Читать книгу 50 рассказов - Хелью Яновна Ребане - Страница 7

Оглядываясь назад, постоянно вспоминаю тот вечер.

…Это была любовь с первого слова. Влюбиться с первого взгляда у нас невозможно.

В тот знаменательный вечер, получив, как и все мужчины, на работе флакон духов для жены, как всегда, «Шанель», теперь уже номер пятьсот (каждый год эта древняя фирма разрабатывает одну-две новые вариации), я скользил по туннелю домой, решительно ничего нового не ожидая. Я прекрасно знал, как пройдет вечер.

В уютном домике (анахронизм, конечно, но это прихоть финансиста, пожертвовавшего когда-то на строительство нашего города), на сияющей чистотой кухне меня ждет ослепительно красивая женщина. Стол накрыт. И дом, и эта женщина не те, что вчера. Но иногда я начинаю в этом сомневаться. Ведь стоит лишь открыть дверь, как она произносит всегда одни и те же слова: «Добрый вечер, дорогой! Ты устал? Сейчас будем ужинать».

Правда, одного взгляда в окно достаточно, чтобы сомнений не было – тёмные силуэты деревьев медленно проплывают мимо. Подчиняясь генератору случайных чисел, гигантский круг, на котором расположены дома, непрерывно крутится. То быстрее, то медленнее… То, остановившись на мгновение, начинает крутиться в обратную сторону.

А гигантский центр, где мы, мужчины, работаем, и цилиндрические туннели, ведущие к домикам, напоминающие мне рукав старинного аэропорта, неподвижны. Поэтому тот дом, что был вчера, и та женщина сегодня уже уплыли.

Иногда во мне пробуждалось почти непреодолимое желание ответить на ежевечернее сияющее приветствие грубостью. Но я позволял себе только вопрос:

– Как тебя зовут?

Реакция всегда одинаковая. Испуганное недoумение. Ещё бы. Имена отменили двести лет назад.

Я прекрасно понимал, чем рискую, задавая этот вопрос. Когда-нибудь какой-нибудь из этих лучезарно улыбающихся штампованных женщин взбредет в голову донести на меня. Но, кто знает – может, именно этого я и хотел…

В последнее время всё мне стало безразлично. Всё, что могло случиться, лучше, чем это. Двести лет подряд тебя встречают одними и теми же словами. Не знаю, можете ли вы себе это представить.

В тот вечер, войдя в дом, я удивился – свет на кухне не горел.

Я не сразу заметил ее в темноте. Она стояла у окна.

– Добрый вечер, – сказал я, включив свет.

Она стояла вполоборота ко мне, скрестив руки на груди, отрешенно глядя на плывущие за окном тёмные силуэты деревьев, и даже не шелохнулась. Ослепительно красивая. Точно такая же, как все. Стол не был накрыт.

– А ужин? – глупо спросил я.

– Ужина не будет, – вызывающе ответила она, прошла мимо меня и удалилась в спальню, всем своим видом давая понять, что я ее раздражаю.

Меня потрясли и ее слова, и презрительный взгляд, брошенный в мою сторону.

Приготовить еду в нашей кухне, оснащённой техникой и поступающими из люка в стене продуктами, просто. Чем я и занялся, обиженный. Но… какую ностальгию навеяло её странное поведение! Напомнило мне старые добрые времена, лет двести с небольшим назад. Словно провинившийся муж слишком поздно вернулся домой. Я ещё помню те времена, молодёжь, конечно, уже нет.

Впрочем, у нас понятие «молодёжь» относительно. Все мужчины имеют одинаковую идеальную юношескую внешность. Все женщины – это штампованное издание допотопной «мисс Вселенной» две тысячи двухсотого года.

Какие дебаты тогда велись, какую выбрать внешность для женщин, какую для мужчин! Мужчины у нас тоже все одинаковые красавцы. По образцу и подобию «мистера Вселенной» того же года. Единственная причина, почему внешность женщин отличается от внешности мужчин и почему вообще остались те и другие, по-видимому, кроется в том (я точно не знаю, но подозреваю), что финансист, чьи идеалы равенства у нас воплощены, был неисправимым бабником.

День рождения у всех нас тоже отмечается в один день. Чтобы никому не было обидно. И подарки все дарят друг другу одинаковые. Жены – бутылку старинного (я уже давно догадался, что это подделка) коньяка «Hennessy плюс Равенство». Мужья дарят женам духи, неукоснительно «Шанель». Вы, конечно, понимаете, что все женщины у нас благоухают шанелью, а от мужчин по праздникам разит… хм… равенством.

Впрочем, «жены», «мужья»… архаизм. Слово осталось, но раньше такую женщину, уплывающую на следующий день вместе с домом в другие руки, называли бы несколько иначе. Тут всё продумано. Если бы не такая смена, могла бы возникнуть привязанность. Какое уж тогда равенство.

Поужинав в одиночестве, я, прихватив подарок, вошел в спальню. Она и там стояла, глядя в окно, за которым в темноте еле угадывались медленно плывущие черные силуэты деревьев. Лишь время от времени ее лицо освещалось светом проплывающей среди деревьев ярко горящей буквы «Р».

О случаях необычного поведения положено сообщать. Такое произошло впервые за двести лет. Впрочем, мне глубоко плевать на их порядки.

Вдруг она что-то сказала. Нет, мне не послышалось. Глядя в окно, она задумчиво произнесла:

– Не все деревья одинаковые.

Какое-то время я молчал, потрясенный ее безрассудной смелостью, а еще больше тем, что она это заметила.

– Да, – сказал я, – не все.

Она вздрогнула, резко повернулась ко мне. Враждебно глядя на меня, спросила:

– Ты донесешь на меня?

– Нет. Хотя, похоже, ты этого очень хочешь.

– Так вот, знай, – решительно продолжала она: – Мне плевать.

Ничего более потрясающего она не могла сказать.

– Я рад, – сказал я.

– Идиот. Ты не понял – я не боюсь тебя. Мне все равно.

– А мне уже – нет. Я понимаю, как ты устала. Давай разденемся и ляжем в постель.

– «Ты устала», – раздраженно сказала она, передразнивая меня. – «Давай разденемся!», «Ляжем!»… Я буду спать в гостиной.

Гостиная. Да, в доме есть и «гостиная». Только вот гости… Нонсенс. В гости ходят, чтобы, как говорили в старину, себя показать и на других (других, не таких, как ты сам) посмотреть. Как вы понимаете, у нас достаточно подойти к зеркалу и ты «в гостях».

Ее раздражение… Мне почему-то раньше не приходило это в голову – оказывается, в моих словах тоже нет ничего такого, чего не сказал бы на моем месте любой другой «мистер Вселенной».

Я растерянно протянул ей красиво упакованную коробку с духами.

– Вот, подарок…

– Нет, – сказала она. – Это не подарок.

– Вот как? Это почему же?

– То, что дарится одинаково всем, не подарок.

Она метнула на меня презрительный взгляд и отвернулась.

Я поставил коробку рядом с ней, на подоконник. Мы помолчали, глядя на движущиеся силуэты деревьев за окном.

– Как тебя зовут? – спросил я.

Я вдруг понял, что надо спросить именно это.

Она вздрогнула. На ее лице отразилось такое изумление, словно круг вдруг сошел с рельсов (рельсы… анахронизм, сложно объяснить).

Она долго недоверчиво смотрела на меня. Наконец, тихо сказала:

– Я всегда мечтала о том, чтобы у меня было имя.

– Вот видишь. Я это и имел в виду: ты устала ждать меня. Что ж… У тебя нет оснований доверять мне. А у меня – тебе. Нам остается только одно. Рискнуть поверить друг другу. Или не рискнуть. Решать тебе. Что мы, собственно, можем потерять? Всё одинаковое. Значит, жизнь и смерть тоже. Решай. У нас мало времени. Только до рассвета.

Я разделся и лег в постель. Через некоторое время она, не произнеся ни слова, тоже разделась и послушно легла рядом со мной.

Некоторое время мы лежали молча. За окном тихо накрапывал дождь. Происходило нечто… С одной стороны (так это выглядело, если забыть о деревьях), это была моя жена, с которой я прожил уже двести лет, и она за это время, как и я сам, ничуть не изменилась. Мы не стареем, не умираем от болезней. Болезней больше нет. Существует только казнь, как наказание.

С другой стороны, рядом со мной – единственная. Чем отчетливее я это понимал, тем сильнее меня охватывал страх, предчувствие близкой утраты этого мгновения. Преступное мгновение. То, которому говорят: остановись.

Наконец она нарушила молчание:

– Даже не верится.

Мы знали: завтра круг в своем медленном вращении неумолимо унесет ее от меня. Вечером, когда я приду с работы, другая женщина, похожая на нее, как две капли шанели, не скажет, и ни за что не поверит, если я ей скажу об этом, что бывает, есть хоть что-то не одинаковое.

– Теперь я буду благодарить судьбу, – прошептала она.

– Благодари генератор случайных чисел, – сказал я и добавил: – Дорогая…

Впервые за прошедшие двести лет мне захотелось произнести это слово.

Наша преступная ночь длилась долго. Вы же понимаете, что время измеряется не часами и минутами, а событиями. Но и она ускользнула, как сон. Под утро мы нарекли друг друга именами. Преступление, за которое полагается расстрел.

Перед расставанием мы договорились о знаке, который подадим друг другу при новой встрече, о пароле.

…С тех пор кое-что изменилось.

Каждый вечер, скользя по туннелю домой, я с замиранием сердца жду, что ответит новая мисс на мое приветствие. Войдя в дом, я неизменно произношу одну и ту же фразу.

Я не исключаю, что они даже не слышат, что я им говорю. Они ведь знают, вызубрили наизусть в школе, что неодинаковых вещей не существует. Поэтому они и не замечают того, что так отчетливо видно за окном. На моё необычное приветствие они отвечают без запинки:

– Добрый вечер, дорогой. Ты устал? Сейчас будем ужинать.

Я вовсе не собирался и не собираюсь хранить ей какую-то глупую верность. Но я так и не отдал ее духи другой. Другие… Иногда я почти издеваюсь над ними. Внешне точно такие же, как она, они вселяют в меня трепетную надежду ровно до той минуты, когда заговорят.

Я терпеливо жду, когда гигантское колесо, совершая свой великий круг, по закону, гласящему, что редкие события повторяются дважды, вернет ее мне.

Возможно, пройдет еще двести лет. Но однажды вечером передо мной снова откроется правильная дверь. Я скажу ожидающей меня женщине:

– Не все деревья одинаковые.

Она улыбнется и ответит:

– Я знаю.

Я очень рассчитываю на генератор случайных чисел.

Для побега у меня всё готово.