Читать книгу Лимонник. По материалам израильских литературных вечеринок - Хелен Лимонова - Страница 7

И ещё раз – Брахи

Она приходит на занятия раз в неделю, уже больше полугода, в сопровождении матери – девочка из большой харедимной (ультраортодоксальной) семьи. Брахина маменька хорошо известна всей больнице, и даже наши закалённые администраторы ее слегка робеют. Крохотная, безвозрастная, укутанная в положенные чёрные тряпки, она лёгким смерчем несётся по коридорам с Брахи на буксире. Посверкивают очёчки, поблескивают под ними пронзительные глазки. Улыбка сдержанная и отнюдь не зовущая улыбнуться в ответ.

Никогда не пропускает занятия. Никогда не опаздывает, и если есть возможность просочиться в кабинет на пару минут пораньше, обязательно это проделает. Родителей «с секундомером», считающих минуты занятия, не любит никто, но тут я стараюсь не раздражаться. У Брахиной маменьки пятнадцать детей. Из них шестеро с тем же заболеванием, что и у Брахи. Не существует такого – занятия, направления, лекарства – чего этот мини-танк в юбке не может вынуть из скупердяйской больничной кассы.

Я у маменьки вроде бы в фаворе. Хотя и окидывает строгим взглядом мои шпильки и голые локти, но желает продолжать занятия только со мной.

С Брахи мы дружим. Четырехлетняя (уже четыре с половиной!) девица, радостно хохоча, летит ко мне с другого конца коридора. Всегда аккуратно и даже мило одета, мокрые после бассейна волосы невозможно туго затянуты в тощий хвостик.

Наше общение все ещё – диалог двух миров. Мы постоянно друг друга удивляем.

– Как дела, Брахи?

– Слава Богу! – отвечает она привычно.

Я хвалю её платье, она уже не удивляется, но явно не знает, как реагировать. Область «фэшн» ей незнакома, дома об этом не говорят.

Занимаемся неблагодарной, нудной артикуляционной тренировкой. Одно и то же, бесконечные повторы, всё невеликое разнообразие уже исчерпано. Но у Брахи всё так же горят глаза, она с энтузиазмом в сотый раз играет всё в ту же «мемори». Я привычно поддаюсь (хотя с моей супер-девичьей памятью это совсем не трудно), Брахи звонко и заливисто хохочет. Гордо ощупывает солидную стопку выигранных карточек, бросает жалостливый взгляд на мои скромные успехи. И произносит с абсолютно взрослой интонацией: «Бедная ты… Всегда проигрываешь…»

Пигалица в клетчатом платьице, очевидно, чувствует себя старшей в нашем тандеме.

Впрочем, я всё же взяла реванш. В конце занятия обнаружилось, что Брахи, имеющая очень приличный словарный запас, не в состоянии назвать ни одного тропического животного. Тигр был обозван кошкой, жираф и обезьяна вогнали ее в тяжёлую задумчивость.

«Брахи, ты же была в зоопарке…» – молчит. «Мы туда не ходим, – вмешивается мать. – Очень много людей, зверей не видно».

Ну да. Зоопарк, конечно, не в списке первой необходимости… Даже наш, иерусалимский, танахический… Опять на высоком лобике четырёхлетней взросленькой девочки проступают стигмы другой галактики.

«Брахи, ты устала, наверное?» Я сегодня четвертая, после бассейна, да со своим артикуляционным занудством. Опять удивлённый взгляд: «Нет!»

«Она не устала», – строго пресекает мать мою попытку зажать оставшиеся семь минут занятия. Это понятие, как и «фэшн», не в обиходе.

Уже уходя, скупо поблагодарив, мать притормаживает в дверях. «Так ты говоришь, она умная?» – сверлит меня из-под платка пронзительными голубыми глазками. «Очень,» – я искренна. «Эта будет много учиться», – сообщает мать. Будущее Брахи спланировано.

Хорошо бы, там нашлось место тигру с жирафом. И обезьяне.

Гуль-гуль

Надо было на час раньше выбираться… А сейчас уже народ с работы повалил, опять же суббота грядёт, в супере тусовка в разгаре. Участники разнолики, потому как открытый «досами» магазин повышенной кошерности и низких цен оценило все окрестное население. И теперь на просторах чинно «соблюдающего» супера в одном ряду рулят тележками и строго оформленные тётушки с тючками на голове, и хриплоголосые боевитые фрехи.

Час пик. Шумно. У молочных рядов в уши внезапно ввинчивается громкое, перекрывающее гомон: «Гуль-гуль-гуль..! Гули..!» Мужик, стоит ко мне спиной, куда-то в пупок себе, но довольно громко и очень выразительно исполняет этот текст.

…Ну, что – нам ли, всю жизнь в окружении особенных детей, удивляться? Странно, что нет сопровождающего… Одет мужик в стандартную «досовскую» униформу, чёрная кипа, молодой. Продолжает самозабвенно курлыкать свое «гули-гули», одновременно вполне адекватно шуруя на полках. Как бы невзначай обхожу сбоку и вижу, что курлычет он в телефон. А вид имеет ничем не примечательный. Кажется, ошибочка в моем диагнозе.

Исполняемая тема развивается: «Гули-гули..! Авигайль..! Скажи – папа, иди ко мне! …Гуль-гуль..! Ах, ты купаешься?! В ванной?! … – и, проверяя срок годности йогурта, на высшем градусе восторга: «Как тебе везёт!!! … Гуль-гуль!! Какой кайф!!» К йогуртам, после колебания, добавляется ещё упаковка сметаны. «А ножки ты уже помыла, Гуль-гуль?! … Правда?! Как здорово!! Папа очень рад!!!»

Не знаю, как Станиславский, а я про себя твердо сказала – верю!

Наши еврейские папы – они такие.

Воробушек

Хрупкое. Тонкое. Ломкое.

Все ответы правильные.

Ей три года, за спиной у нее страшный диагноз, операции, процедуры, пересадки, а сейчас – реабилитация. Такое хорошее, спокойное и надёжное слово – после всех грозных и немыслимых, звучавших над головой этого воробья.

Онкологические дети – всегда особая история, даже в наших стенах. А эта ещё и не местная, медицинская туристка – так это называется.

Ну да, туристы – это впечатления, новые страны и города, краски, запахи, звуки, глаза горят, как бы все успеть…

У воробушка глаза не горят. Ее впечатления хорошо бы забыть, утопить в черной воде, из которой она медленно, тихонько выплывает. Она вообще вся замедленная, словно закоченевшая, с личиком, легче складывающимся в плач, чем в улыбку. И отраженно – то же выражение на лице ее длинноногой красавицы-мамы. Мама подключена к воробушку миллиардом незримых волокон, ловит, впитывает, анализирует идущие от нее импульсы, лишь бы не пропустить чего-нибудь, отбить вовремя возможную атаку страшного… Я, идиотка, на одном из занятий брякнула, что, кажется, лобик горячий. То, что промелькнуло у мамы в глазах, было открытым выходом в бездну. Через полторы минуты она уже стояла в дверях с градусником, который непонятно где и как раздобыла, учитывая, что ни ивритом, ни английским не владеет. Нормальной оказалась температура. А я готова была язык себе отгрызть…

Воробушек не тянет на свои три года – ни по одному из параметров. Мама успокаивает меня: «Это нормально, нам сказали, что после облучения ещё в течение года будет регрессия…»

ОНА успокаивает МЕНЯ.

Я плохо понимаю, в какую сторону двигаться. Все упражнения, игры на тему и прочая полезная лабуда легко отодвигаются в сторону слабым покачиванием головенки, уже не лысой, а покрытой нежным русым пушком. Не хочет. Неинтересно? Нет сил?

А сегодня я достала из шкафа деревянный тортик, с деревянными же свечками, и воробушек вдруг просиял невероятной улыбкой. И все полчаса занятия мы увлеченно пилили пластиковым ножичком сидящие на скотче куски торта, вставляли и вынимали свечки, а когда я ставила голубую свечку в жёлтый цветочек, Машка радостно хохотала над моей тупостью, качала пушистой головой и громко тянула: «Неее!» На финальное «т» в слове сил все же не хватало.

Хорошее было занятие.

Вполне себе успешное.

Осталось придумать, как записать цели и задачи в недельном отчёте.