Читать книгу Не торопись… - Helena Seemann - Страница 2

Рафаэль медленно, апатично, неохотно переставляя нога за ногу, брел в сторону дома. Влажные, черные кудри вымокли под мелким, моросящим дождем и мокрым снегом, отяжелели и завились в крупные, непослушные спирали. Рафа терпеть не мог свои волосы. У всех его сверстников волосы как волосы, а у него косматая, курчавая копна, нет, скорее, шапка раскрашенного, полуголого папуаса. Мокрая, тяжелая прядь волос, свисая со лба, мешает увидеть дорожку из круглых плиток, ведущую к дому. Ему все равно. Рафаэль вяло поднимает голову и застывает у порога. Открывать знакомую белую дверь не хочется. Входить в дом тоже. Мама снова чем-то недовольна в последние дни. Это легко читается по ее лицу. Конечно, кто бы на ее месте радовался бездарю-сыну, неуспешному, бездарному подростку. Даже ее любимое имя Рафаэль не помогло ему в достижении каких-либо успехов на художественном пути. Живопись, рисунки, занятия в студии с самого детства – все напрасно. Он не оправдает ее надежд… Да и отец молчалив, суров в последние месяцы. Я бездарь. Я – идиот. Я – ничтожество…

Рафа отрешенно приоткрыл дверь, перешагнул порог дома, бросил папку с учебными рисунками на комод и прошел вверх по лестнице, торопясь скрыться в своей комнате. Закрыв дверь, Рафаэль остановился перед зеркалом, без выражения посмотрел на себя: на губах появилась презрительная ухмылка. Из зеркала на него смотрел тощий, высокий подросток с курчавыми, взъерошенными волосами, редкими прыщами на лбу и огромными грустными глазами. Длинные, нескладные руки и ноги, бледная кожа и взгляд меланхолика дополнили злополучную картину в зеркальном отражении.

– Урод… – Рафа отвернулся от зеркала и сел на кровать.

Мама не вышла встретить его, сестры Нади, как всегда, нет дома. Надежда красавица, в отличие от него… Тяжело, наверное, иметь брата-урода, словно Квазимодо… Поэтому Надя никогда не берет меня с собой. Ей стыдно за меня перед подругами. Одеяло с мишками! Рафаэль с ненавистью сжал в кулак пододеяльник. Ненавижу эту простыню, эту наволочку, постельное белье с медвежатами в полосатых, синих штанах! Относятся ко мне до сих пор как к ребенку!

Рафа с ненавистью скомкал простыню, уткнулся взъерошенной головой в смятую подушку и замер. Не хочу, больше ничего не хочу в этой чудовищной жизни. Я – страхолюд, никчемная личность. Родителей интересует только моя учеба. А Алиса… она целовалась с этим авторитетным, распущенным мистером «Горой шоколадных мышц». Улыбалась ему, радостно, задорно смеялась, как только тот обратил на нее внимание. Про меня она забыла в ту же секунду. Кому нужны мои таланты? Внутренний мир? Кому он нужен? Я тупой, никчемный идеалист. Лучше бы родители отдали меня в круглосуточный тренажерный зал! Кому нужна моя бездарная мазня, поиск самовыражения, путь самоопределения, как говорит папа! Мне уже пятнадцать! Я никому не нужен. Недаром родители больше любят Надю. Это неудивительно. Она модная, популярная, общепризнанная красавица! А я?! Как можно гордиться таким братом-уродом как я?!

Рафаэль оторвал мокрое лицо от подушки, выпрямил спину и хладнокровно, решительно взглянул в зеркальное отражение:

– Я облегчу им всем жизнь. Избавлю от такого неудачника, как я. Они поплачут обо мне, конечно, сначала… Но это только в силу привычки. А потом забудут, привыкнут и будут любить успешную Надю. Так будет лучше для всех нас. Так будет лучше для всей нашей семьи.

Внизу раздались голоса, хлопанье дверьми и громкие шаги. Надя вернулась из института. Рафаэль вслушался в смех сестры. Она смеется… Как всегда довольна и счастлива. Даже не зайдут ко мне, не спросят, как дела. Им плевать. Точно, им плевать на меня. Но я не должен просто исчезнуть. Напишу им. Все напишу в записке. Они прочитают и все поймут. Не сразу. Потом. Прости меня, Надя, ты была всегда хорошей сестрой. И ты… ты самая красивая на свете, кроме Алисы, конечно. Твои темные, курчавые волосы идут тебе в отличие твоего брата-недотепы. И ты, мама, прости, но я безнадежен, какой из меня живописец?! А папа? Он вообще не вспомнит о моем существовании, загруженный делами и нескончаемой работой. Решено! Завтра! Меня легко опознают по школьным документам, я не причиню никому хлопот. Я – законченный аутсайдер, не должен оставаться в этом мире. Я – лишний!

Рафаэль стащил с себя промокшие синие джинсы, зеленую футболку и залез под одеяло с танцующими, улыбающимися медведями.

Надя бросила мокрые полусапожки в прихожей, положила сумку на комод и, улыбаясь, подбежала к матери, которая стояла на кухне и смотрела в мутное, запотевшее окно. Надя подкралась к ней сзади и, смеясь, закрыла глаза мамы холодными руками:

– А вот и я!

– Надя! – мама обернулась, и в ее глазах Надежда увидела навернувшиеся слезы, на лбу глубокие морщины, собранные к центру, и строгое, озабоченное выражение лица, не предвещающее ничего хорошего.

Улыбка Нади погасла, и тревога болезненно сжала грудь.

– Что случилось, мама?

– Папа… наш папа должен лечь в больницу. Его сердце… Мы с папой молчали несколько месяцев, не хотели вам с Рафочкой ничего говорить, но молчать дальше нельзя. Папа ложится на операцию. Это так серьезно… – Мама с сокрушением покачала головой. – Пойдем присядем, поговорим…

– Рафа знает? – Надя прижала мать к себе и сдавила пальцами ее ладонь.

– Я не стала его беспокоить. Ему надо писать, работать, он такой нервный, грустный в последние месяцы, не узнаю его. Я не посмела… Не захотела лишний раз расстраивать его. Он стал таким замкнутым… отчужденным ото всех нас.

– Я сама скажу ему, мама. Он должен знать. Рафа уже не ребенок, – решительным тоном произнесла Надя и выпустила из рук ладонь матери, поднялась вверх по деревянным ступенькам. Подошла к комнате брата, застыла на секунду, собираясь с мыслями, тихо, осторожно постучала и нажала на дверную ручку. Дверь приоткрылась, и Надя увидела брата, спящим на кровати. Тяжелые, черные вихры лежат на подушке, одеяло сбилось на пол и обнажило грудь Рафы. Надя улыбнулась и, с любовью взглянув на брата, шепнула:

– Красавец… ты будешь такой красавец, Рафа! Спи, я расскажу тебе обо всем завтра.

Надя обратила внимание на то, что по полу в комнате брата разбросаны скомканные листы бумаги, ручка, карандаши, небрежно валяются на кровати шары из смятых листов.

– Ты что-то набрасывал, Рафа, и у тебя не получилось. Отдыхай… Я люблю тебя, брат.

Надя еще раз взглянула на Рафаэля и на цыпочках, тихо-тихо, чтобы не разбудить брата, вышла из комнаты, неслышно затворив дверь. Спустилась на кухню вниз к матери и объяснила, разведя руками:

– Спит. Я не стала его будить. Завтра, мама… расскажу Рафаэлю обо всем завтра…