Читать книгу Душевный косметолог. Грааль вечной молодости - Helga Vinter - Страница 5

Она стала чувствовать себя потолстевшей килограмм на пять. Тело буквально раздулось, как воздушный шарик всего за сутки, живот надулся, как будто она съела целый арбуз. Она пыталась это ощущение скинуть в пробежке и упражнениями, но к вечеру почувствовала, что пришел крындец.

Месяц в обществе, постоянный страх, который она чувствовала, новая огромная куча информации, сканирование людей и предвиденье их судеб, наполненных страданиями, настолько ее переполнили, что последнее чувство ужаса от будущего Германии и страх оставаться тут, усиленный невозможностью уехать и страхом быть прикованным к этому ужасу на вечно, ее добили. Недовольство стало расти как снежный ком, страх заедаемый целый месяц мороженным и шоколадом увеличивался не только в сознании, но и складировался уже на физическом теле. Ему надо было где-то поселяться, и тело увеличивалось.

Она снова побежала на пробежку, которая давалась с трудом. Тело было тяжелым, как каменовоз. Она пыталась освободить свои мысли, сделать голову пустой, просила прощения у энергии, что превратила ее в страх, обиды, гнев, отчаянье, недовольство и отпускала ее на свободу, умоляя превратиться в энергию первоначальной любви и поцеловать ее любимую несчастную Германию в благодарность за тот рай, который она ей устроила.

Она любила ее больше всех людей, кто в ней жил. По крайней мере ей так казалось. Ее маленькая, чистенькая, аккуратненькая старушка Германия была захвачена, собственноручно пущенными ею варварами со всего света. Она пыталась их приучить к своему порядку и законам.

Она бежала по идеальной дорожке в окружении тщательно ухоженных полей, вокруг была тишина, которую она просто обожала, где не было ни души. И вдруг она увидела следы «варваров». Тех самых, которые в ее ощущениях представляли огромную тучу, нависшую над Германией. Тучу необразованных, темных, агрессивных, обкуренных людей. Следы были в разбитых об асфальт бутылках пива, прожженном деревянном столе, заботливо сделанном для путников. Это были остатки чьего-то гриль пати, но абсолютно точно не немцев.

Она ощутила боль в сердце. Это был плевок в ее любимую и идеальную старушку Германию. Но в тоже время она понимала, что у Бога все под контролем и просто так это произойти не может.

Она бежала, пытаясь освободить себя от излишних переживаний за совершенно чужих ей людей, и снять с себя ответственность за то, что творится в мире, за несправедливость, за страдания. Она знала, что ей не надо никого спасать, кроме себя, но не понимала почему тогда ей так больно, и ее так возмущает то, что она видит, даже эти осколки. И вдруг она поняла, что боль, это есть проявление любви. Просто теперь ей надо было эту любовь направить в какое-то созидательное русло. Бог давал ей эту боль – любовь, чтобы она что-то с ней сделала. Она была женщина, она могла только отвечать за свои чувства и брать за них ответственность, то есть выражать эти чувства, самым подходящим в каждой конкретно ситуации способом. Говорить правду. Говорить все что она чувствует и думает всем, к кому были адресованы эти чувства.

Она бежала и плакала. Она плакала от того, что к ней приходило столько энергии, а она не могла с ней управится. Она копилась в ней, разрывала ее изнутри, у нее постоянно выбивало мочевой пузырь от разочарований, ей больше не было мочи держать в себе и терпеть все это. Теперь ее еще раздуло от страха и недовольства, и это был предел. Ее тело не выдерживало, она становилась сама для себя шаровой молнией. Надо было как-то применять с пользой эту энергию.

Она была сенсором и чувствовала мир тоньше и глубже, чем большинство людей. Теперь она поняла, что Бог через нее пытался людям указать на их заблуждения, она должна была это все записать и дать им почитать. Рассказать, показать, обратить внимание.

О Боже, как это было для нее трудно. Ей совсем не хотелось это ни видеть, ни тем более описывать и кому -то рассказывать. Она хотела все наоборот, ничего этого не видеть, не слышать, не чувствовать. Она все время пыталась сбежать от людей, и чувствовала себя нормально только в одиночестве, в воде, в горах и в сауне. Ее коморка —квартирка темная, холодная, к которой она никак не могла привыкнуть после «черногорского дворца», не очень ее радовала. Но там она хотя бы могла укрыться, как в пещерке, от всего, что так ее печалило.

Теперь она поняла еще и то, почему она так рвется в свою Черногорию. Почему она так влюбилась в нее с первого взгляда. Почему она так страдает без нее даже здесь, в райской Германии.

Черногория была удивительно маленькой и волшебной. Она была так красива и прекрасна, там было столько покоя и мира, что попав туда из бушующего и напичканного мира огромной страны, будь то Россия или Германия, где сотни разных культур, национальностей, законов, менталитетов, правил, выводов, информационного мусора и невероятного сплетения напряжения и стресса, она чувствовала себя в Черногории, как в раю.

В Черногории было все просто, все натурально, все природно. Мужчины там были мужчинами, а женщины женщинами. Там не было «оно» и унисекса, появившегося в псевдо-цивилизованном и прогрессивном мире, и законов, которые хотели защитить человека, но в тоже время отнимали у него свободу даже мыться, когда он захочет. Потому что в законе было прописано все, даже время тишины. В Черногории были пока еще прописаны только законы, как во всем мире, наказывающие преступления, а все остальное решала людская обычная совесть. Люди жили по законам Бога. Они знали, что никакой закон государства их не спасет и не поможет, кроме божественного, высшего, и чаще к нему обращались. У черногорцев еще не было столько «хорошего», сколько было в Германии, но и столько «плохого» как в ней, тоже не было. Все было в меньших размерах, и там можно было спрятаться. Подальше как от излишнего добра, так и излишнего зла. Но самое главное там было море. В нем была чистая правда.

Чем больше была масса людей вокруг нее, тем сильнее она ощущала энергию лжи, которая правила миром. Все люди жили скованные страхом. Лишь единицы выражали то, что они думают и чувствуют. Это были счастливчики, поэтому у них было и здоровье, и любовь, и деньги. Да, да, счастье измерялось именно тем, на сколько человек был честен сам с собой, как со своим Богом, так и соответственно с миром. Но основная масса людей погрязла во лжи, а от нее в болезнях как физики, так и психики. Курево, алкоголь, лекарства продавались в огромном количестве и показывали состояние общества, на сколько сильно оно в них нуждалось. Без этих трех «спасительных веществ», а на самом деле допингов, люди жить уже не умели. А с ними жизнь превращалась в искусственно поддерживаемое существование.

Несчастными были почти все, поэтому допинги продавались тоннами. В Германии было особенно больно видеть еще и то, как люди, закованные не только общечеловеческим страхом выживания, страхом жить, боялись еще и закона, который стоял на страже порядка и хотел защитить их жизнь. Но происходило все наоборот. Страх перед законом еще больше усугублял другие страхи. Столько инвалидов, страшно деформированных человеческих тел, изуродованных кожными болезнями, ожирением, татуировками, пирсингами, психически ненормальных, даунов, как в Германии она не видела нигде. «Возможно в других странах они просто не выходят из дома?» – С надеждой спросила она себя. «Может везде все так.»

О Господи, что же я могу с этими чувствами сделать. Как помочь тебе моя дорогая Германия? Спросила она. И в ответ услышала: «Побудь со мной, поживи со мной, полюби меня. Полюби меня своей чистой любовью. Мне так ее не хватает. Меня только все хотят поиметь, использовать. Меня всячески пытаются обмануть, а мне всех жалко. Хоть ты поживи со мной из любви. Подожди ты, не рвись в свою Черногорию.»

И это была правда. Правда которую она ощутила всем сердцем. Германия купила ее любовь, дала ей возможность записывать ее на бумагу. Бог не давал ей ни одной другой возможности сбежать обратно, и она сказала: «Хорошо. Я побуду с тобой, ведь я тебе так благодарна. Только поможет ли тебе это, родная моя. Моя старушечка милая нежная Германия.»

Так она её чувствовала. Растерянной, в очках, от ужаса всего происходящего, еле передвигающуюся с каталкой сиденьем, в аккуратной, идеально чистой простой по форме и однотонной одежде, с короткой стрижечкой, абсолютно белых поседевших волос, но идущую в своем не меняющемся направлении, пытающейся сохранить свои традиции, устои и порядки. Точно также выглядели все чистокровные немцы.

Развитие и что-то новое закон Германии незримо ограничивал со всех сторон. Но жизнь, априори, была развитием, расширением границ. Поэтому развитие в Германии могло быть направлено только во внутрь, и происходило саморазрушении системы. Энергия на новое не имела возможности выйти за рамки, удерживающих границы порядка законов и разрушала то, что было внутри системы. Самих людей.

Они искажались, превращались в бесполую массу. Принимались законы для однополых браков. Давали разрешение усыновлять таким парам отказных детей. А природность человека заменяли усиленным поддержанием природности еды, вводя моду на биопродукты, биохимчистку, биокосметику, биомебель, всего, но только не человека. Германия была образцом по сохранению природы и бережного к ней отношения, а человек …..? Пока она видела больше жертв цивилизации.

Смотреть на все это было ей тяжело. Но следовало научиться стать наблюдателем. И не смешиваясь с этим, сохранить свою вселенную.