаясь на восток через Цзянтай и Малянь, и тем же вечером стал лагерем в деревне Даньцзяцзицунь поселка Синлунчжэнь. 7 октября Мао Цзэдун вместе с Красной армией преодолел последнюю вершину на маршруте Великого похода – горы Люпаньшань. Ощутив творческий порыв, он написал стихотворение «Люпаньшань», чтобы в тяжелых условиях подбодрить и воодушевить солдат на борьбу с многочисленными трудностями и победу в Великом походе. Оно пропитано чувством гордости и неизбежности победы революции… С тех пор горы Люпаньшань тесно ассоциируются с революцией.

А что значат эти горы для самих жителей Сихайгу?

Интеллектуалы из Нинся и особенно из Сихайгу будут с жаром доказывать: это один из очагов китайской цивилизации, еще с тех времен, когда Хуан-ди объезжал с инспекцией Цзитоушань – «Гору петушиной головы». Эта гора упоминается в «Ши цзи» («Исторических записках»)[11]. Запись в «Энциклопедическом словаре Нинся» гласит: «Это и есть горы Люпаньшань, что в уезде Цзинъюань, там берет начало река Цзиншуй… Названы так потому, что вершины имеют форму петушиного гребня и издалека напоминают петушиную голову». Когда древнекитайские правители объезжали с инспекцией эти земли, по обеим берегам тогдашней реки Цзинхэ «цвели густые травяные заросли и возвышались крутые утесы». Цзинхэ впадает в реку Вэйшуй в уезде Гаолин провинции Шэньси, причем река Цзиншуй славилась своей чистотой, а Вэйхэ – мутными водами: в Цзиншуй, берущей начало в горах Люпаньшань, чистая зеленая вода благодаря густым зарослям травы, а в Вэйхэ – мутная, там много ила и песка. В «Ши цзин» («Книге песен»)[12] говорится: «Мутною кажется Цзин перед Вэй, там лишь, где мель, ее воды чисты. С новой женою пируете вы, верно, нечистою счел меня ты?»[13]

На протяжении нескольких тысячелетий под воздействием северных ветров и пожаров бесконечных войн «Драконова гора» и ее окрестности (слово «дракон» произносится как «лун» в названии горы Луншань) превращались в пустыню, истощались и нищали, «пока дудник пообочь дорог не засох так, что его не станет есть даже лошадь, и пока путник не начал оплакивать то, что происходит у подножия Великой стены»[14]. Некогда плодородная, орошенная водой земля превратилась в истощенную и измученную безводную пустошь. Засуха, бесплодная почва, ранние смерти. И все же именно эти «три древних цвета Нинся» породили созвездие шедевров пограничной поэзии[15], наполненной печалью и скорбью.

«Прохладной осенью уныла и безлюдна дорога у заставы Сяогуань, северный ветер, завывая, ломает сухие травинки… Я провожаю тебя в дальний путь под жалобные трели тростниковой флейты, стою на горе Циньшань и созерцаю мрачные тучи над Луншань…» «Песнь тростниковой флейты» танского поэта Цэнь Шэня[16], в которой лирический герой провожает друга, позволяет сполна прочувствовать хрупкую, нежную печаль и грусть «тоскливых ночных сновидений в пограничном городке».

«В инспекционной поездке по трем областям на границе. В небесах отражается свет, величественный простор в десять тысяч ли, нравы здесь столь же возвышенны… Мои доспехи, мой дозор, мои тайные донесения. Я воинствен, я хорошо вооружен и искусен в бою, я внезапен в маневре. После первой битвы направился на восток, где вслепую шатался по окраинным пустыням. После второй битвы отправился на запад, где сопротивлялся врагу, преодолевая морозы. Для третьей битвы отправился на юг, где ловил диких тигров и волков». До чего грозно и внушительно звучит «Гимн победам над императорскими пленниками» Ян Цзунчжэня![17]

«Тысячи, десятки тысяч всадников, словно стрелы, мчатся вперед, скрещивая в бою разнообразное оружие. Звучит бычий рог, побуждая захватить гарнизон, в каждую шапку воткнуто перо зимородка, упорно штурмуют стену… Богатыри выступают в поход под бой барабанов, впереди офицер, отважный полководец с копьем наперевес, утонченный эрудит». Сквозь строки мелодичной «Песни о краснокаменном ущелье» Тан Луна[18], поэта, военного министра и по совместительству наместника трех пограничных районов при династии Мин, мы как будто видим сигнальные огни факелов и величие царящего вокруг ужаса.

Скорбь и страсть Сихайгу и гор Люпаньшань, словно звезды, что вечно висятна небосводе китайской нации. Каждый кирпич, каждый камень стены на заставе Сяогуань обратились в частички духа, что теперь наполняет пространство между письменами исторических книг.

Солдат и чиновник постоянно пребывают в круговороте смещений и восстановлений в чине, пограничные земли претерпевают процветание и упадок, переходят из рук в руки и вновь обретают контроль, и только простой народ, издавна здесь обитавший, никогда не расстается со своими корнями – и потому застал и природные катастрофы, и беды, причиняемые человеком. Достаточно вспомнить, как всего сто лет назад, 16 декабря 1920 года, в уезде Хайюань произошло знаменитое «глобальное землетрясение». Сколько бедствий выпало на долю жителей этой земли! Сейсмические волны прокатились по земной поверхности дважды и ощущались повсюду. Эти колебания зафиксировали 96 сейсмических станций по всему миру. В эпицентре интенсивность толчков достигла двенадцати баллов по шкале Меркалли, колебания магнитудой более десяти баллов охватили площадь 100 тысяч квадратных километров, район Сихайгу полностью попал в зону землетрясения… На следующий год американский журнал National Geographic назвал его одним из самых смертоносных в мировой истории; по масштабам последствий оно названо самым трагическим. В статье «Там, где горы умеют ходить» приводится его описание устами пострадавших жителей: «Горные пики посреди ночи заходили ходуном, оползни полились с гор, как водопады, в земле появились гигантские разломы, поглотившие наши дома и скот, в море рыхлой, ходящей волнами земли деревня исчезла без следа…»

Землетрясение в Хайюане было самым мощным за всю историю Китая, сила толчков и площадь колебаний превосходила воображение. Согласно записям, в Пекине во время этого землетрясения «свет замигал так, что зарябило в глазах»; в Шанхае «остановились часы и замигали фонари»; в Гуанчжоу «попадала черепица и начали обваливаться кирпичи»; в Гонконге «большинство жителей ощутили толчки». К северу от Сианя, в Куаньчжоу, в нескольких сотнях километров от эпицентра землетрясения, в угольной шахте более четырехсот рабочих оказались погребены под завалами; в провинции Сычуань в уезде Гуанъюань, в тысяче ли от эпицентра, пострадало более тысячи человек: одни провалились в образовавшийся вследствие землетрясения разлом, другие оказались погребены под обломками обрушившихся зданий… Только представьте, какой ужас творился в Сихайгу, в самом эпицентре! По свидетельству одного из выживших местных жителей, когда случилось землетрясение, он шел по улице, как вдруг кто-то толкнул его на землю, и они вместе откатились на расстояние чжана[19]. Он потерял сознание, а когда очнулся, увидел, что все дома по обеим сторонам дороги превратились в развалины, воздух наполнился пылью и грязью, а в городе установилась абсолютная тишина, будто все вымерли. Другой свидетель описывал: «Когда началось землетрясение, все вдруг заволокло густым черным туманом, из земли вырвалось красное пламя, под землей что-то загрохотало, как гром…» Выражения «горы сдвинулись с мест» и «реки изменили свое русло» сполна передают всю мощь этого землетрясения, превращаясь из метафор в документальное описание происходившего. Во время моего визита в Сицзи один старик, указывая на разветвленную запруду у развалин дома некогда зажиточной семьи, отметил, что это живой пример того, как «река изменила свое русло». Последствия эффекта «ходячих гор» в Сихайгу можно отыскать повсюду среди разломов и нагромождений горных вершин. Один мой коллега-писатель родом из Хайюаня рассказывал, что еще в детстве заметил, как неохотно его земляки отвечают на вопросы о землетрясении 1920 года, потому что, по их же словам, тогда погибло больше половины населения уезда. Такое количество жертв (59 %) объясняется тем, что люди жили в яодунах – пещерах с необычайно рыхлыми и хрупкими из-за отсутствия дождей стенами. «Поэтому, едва началось землетрясение, своды и стены этих пещер разом обрушились внутрь, люди оказались словно зажаты в гигантском кулаке…», – так описывал моему коллеге землетрясение один из выживших.

Задумываясь о произошедшем, можно лишь довольно смутно представить, какой сокрушительный удар нанесло землетрясение жителям Сихайгу. Сколько жизней оно унесло? Это до сих пор загадка… Правительство заявляло в печати примерно о 250 тысячах человек, зарубежные СМИ – о не менее чем 300 тысячах. Точная цифра до сих пор неизвестна. Из исторических записей уезда и городского округа известно только, что из-за огромного количества трупов в уездном городе и его окрестностях даже спустя три с лишним месяца после трагедии оставались непогребенными 934 тела, поскольку просто не хватало рабочих рук. Такое происходило повсеместно. Самое печальное то, что из-за огромной площади пострадавшего района и бессилия властей выжившие остались без одежды, без пищи и без крова и разбрелись кто куда. Очевидцы вспоминали: «Невыносимое это было зрелище, и больно было даже слышать об этом»; бывали трагичные случаи, когда «оголодавшие люди питались мертвецами», а «те, кто посильнее, убивали слаб ых»…

С тех пор прошло уже сто лет, выживших тогда можно пересчитать по пальцам, а у жителей Нинся и особенно Сихайгу упоминания об этой трагедии до сих пор вызывают ужас. Вскоре после землетрясения одна американская журналистка, оказавшись проездом в Сихайгу, увидела, что там везде царят горе и страдание. Залившись слезами, она написала: «Здесь повсюду запустение и уныние». Это была хорошо нам известная Анна Луиза Стронг[20].

Позже она посетила провинцию Шэньси и город Яньань. Наверняка она слышала, что через пару лет после ее визита, в конце 1928 года – первой половине 1929 года, нищий Сихайгу, еще не оправившийся от тяжелых последствий землетрясения, накрыло и поразило более страшное бедствие. Оно оросило каждую пядь земли Сихайгу слезами и кровью…

В некоторых исторических документах говорится, что в 1928 году в Сихайгу абрикосы, которые цветут дважды в год, не дали плодов, а яровая пшеница не дала ни зернышка. С зимы этого года по весну следующего на всей территории стояла засуха, до самого лета 1929 года не выпало ни капли дождя, иссушенная почва покрылась трещинами. Посевы погибли, деревья засохли, камни в горах Люпаньшань так раскалились, что, казалось, вот-вот треснут. Небывалый массовый голод вдруг стал реальностью на всей территории Нинся до самых гор Люпаньшань на юге и до земель по обеим сторонам хребта Хэланьшань на севере. Хуанхэ пересохла, превратившись в тонкий ручеек. По официальной статистике, засуха распространилась на шестьдесят уездов, более миллиона людей умерли от голода или мигрировали. В отчете Китайского благотворительного фонда помощи пострадавшим в стихийных бедствиях по результатам инспекции пострадавшего района говорилось: «По тяжести последствий это бедствие можно назвать беспрецедентным», «каннибализм стал в этих местах обычным, повседневным явлением».

Один местный интеллигент из уезда Гуюань в «Записках о голоде в год Желтой Змеи» писал:

…Голодные мучения тех, кто пострадал от техногенных катастроф в южной части Нинся, неописуемы.

Некоторые бежавшие от голода в Гуюань обменивали членов своих семей на еду; девушки, едва достигшие брачного возраста, в обмен на пропитание шли в жены к незнакомым людям. Красивые молодые женщины нанимались в служанки за еду, больше ничего за это не прося. Женщины средних лет разбрелись по чужой земле, готовые пойти в наложницы только для того, чтобы иметь возможность поесть. Дети звали папой и мамой кого угодно, лишь бы их взяли в семью, как бы бедна она ни была.

На юге Гуюаня, в Циншися, жила одна добродетельная вдова по фамилии Сунь, воспитывавшая трех малолетних детей. Четыре дня ни она, ни дети ничего не ели, малыши плакали не переставая. Это было невыносимо. Женщина незаметно сделала лепешки из земли, положила их на сковороду и сказала детям, что сейчас испечет для них лепешки, а сама накрыла сковороду крышкой, чтобы дети не увидели, что там. Те поверили и перестали плакать. Прошло много времени, а мать все не решалась снять крышку. Дети опять окружили ее и разразились безудержным плачем, пытались открыть сковороду, мать им не давала это сделать, но они все-таки сняли крышку. Поразмыслив, женщина вздохнула от безысходности, сердце ее разрывалось от горя. Она бросилась на задний двор и повесилась на абрикосовом дереве. Дети, открыв сковороду и обнаружив земляные лепешки, принялись их грызть, только те оказались безвкусные. Малыши снова заплакали, пошли искать маму и увидели ее на заднем дворе, уже бездыханную. Они стали тянуть ее за ноги, пытаясь спустить на землю, их рыдания могли бы разжалобить даже небо…

В деревне на севере Гуюаня жил один богач, был у него один-единственный сын, которого в голодный год похитили и задушили попрошайки. Богач, узнав о похищении, отправил за ними погоню. Те боялись только, что у них отнимут труп ребенка, поэтому на бегу обгладывали руки и ноги мальчика… Когда богач догнал этих нищих, они вдруг плюхнулись на колени и стали умолять о быстрой смерти, никаких других слов из них было не вытянуть. Тот богач был известный скряга, но теперь, столкнувшись с попрошайками, которые убили и съели его сына, он в слезах лишь махнул на них рукой и ушел восвояси. Вот каким было его чувство бессилия и скорби!

В связи с повальной смертностью от голода в Гуюане наблюдался дефицит гробов и циновок, а носильщики и могильщики стали самыми востребованными людьми, вот только иногда носильщики с гробом на плечах могли и сами на полпути расстаться с жизнью и отправиться на свидание к Янь-вану[21]. Трупы в уездном городе накапливались, скоро их образовалась целая гора, власти обнародовали «Указ об обязательном захоронении трупов умерших от голода» – вот каковы оказались масштабы последствий неурожая и голода.

Крайняя нищета, ставшая последствием исторических и природных катастроф, глубоко пустила корни в исстрадавшиеся земли Сихайгу, протянулась на север и охватила центральные и северные районы Нинся… Кто способен понять и прочувствовать всю глубину страданий людей и бедности истощенных почв этих мест? До землетрясения и голода Цзо Цзунтан[22] в докладе цинскому императору сообщал, что здесь «самое неплодородное место во всей Поднебесной». Интересно, как заговорил бы этот опытный чиновник, если бы мог посетить Сихайгу после обоих бедствий.

Я мог бы ответить за него разве что такими словами: «Страдания Сихайгу горше любых страданий в Поднебесной!»

9

Мао Цзэ-Дун. Люпаньшань // Восемнадцать стихотворений / Пер. с кит. С. Маршака, А. Суркова, И. Голубева, Н. Асеева, М. Басманова, Л. Эйдлина; под ред. Н. Федоренко, Л. Эйдлина. М.: Правда, 1957. С. 13.

10

Цинь Шихуан (259–210 гг. до н. э.) – первый император (245–210 гг. до н. э.), которому удалось объединить всю территорию Внутреннего Китая, основатель династии Цинь.

11

«Ши цзи» – первый систематический труд по истории Древнего Китая, охватывающий период от древности до династии Западная Хань (206 г. до н. э. – 9 г. н. э.) Его автор – Сыма Цянь, ученый, писатель, придворный историограф династии Хань.

12

«Ши-цзин» («Книга песен») – собрание народных песен и стихотворений различных жанров, датируемых XI–VI вв. до н. э.; один из древнейших китайских литературных памятников. Отбор и редакция произведений для ставшего классическим варианта сборника приписывается Конфуцию.

13

Шицзин. Книга песен и гимнов / Пер. А. А. Штукина. М.: Художественная литература, 1987. С. 46.

14

Цитата из стихотворения поэта династии Мин Ли Мэнъяна «Напоив на рассвете коня, провожаю Чэнь Цзы за заставу».

15

Пограничная поэзия – направление в китайской поэзии, возникшее в эпоху Тан в связи с активной завоевательной политикой империи и в основу произведений которого легли личный опыт и впечатления участников боевых походов.

16

Цэнь Шэнь (715–770) – поэт, наследник обедневшего аристократического рода и чиновник времен династии Тан. Обладатель ученой степени цзинши. Находился в дружеских отношениях с выдающимися поэтами своей эпохи – Гао Ши (ок. 700 или 702–765), Ду Фу (712–770) и Ли Бо (701–762/763).

17

Ян Цзунчжэнь – интеллектуал династии Мин (сер. XVI в.). Работы Ян Цзунчжэня включены в сборники краеведческих материалов Нинся династии Мин.

18

Тан Лун (1519–1577) – выдающийся военный и государственный деятель времен династии Мин.

19

Чжан – мера длины, равная примерно 3,3 м.

20

Анна Луиза Стронг (1885–1970) – американская журналистка, писательница, активистка, поддерживавшая в своем творчестве коммунистическое движение в СССР и Китае.

21

Янь-ван – в древнекитайской мифологии владыка загробного царства.

22

Цзо Цзунтан (1812–1885) – военный и государственный деятель времен империи Цин, В качестве одного из организаторов провинциальных антиповстанческих армий участвовал в подавлении Тайпинского восстания (1850–1864).

Стихи дальнего края

Подняться наверх