Читать книгу Двухголовая химера - Хелег Харт - Страница 26

– В сторону! – крикнул я, бросая очередную ледяную глыбу.

Кир проворно отскочил, и снаряд, пролетев мимо него, смёл двух мутантов, зашедших копателю за спину. Почти сразу пришлось и самому прыгать в сторону, чтобы избежать встречи с когтями другого хищника. Гном тут же подоспел, с рёвом рубанул врага по шее; топорище не выдержало такого испытания и сломалось. Несмотря на это удар возымел действие – монстр повалился наземь со сломанным хребтом.

Это была уже третья атака, которую мы отбили. Щит мне пришлось убрать, потому что на него уходило слишком много сил – намного больше шансов у нас оставалось в рукопашной с применением магии, чем просто в рукопашной.

Я бросил Киру свой второй меч. Тот ловко поймал оружие и, снова становясь в стойку, выкрикнул:

– У меня три!

– Пять, – сказал я, держась за бок, в который совсем недавно угодил костяной шип ныне мёртвого мутанта.

Стая, хоть и уменьшившаяся в размерах, даже не думала отступать. Монстры, стрекоча, ходили по краю светового круга и снова выбирали момент для атаки. Их оставалось не меньше двух десятков. Если бы не ливень, я бы просто забросал их огнешарами, но влажность сводила эффективность огненной магии на нет, так что экономить силы не получалось.

– Опять собираются, – Кир сплюнул. – Где уже там Рэн? А то меня, кажись, на всех не хватит!

– Что-то с ними не то, – сказал я, восстанавливая дыхание. – Атакуют как безумные. Для них это явно не просто охота.

– Да что ты говоришь! – копатель вытер лицо рукавом. – А я-то думал, что мы им настолько понравились, что они просто не могут нас отпустить!

Хищники снова подбирались всё ближе. Сначала они набросились гурьбой, но быстро сообразили, что так я просто раскидаю их магией. В третий раз они уже нападали поодиночке, стараясь окружить и зайти за спину. Мои ушибленные рёбра говорили в пользу того, что новая тактика работала лучше.

– Если так пойдёт, они нас просто возьмут измором, – я следил за приближающимися тварями. – Надеюсь, у Рэна там дела идут лучше.

– Не ной только, – отрезал Кир. – Отобьёмся. А если нет, то всё равно славно подрались. Я вон даже последний топор сломал…

– Ну-ну, давай без предсмертной храбрости. В этот раз попробуем встать чётко между башен. Когда поближе подойдут, я попробую их оглушить звуковым взрывом. Увидишь, что падаю – падай тоже. И уши зажимай.

– Мы сами-то этот взрыв переживём?

– Не знаю, но у меня больше идей нет. К тому же, у нас преимущество.

– Какое это?

– Мы знаем, что будет взрыв, а они – нет.

Гном на это только фыркнул.

– Всё равно нам конец, если Рэн не откроет ворота, – пробормотал я себе под нос.

Шестеро мутантов отделились от стаи и ровным полукругом пошли на нас, не переставая рычать.

Хочу на год назад, вдруг подумал я. Надоели приключения. Вот бы как тогда: спокойная, размеренная жизнь в замке, захотел – на прогулку уехал, захотел – спать завалился, не боишься никого и ничего, ешь вдоволь, одет и обут. Не то что сейчас.

Языки болотников затрепетали в знакомой манере – над холмом взвился хищный стрёкот. Когти всё сильнее цепляли грунт, оставляя глубокие борозды, в которые тотчас натекала вода. Движения монстров были подчёркнуто неспешными, почти ленивыми, но в глазах их горела нетерпеливая злоба. Я переводил взгляд с одного мутанта на другого и прикидывал, кто из них попытается разорвать мне глотку первым.

Сзади раздался глухой стук.

Мы с Киром переглянулись.

– Рэн? – крикнул гном через плечо. – Это ты?

Ответа не последовало; вместо этого протяжно заскрипела одна из створок. Мы с Киром, не сговариваясь, попятились. Хищники остановились и сверлили нас взглядами из глубины черепов.

Да они же не собираются нападать, осенило меня. Вот почему они гнали нас, а не окружили. Они тоже боялись. А почему? Да потому что я запугал их ещё при первой встрече. Переборщил. Наверное, они решили, что мы слишком опасны, чтобы шастать по их территории – поэтому стремились прогнать любой ценой.

Створка за нашими спинами дрогнула от удара. Потом ещё раз. Сдвинуть с места вросшую каменную плиту – та ещё задачка. А вросла она давно и прочно. Явно не пару столетий назад. Наверное, как раз тогда, когда случился этот дикий магический катаклизм, фон которого ощущается в Эфире до сих пор.

Постепенно ворота стали сдавать. Створка сначала сдвигалась рывками, поднимая перед собой землю, потом поползла плавнее. С другой стороны до нас донёсся крик Рэна, упирающегося изо всех сил. Вскоре образовалась щель, достаточная для того, чтобы просунуть в неё руку, и в ней показался толстый железный лом – пуэри пытался открыть ворота при помощи рычага, но тот оказался слишком ржавым и согнулся. Мы с Киром плюнули на мутантов, схватились за открывающуюся створку и, упираясь ногами в другую, потянули что было мочи. Воротина подалась; мы быстро протиснулись внутрь. На обратной стороне створки обнаружилось кольцо, потянув за которое мы вновь закрыли ворота, и тут же сползли на землю в изнеможении.

Стрёкот с другой стороны стены стихал.

– Я уж думал, ты пропал, – отдуваясь, сказал Кир.

А я вдруг почувствовал, что мне в замке очень не нравится. Не нравится настолько, что я бы предпочёл остаться наедине со стаей мутантов.

Магия этого места будто забиралась под кожу и ползала там сотнями жирных червей.

– Пойдёмте отсюда скорее, – сказал бледный, как полотно, Рэн. – Ни секунды здесь не хочу находиться.

– А в чём дело? – спросил гном, который не мог чувствовать того, что чувствовали носители Дара.

Пуэри только мотнул головой и, пошатываясь, пошёл вглубь замка. Мы с копателем переглянулись и пошли следом. Возле ближайшего угла Рэн остановился, чтобы подождать нас.

И тогда мы увидели.

В древних стенах сражались и умирали люди. Они выглядели как живые: можно было разглядеть каждую родинку на лице, каждую каплю крови, услышать каждый крик и предсмертный хрип. На лицах людей читались настоящие эмоции.

Но трава под ними не проминалась.

– Это призраки, – сказал, словно выплюнул, Рэн. – Они не видят нас. Можно пройти, – и пошёл в самую гущу сражения.

– Бездна, – выдохнул гном и, стиснув зубы, двинулся следом.

Замок оказался большим настолько, что вмещал в себя полноценный жилой район. Мы шли на запад, пытаясь сохранить направление в многочисленных поворотах. Камень местами так пропитался копотью, что даже многие века не смогли стереть эту черноту. Некоторые дома лежали в руинах, другие стояли разрушенные только наполовину. И всюду, всюду мелькали призраки.

Они делились на две группы: первые – в красных доспехах, вторые – в разномастной одежде, порой вообще не имеющей отношения к защите. Дрались они так, словно завтрашнего дня больше не существовало, а остался только сегодняшний бой. Да и не бой даже, а бойня: здесь не было атакующих и защищающихся. Были только истребляющие и истребляемые. А жертвами в итоге оказались все.

Сражение, закончившись, начиналось снова. Убитые исчезали и появлялись на прежнем месте, чтобы снова быть убитыми. Смерть здесь перешла в новое качество, из мига растянувшись на целую вечность. Настоящие тела погибших давно рассыпались прахом, а души их умирали снова и снова, но никак не могли умереть до конца. Феноменальный, чудовищный по своим масштабам возврат удерживал их между прошлым и будущим, обрекая на вечные муки. От боли и ужаса здесь кричал сам воздух – и мне казалось, что я дышу чистой смертью.

Следовало поскорее пробежать тот участок. Незачем нам было озираться и приглядываться к происходящему – среди нас не было наивных детей, каждый и так знал, насколько ужасной может быть война. Но мы всё же смотрели. Не могли не смотреть. Разлитая повсюду Ненависть властвовала в замке безраздельно, заполняла собой каждую трещинку, лезла в уши, глаза, нос и лишала воли, заставляя смотреть на себя, паршивую уродину, и трепетать.

Двое солдат, попавших в окружение, спиной к спине отбивались от десятка врагов. Их судьба не вызывала сомнений, но они всё равно сражались до последнего. И вот, один из них пропустил удар, другой, и упал под ноги товарищу, который даже не заметил этого в пылу сражения. Воин в красном доспехе, прикончивший первого солдата, просто воткнул в спину второму окровавленный до рукояти гладиус.

Мы шли дальше.

Вдоль одной из стен нападающие выстроили сдавшихся, поставив их на колени. Офицер в шлеме с высоким плюмажем переходил от одного пленника к другому. Он медленно, будто даже с наслаждением вскрывал глотки побеждённым и смотрел на бьющие из ран алые ключи. Обречённые не выдерживали, вскакивали и бросались на своих убийц. Их валили наземь и рубили на части, точно туши на бойне.

Дальше, на одной из улиц, через открытые двери одного из домов мы видели, как солдат насилует женщину, перегнув её через стол. Сзади к нему подскочил мальчик лет тринадцати и воткнул кухонный нож насильнику в хребет. Тот упал замертво. Парнишка подскочил к матери и попытался поднять её, чтобы увести. Женщина рыдала и не реагировала на сына. Уже через несколько секунд в дом вломились другие убийцы. Матери они распороли живот. Мальчишке вогнали его же нож под подбородок.

Я оглянулся на Рэна. На его лице застыла не гадливость даже, а какая-то смесь отвращения с отчаянием. Это меня взбесило. Конечно, снобизм более совершенной расы! Что он знает о людях, кроме прочитанного в книжках? Что он вообще знает о страданиях человеческой души? В их идеальном мире небось даже заноза в пальце считалась за тяжкую рану…

Но сказал ли я пуэри хоть слово? Конечно, нет. Его презрение к людям жгло меня не хуже калёного железа, но это не значит, что я сам их не презирал. А ещё я стыдился. Очень удобно было в тот момент думать – я всё же не человек. У меня нет родителей, нет судьбы – точно не человек. Я не имею отношения к расе, учинившей всё это. У меня нет ничего общего с теми, кто из века в век проливает океаны крови и слёз. Но почему же тогда так сильно, жгуче, до одури стыдно?

Несколько солдат в красном бросали схваченных в замке стариков, женщин и раненых в глубокую яму. Рядом стоял худой, осунувшийся человек в балахоне и отстранённо наблюдал за тем, как кричат и молят о пощаде люди, как они пытаются выбраться, хватаясь за края ямы, а солдаты, хохоча, отрубают им руки. Когда убийцы бросили в яму последнего из пленных, худой человек взмахнул руками – и её затопил жидкий огонь. Вопли сгорающих заживо утонули в рёве пламени.