Читать книгу Тяжелые времена - Хиллари Клинтон - Страница 10

Президент Обама обошел вокруг стола, консультируясь с каждым из нас. Следует ли нам усиливать воинский контингент, развернутый в Афганистане вот уже в течение восьми лет? Какими могут быть масштабы его наращивания? Какая задача будет поставлена перед войсками, направляемыми в качестве подкрепления? И как долго они должны там оставаться? Это было одно из самых сложных решений, которые ему предстояло принять на посту президента США. Последствия этого решения могли весьма существенно повлиять на судьбы наших граждан, надевших военную форму, на их семьи, на национальную безопасность нашей страны, а также на будущее Афганистана.

Дело происходило в 2009 году, за три дня до Дня благодарения, после 8 часов вечера. Президент сидел в Ситуационном центре Белого дома во главе длинного стола, в окружении членов Совета национальной безопасности. Я располагалась рядом с советником по национальной безопасности Джимом Джонсом – слева от президента, напротив находились вице-президент Байден, министр обороны Боб Гейтс и председатель Объединенного комитета начальников штабов Майк Маллен. Перед нами на столе были документы и папки. (Насмотревшись в течение нескольких месяцев на то, как руководство Пентагона приходит на заседания в Ситуационный центр с производящими эффект презентациями в программе «Пауэр пойнт» и красочными картами, я обратилась к сотрудникам Госдепартамента с просьбой более творчески подходить к своим информационным материалам. Теперь мы появлялись на заседаниях со множеством цветных карт и схем.)

Это было мое третье плановое совещание с президентом Обамой в Белом доме и девятое по счету начиная с сентября, когда руководство аппарата национальной безопасности стало регулярно собираться для обсуждения ситуации в Афганистане. Мы обсудили поднятую проблему со всех сторон. В конечном итоге был утвержден следующий план: к середине 2010 года направить в Афганистан еще тридцать тысяч американских военнослужащих при поддержке дополнительных сил союзников в составе десяти тысяч человек. Этот контингент должен был придерживаться новой тактики: основные усилия сосредоточить на обеспечении безопасности в городах Афганистана, поддержке правительства и оказании помощи местному населению, а не на ведении с талибами войны на истощение. Эта тактика к концу года приведет к успеху, и мы приступим к сокращению нашего военного присутствия к июлю 2011 года. В каком масштабе и какими темпами – это станет предметом отдельного обсуждения и будет зависеть от конкретно складывающейся ситуации.

Наша команда разделилась по вопросу о достоинствах этого плана. Гейтс и командование вооруженными силами активно поддержали его, в то время как вице-президент Байден так же активно выступил против. К настоящему моменту основные аргументы были уже приведены, однако президент хотел еще раз услышать мнение каждого из нас.

* * *

В Афганистане, горной стране, расположенной между Пакистаном на востоке и Ираном на западе, проживает около 30 миллионов самых бедных и малообразованных людей в мире, переживших множество войн. Эту страну назвали «кладбищем империй», поскольку многие армии, вторгшиеся в нее и вообразившие себя оккупантами, потерпели неудачу на этой суровой и безжалостной земле. В 1980-х годах США, Саудовская Аравия и Пакистан поддержали начавшееся в Афганистане восстание против просоветского марионеточного правительства. В 1989 году Советский Союз ушел оттуда, и, одержав эту победу, США утратили к стране интерес.

После периода гражданской войны в 1990-х годах движение «Талибан», экстремистская группировка со средневековыми культурными взглядами под руководством одноглазого радикального муллы Омара, установила контроль над Афганистаном. Талибы, ссылаясь на нормы ислама, ввели жесткие ограничения для женщин: те не должны были появляться на публике, были обязаны носить бурки, полностью закрывавшие их с головы до пят и позволявшие смотреть только через волосяные сетки, им не разрешалось выходить из дома без сопровождения члена семьи мужского пола. Девушкам и женщинам было запрещено учиться в школах, они были лишены социальных и экономических прав. Талибы ввели серьезные наказания для женщин, нарушивших их правила, от порки до публичной казни. Информация, поступавшая из страны, просто ужасала. Я как-то услышала историю о пожилой женщине, которую подвергали порке металлическим кабелем до тех пор, пока не сломали ей ногу, – за то, что ее лодыжка слегка показалась из-под бурки. Было трудно поверить, что люди способны на такую жестокость, прикрываясь именем бога.

Поскольку я испытывала отвращение к такому обращению с женщинами, я еще в качестве первой леди стала протестовать против него, пытаясь сплотить международное сообщество в этом вопросе. На праздновании Организацией Объединенных Наций Международного женского дня в 1999 году я заявила:

– В Афганистане, в котором сейчас железной рукой правит режим талибов, систематически происходит, очевидно, самое вопиющее попрание основных прав женщин.

Талибы предоставили убежище Усаме бен Ладену и другим террористам «Аль-каиды». Многие из этих фанатиков, которые перебрались в Афганистан из других стран, после борьбы с Советским Союзом надолго обосновались здесь. В ответ на террористические акты, проведенные в 1998 году против наших посольств в странах Восточной Африки, администрация Клинтона организовала операцию, в ходе которой были нанесены удары крылатыми ракетами по тренировочному лагерю «Аль-каиды» в Афганистане, где, по данным разведки, находился бен Ладен. Ему, однако, удалось спастись. Затем, 11 сентября 2001 года, произошли террористические акты на территории США. После того как «Талибан» отказался выдать бен Ладена, президент Буш отдал приказ о начале военной операции в Афганистане и поддержал повстанческую коалицию «Северный альянс», чтобы свергнуть режим талибов.

Быстрая победа, одержанная «Северным альянсом» над движением «Талибан», вскоре сменилась длительным периодом противоречий между различными афганскими группировками, а талибы в это время получили возможность перегруппироваться в безопасных для себя приграничных районах Пакистана. Как сенатор, я трижды посещала Афганистан: сначала в 2003 году, когда я была на Дне благодарения вместе с нашими войсками в Кандагаре, а затем в 2005 и 2007 годах. Никогда не забуду слова одного американского солдата, которого я там встретила: «Добро пожаловать на забытый фронт борьбы против терроризма!» Движение «Талибан» воспользовалось тем, что администрация Буша уделяла основное внимание Ираку, и начало отвоевывать территорию Афганистана, которую ранее было вынуждено оставить. Афганское правительство, поддерживаемое Западом, оказалось коррумпированным и беспомощным. Население страны голодало, было разочаровано в новой власти и опасалось ее. Американскому командованию не хватало войск, чтобы обеспечить в стране безопасность, а у администрации Буша, как оказалось, не было стратегии, чтобы предотвратить ухудшение ситуации.

Во время президентской кампании 2008 года мы с Обамой, который в то время был еще сенатором, призывали вновь уделить Афганистану особое внимание. Я доказывала: требуется не только усиление военного присутствия, но и принципиально новая стратегия, учитывающая роль Пакистана в конфликте.

– Пограничная зона между Пакистаном и Афганистаном является крайне важной и представляет чрезвычайную опасность, – заявила я во время выступления в феврале 2008 года. – Игнорирование особенности территории, лежащей между Афганистаном и Пакистаном, послужило причиной одной из наиболее сокрушительных неудач во внешней политике Буша.

Росло число нападений на американские войска и наших союзников, в результате чего 2008 год стал годом самых больших потерь в Афганистане: было убито почти триста военнослужащих из состава коалиционных сил.

Когда президент Обама в январе 2009 года вступил в должность, его ждал запрос из Пентагона, который просил дополнительно выделить несколько тысяч военнослужащих, чтобы воспрепятствовать ожидавшемуся летнему наступлению талибов и тем самым обеспечить безопасность на предстоявших в Афганистане президентских выборах. На одном из первых заседаний Совета национальной безопасности, состоявшемся после инаугурации, мы обсудили это предложение. Несмотря на то что в ходе президентской кампании мы выступали с обещанием выделять больше ресурсов на войну в Афганистане, было разумно определиться, был ли смысл развертывать дополнительные силы до того, как мы примем решение о новой стратегии. Наряду с этим необходимость организации мероприятий по тыловому обеспечению развертывания этих сил к лету текущего года требовала оперативного принятия соответствующего решения.

17 февраля президент одобрил развертывание семнадцати тысяч военнослужащих. Он поручил пересмотреть нашу стратегию в Афганистане Брюсу Риделю, опытному аналитику ЦРУ, хорошо разбиравшемуся в этом конфликте, а также Мишель Флурнуа[32], третьему по рангу руководителю в министерстве обороны, и Ричарду Холбруку, специальному представителю США в Афганистане и Пакистане. В своем докладе, который они представили в марте, они рекомендовали рассматривать ситуацию вокруг Афганистана и Пакистана не по раздельности, а в качестве единой региональной проблемы в зоне, которую они предложили условно назвать Аф-Пак. Ими также было рекомендовано уделить больше внимания подготовке афганских войск для решения задач, возложенных на воинский контингент США и их союзников. В рамках реализации этого предложения президент Обама направил дополнительно четыре тысячи американских военных инструкторов для работы с афганскими национальными силами безопасности. Ридель в своем докладе подчеркнул необходимость использовать в военной кампании против повстанцев «все компоненты национального потенциала», в полной мере обеспечив их всеми необходимыми ресурсами. Ридель пояснил: «Это касается не только военной стороны дела, но и в равной мере гражданской сферы». Такая постановка вопроса предполагала активизацию дипломатических усилий в регионе, содействие экономическому развитию, поддержку сельского хозяйства и развитие инфраструктуры. Бóльшая часть этой работы ляжет на плечи Государственного департамента и Агентства международного развития США.

27 марта президент объявил о новой военной и гражданской стратегии в отношении Афганистана и Пакистана. Он четко обозначил цель военной кампании: «Дезорганизовать силы „Аль-каиды“ в Пакистане и Афганистане, дезинтегрировать их и нанести им поражение, а также не допустить их появления впредь в какой-либо стране». Сосредоточив основное внимание на организации «Аль-каида», в отличие от повстанцев движения «Талибан», которые были преимущественно вовлечены в боевые действия, президент тем самым увязал вооруженный конфликт с первопричиной его возникновения: с террористическими актами 11 сентября 2001 года. Он также поднял вопрос о возможности мирного урегулирования конфликта, которое могло бы охватить повстанцев, желавших порвать с радикальными экстремистами и вернуться к мирной жизни.

Хотя к тому времени численность воинского контингента США, развернутого в Афганистане, составляла около шестидесяти восьми тысяч военнослужащих, в течение лета шли тяжелые бои. Формирования талибов усиливались, и ситуация в области безопасности ухудшалась. В докладах из Афганистана отмечался рост численности боевиков-талибов с семи тысяч до двадцати пяти тысяч человек за последние три года. Количество нападений на силы НАТО росло, в период с июня по сентябрь погибло более 260 военнослужащих, тогда как в течение четырех предыдущих месяцев – менее ста человек. В мае президент США сместил командующего коалиционными силами в Афганистане и заменил его генерал-лейтенантом Стэнли Маккристалом. Как объяснил министр обороны Гейтс, эта замена была необходима, чтобы привнести «новое мышление» и обеспечить «свежее видение ситуации». В августе выборы президента Афганистана сопровождались массовыми нарушениями и фальсификациями. В сентябре генерал Маккристал обратился к президенту США с просьбой рассмотреть вопрос о размещении дополнительных войск. Он предупредил, что в противном случае усилия в военной области, скорее всего, закончатся провалом.

Это было не то, что Белый дом хотел бы услышать. Поэтому прежде, чем согласиться рассмотреть просьбу Пентагона, президент хотел быть уверен в том, что мы продумали все варианты и учли все возможности и непредвиденные обстоятельства. Он приступил к выработке очередного комплексного стратегического курса, на этот раз сам. Начиная с воскресного дня в середине сентября и на протяжении всей осени президент Обама регулярно проводил в Ситуационном центре Белого дома совещания своих основных советников по вопросам национальной безопасности, обсуждая нелегкие вопросы, возникавшие в ходе вооруженного конфликта, который затягивался, становясь самым длительным вооруженным конфликтом в истории США.

Генерал Маккристал при поддержке генерала Дэвида Петрэуса, командующего всей группировкой ВС США в регионе, в конечном счете представил три варианта: дополнительно развернуть незначительные по численности силы (около десяти тысяч военнослужащих) в интересах активизации подготовки афганской армии; либо направить силы численностью сорок тысяч человек для борьбы с талибами в наиболее проблемные районы; либо развернуть в стране для обеспечения безопасности на всей ее территории группировку численностью более восьмидесяти тысяч военнослужащих. Генералы имели опыт бюрократических битв и, наподобие героев в сказке про Златовласку, в последующем они в качестве ответа на любой вопрос будут часто представлять три варианта, предполагая, что в конечном итоге будет одобрен средний.

* * *

Генерал Петрэус оказался весьма успешным адвокатом. Он был рассудителен, конкурентоспособен и политически подкован. Он умел подбирать аргументы, учитывая тяжелые уроки вооруженного конфликта в Ираке. Тяжелое наследие той войны висело над нами при обсуждении ситуации в Афганистане.

Генерал Петрэус принял командование силами, вовлеченными в провальную военную кампанию США в Ираке в начале 2007 года[33], в самый разгар усилий по подавлению активных выступлений повстанцев еще в одной мусульманской стране. Он высказался за отправку в Ирак дополнительного контингента численностью более двадцати тысяч военнослужащих для развертывания в наиболее нестабильных районах страны. В январе 2007 года президент Буш в своей речи, транслировавшейся в лучшее эфирное время, объявил скептически настроенным американцам об усилении военного присутствия США в Ираке.

Его решение направить дополнительные войска было удивительным, поскольку в докладе авторитетной двухпартийной комиссии, Группы изучения Ирака, содержалась рекомендация передать больше ответственности иракским силам безопасности, сократить контингент американских войск в стране и активизировать дипломатические усилия в регионе. Президент Буш, по существу, принял совершенно противоположное решение. В своем выступлении он отметил предпринимаемые дипломатические шаги и дальнейшие попытки обеспечить процесс примирения между противоборствующими религиозными течениями и политическими группировками Ирака, но основной упор был им сделан на наращивании усилий американских войск по обеспечению безопасности в стране.

У меня в то время были сомнения в правильности такого решения. После нескольких лет бесплодных призывов к конфликтующим сторонам и упущенных возможностей возникал вопрос о способности администрации Буша справиться с обострением ситуации. Следующим вечером я вместе с сенатором от штата Индиана Эваном Баем и конгрессменом от штата Нью-Йорк Джоном Макхью, республиканцем, который при президенте Обаме занял пост министра по делам армии США, отправилась в Ирак. Это был мой третий визит в эту страну в качестве сенатора, последний раз я была здесь в 2005 году вместе с сенаторами Джоном Маккейном, Сьюзен Коллинз, Рассом Файнголдом и Линдси Грэмом. Я хотела своими глазами увидеть произошедшие изменения и поговорить с нашими солдатами и командирами, чтобы составить собственное мнение о проблемах, с которыми мы столкнулись.

А также были и другие причины для скептицизма. Мое недоверие к администрации Буша зародилось еще осенью 2002 года, когда она раструбила на весь мир о том, что располагает неопровержимыми разведывательными данными о наличии у Саддама Хусейна оружия массового уничтожения. Внимательно изучив все доказательства и проанализировав как можно больше отзывов и комментариев по этому вопросу как американских экспертов, так и зарубежных, как представителей Демократической партии, так и Республиканской, я проголосовала за то, чтобы санкционировать военную операцию в Ираке в случае провала дипломатических усилий (то есть инспекций ООН по вооружениям).

В последующем я глубоко сожалела о том, что поверила президенту Бушу при голосовании. Позже он утверждал, что результаты этого голосования предоставили ему исключительное право принимать решение об истечении срока инспекций. 20 марта 2003 года он решил, что этот срок истек, и развязал войну, тогда как инспекторы ООН по вооружениям просили предоставить им еще несколько недель для завершения своих мероприятий. В последующие годы многие сенаторы пришли к мнению, что им следовало бы голосовать против принятой резолюции. Я была в их числе. Когда война затянулась, с каждым письмом соболезнования, которое я направляла семьям в штате Нью-Йорк, потерявшим на этой войне сына или дочь, отца или мать, я все острее осознавала всю глубину своей ошибки.

Пять лет спустя президент Буш обратился к нам с просьбой вновь поверить ему, на сей раз по вопросу о необходимости усиления военного присутствия США в Ираке, и теперь я уже не купилась на его слова. Я не поверила в то, что отправка дополнительных войск сама по себе может решить обострившуюся проблему. Наши вооруженные силы – лучшие в мире, и наши военнослужащие делают все, что в их силах, чтобы выполнить поставленные перед ними задачи. Но требовать от них решения этих задач в одиночку, без такой же надежной, как и они, дипломатической стратегии было бы несправедливым и неразумным. Уж если мы намеревались сосредоточить свои усилия на самой сути ключевых проблем, то нам следовало учитывать межконфессиональные противоречия, которые терзали страну, а также соперничество региональных сил в Ираке. Бóльшая часть администрации Буша, похоже, была мало заинтересована в такого рода анализе, она игнорировала вовлеченность в этот конфликт Сирии и Ирана, невзирая на то что эти страны создавали для нас в Ираке существенные проблемы. В 2003 году руководство США начало вооруженный конфликт в Ираке, выработав необходимую стратегию лишь наполовину, поскольку практически проигнорировало необходимость привлечения Госдепартамента под руководством Колина Пауэлла к вопросам послевоенного планирования. Мы же не собирались решать проблему лишь наполовину. Позже, когда я сама оказалась в Государственном департаменте в качестве госсекретаря и смогла ознакомиться с экспертными заключениями профессионалов, я была еще более потрясена тем, что их мнение в большинстве своем было проигнорировано администрацией Буша.

Когда генерал Петрэус в конце января 2007 года предстал перед сенатским Комитетом по делам вооруженных сил конгресса, который должен был утвердить его кандидатуру, я обратила особое внимание на эти вопросы. Я указала, что в Полевом руководстве по противоповстанческим действиям, которое он написал в Командно-штабном колледже в Форт-Ливенворте, штат Канзас, говорится, что военные успехи напрямую зависят от достижений внутренней политики и что они неразрывно связаны друг с другом. С аналогичной ситуацией мы столкнулись, пытаясь обеспечить мир на Балканах.

– Ваше назначение означает оказание содействия политическому курсу, который явно идет вразрез с вашим опытом и с вашими рекомендациями, – сказала я. – Вы написали книгу, генерал, но политика проводится не по книгам. И вас просят найти квадратуру круга, чтобы изыскать военное решение для политического кризиса.

К счастью, оказавшись в Ираке, генерал Петрэус следовал стратегии, которая гораздо больше отражала его идеи, высказанные им в своих трудах, и то, к чему я его призывала во время слушаний в сенате, нежели подход администрации Буша к этой проблеме. Комплексная стратегия генерала Петрэуса по борьбе с повстанцами стала известна под аббревиатурой COIN[34]. Она обращает особое внимание на защиту гражданских населенных пунктов и завоевание «сердец и умов» иракцев посредством установления отношений доверия и реализации различных проектов. Девизом стратегии стало «Очистить, удержать и отстроить». Цель заключалась в том, чтобы покончить с боевиками в данном конкретном районе, воспретить их возвращение в этот район и сосредоточить усилия на развитии инфраструктуры и управлении, чтобы мирные жители могли убедиться в нормализации ситуации и начали сами защищать себя. При генерале Петрэусе американские войска в Ираке передислоцировались из крупных, сильно укрепленных баз в близлежащие населенные пункты, что повышало угрозу нападения на них, однако наряду с этим позволяло им обеспечивать безопасность в этих районах.

Не менее важной (если только не гораздо более значимой) была также принципиально новая тенденция в развитии внутриполитической ситуации, которую мало кто заметил. Некоторым суннитским шейхам, которые ранее поддерживали повстанцев, стала претить жестокость «Аль-каиды» в отношении иракцев, и они дистанцировались от экстремистов. В ходе так называемого «суннитского пробуждения»[35] более 100 тысяч бойцов из различных племен перешли на другую сторону и в конечном итоге стали оплачиваться американцами. Эти события оказали существенное влияние на развитие военной ситуации.

В самих США политическая ситуация, безусловно, отражала горячие дебаты по поводу усиления военного присутствия в Ираке. К тому времени уже стало ясно, что мы проводили ошибочную политику в отношении этой страны. Война в Ираке с самого начала расколола Америку, а к 2006 году американцы в подавляющем большинстве выступали против ее продолжения, что совершенно очевидно выявилось в ноябре этого года на промежуточных выборах в конгресс США. Мы уже уяснили из последствий войны во Вьетнаме, что крайне трудно вести длительную войну, требующую больших жертв, без поддержки со стороны американского народа и в отсутствие атмосферы жертвенности. Мне казалось ошибочным мнение о необходимости усиливать военное присутствие в Ираке с учетом таких сильных негативных настроений в Соединенных Штатах.

Во время моей работы в сенате было несколько республиканцев, мнение которых я высоко ценила. Одним из них был Джон Уорнер, сенатор от штата Вирджиния. Ранее, при президенте Никсоне, он занимал пост министра ВМС и был высокопоставленным членом сенатского Комитета по делам вооруженных сил, в работе которого я также принимала участие. В 2002 году он голосовал за резолюцию по Ираку, поэтому, когда в конце 2006 года он вернулся из поездки в Ирак и заявил, что, по его мнению, война теперь идет «вкривь и вкось», эти слова произвели сильное впечатление на его соратников по партии и за ее пределами. Джон Уорнер не стал высказываться со всей откровенностью, но уже одна только эта фраза являлась обвинительным заключением и требованием решительных перемен.

Где бы я ни появлялась, я везде слышала, что люди были настроены категорически против войны и, как следствие, проявляли разочарование во мне. Многие были против этой войны с самого начала, другие стали негативно относиться к ней по прошествии некоторого времени. Тяжелее всего было видеть страдающие семьи военнослужащих, которые мечтали о том, чтобы их близкие вернулись домой, ветеранов, которые беспокоились о своих друзьях, продолжавших службу в Ираке, и американцев из всех слоев общества, которые были убиты горем в результате утраты на войне молодых мужчин и женщин. Они были также разочарованы в войне в связи с тем, что она ослабила позиции нашей страны в мире, оказалась неоправданной и подорвала наши стратегические интересы в регионе.

Хотя многие никогда не обращались к истории, чтобы уточнить, как именно я проголосовала в 2002 году, вне зависимости от того, что я сделала или сказала, мне следует как можно скорее выразить свое сожаление в этой связи, причем прямо и без обиняков. В какой-то мере я уже сделала это, заявив о своем сожалении по поводу того, как президент Буш использовал свою власть, и подчеркнув, что, если бы мы знали, чем все это обернется, мы бы никогда не голосовали за такое предложение. У меня имелись возражения против слова «ошибка». Это не было вызвано политической целесообразностью. В конце концов, во время праймериз на меня оказывали давление и электорат, и средства массовой информации, вынуждая меня поступить именно таким образом. Когда я в 2002 году голосовала за использование силы, я подчеркнула, что это было, «вероятно, самым трудным решением, которое мне когда-либо приходилось принимать». Я считала, что действовала с благими намерениями и приняла лучшее решение с учетом той информации, которой я располагала. И я была не одинока в принятии ошибочного решения. Но все же суть заключается в том, что я ошиблась. И я заявляю об этом прямо и без обиняков.

В нашей политической культуре признание в том, что вы совершили ошибку, часто воспринимается как слабость, тогда как на самом деле это может быть признаком силы и развития как отдельных людей, так и целых народов. И это еще один урок, который я извлекла и который обогатил меня как госсекретаря.

Поскольку я занимала должность госсекретаря, я также несла свою долю ответственности за отправку американцев в опасное место в интересах защиты нашей национальной безопасности. Когда я была первой леди, я видела, как Билл мучился в связи с необходимостью принимать подобные тяжелые решения. Когда я в качестве сенатора принимала участие в работе Комитета по делам вооруженных сил, я в тесном взаимодействии со своими коллегами и военными руководителями осуществляла соответствующий жесткий надзор. Но ничто не сравнится с той ответственностью, когда, сидя за столом в Ситуационном центре Белого дома, ты обсуждаешь вопросы войны и мира, а затем сталкиваешься с непредсказуемыми последствиями каждого твоего решения. И ничто не сравнится с осознанием того, что те, кого ты отправил служить в опасное место, могут не вернуться домой.

Как бы мне этого ни хотелось, я уже не могла повернуть историю вспять и проголосовать по Ираку по-иному. Однако я могла бы попытаться помочь нам извлечь правильные уроки из этой войны и учесть их в Афганистане и в других районах, обеспечение безопасности в которых отвечало нашим коренным интересам. И, сталкиваясь в последующем с необходимостью сделать трудный выбор, уже обогащенная бóльшим опытом, большей мудростью, бóльшим скептицизмом и смирением, я была полна решимости поступать именно так.

* * *

Генералы Петрэус и Маккристал предлагали применить в Афганистане противоповстанческую стратегию. Однако, чтобы сделать это, им было нужно больше войск, как и в Ираке. Наряду с этим было необходимо учитывать, что на этот раз может и не быть аналогичного Ираку «суннитского пробуждения». Может быть, полученный нами в Ираке опыт было ошибочно применять здесь?

Самым активным противником предложений Пентагона был вице-президент Джо Байден. По его мнению, идея усиления американского военного присутствия в Ираке была ошибочной. Афганистан не был Ираком. Масштабные усилия по «национально-государственному строительству» на основе неразвитой инфраструктуры и некачественного управления были обречены на провал. Он считал, что победить талибов было практически невозможно, и расценивал отправку дополнительных американских войск жертвенным жестом. Вице-президент полагал, что вместо этого следовало сократить наше военное присутствие в Ираке и сосредоточиться на борьбе с терроризмом. Генерал Джонс и Рам Эмануэль выразили аналогичную обеспокоенность.

Проблема заключалась в следующем: если бы талибы продолжали захватывать другие районы страны, то было бы намного сложнее проводить эффективные операции по борьбе с терроризмом. В этом случае у нас была бы весьма ограниченная разведывательная сеть, которая позволяла бы нам выявлять террористов и их базы, с которых организовывались террористические акты в Афганистане и за его пределами. «Аль-каида» уже получила убежище в Пакистане. Если мы позволим талибам установить контроль над большей частью Афганистана, то террористы обоснуются и здесь.

Ричард Холбрук также скептически относился к идее отправки дополнительных войск в Афганистан. Мы знали друг друга с 1990-х годов, когда он был основным переговорщиком моего мужа на Балканах. В 1996 году Холбрук предложил мне посетить Боснию, чтобы встретиться с некоторыми религиозными лидерами, с представителями общественности и с женщинами, которые подверглись насилию. Это было несколько необычное предложение первой леди, но, как я уяснила для себя в дальнейшем, Ричард Холбрук, как правило, редко тратил свое время впустую.

Холбрук представлял собой крупную и внушительную личность, он был талантлив и амбициозен. После поступления на дипломатическую службу в 1962 году в возрасте двадцати одного года, полный идеалистических идей эпохи Кеннеди, он окончательно созрел во время работы во Вьетнаме. Именно там, непосредственно на месте, он узнал о трудностях борьбы с повстанцами. Ричард быстро поднялся по служебной лестнице. В администрации Картера, когда ему не было еще и тридцати, он стал помощником госсекретаря по восточноазиатским и тихоокеанским делам, помогая нормализовать отношения с Китаем. Он вошел в историю наряду с сербским диктатором Слободаном Милошевичем, приняв в 1995 году участие в подготовке Дейтонского мирного соглашения, которое положило конец гражданской войне в Боснии и Герцеговине.

Мои отношения с Ричардом углублялись на протяжении многих лет. Когда он был представителем США в ООН в последние два года администрации Клинтона, мы вместе с ним работали над вопросами борьбы со СПИДом и глобальными проблемами здравоохранения. Я также сблизилась с его супругой, Кэти Мартон, журналистом и писательницей. Ричард и Кэти устраивали замечательные обеды. Никогда нельзя было предугадать, с кем ты там встретишься: с лауреатом Нобелевской премии, кинозвездой или, может быть, даже с королевой. Однажды вечером он подготовил для меня необычный сюрприз. Он как-то услышал, что я весьма благосклонно отозвалась об Армии спасения, и вот в середине обеда он подал знак, двери распахнулись, и появился оркестр Армии спасения, который пел и играл на трубах. Ричард просто сиял.

Когда я стала государственным секретарем, я узнала, что он готов вернуться на государственную службу, поэтому я попросила его взять на себя обязанность контролировать вопросы, касавшиеся Афганистана и Пакистана. Только человек с его неординарными талантом и качествами мог справиться с этими проблемами. Впервые Ричард посетил Афганистан в 1971 году, и это на всю жизнь зародило в нем любовь к этому региону. После поездки сюда в 2006 и 2008 годах в качестве частного лица он написал несколько статей, в которых обратился к администрации Буша с призывом разработать новую стратегию вооруженного конфликта, обратив особое внимание на Пакистан. Я согласилась с его анализом и поручила ему сформировать специальную группу, состоящую из лучших специалистов, которых он только мог найти в правительственных структурах и за их пределами, чтобы попытаться реализовать свои идеи на практике. Он смог быстро привлечь ученых и экспертов из неправительственных организаций, многообещающих талантливых сотрудников из девяти федеральных агентств и ведомств и даже представителей правительственных структур из дружественных нам стран. Это была эклектичная группа необычных, ярких и преданных своему делу людей (большинство из них были совсем молодыми), с которыми я сблизилась, особенно после смерти Ричарда.

К напористому стилю Ричарда надо было немного привыкнуть. Когда у него появлялась какая-либо идея, он энергично продвигал ее, названивая снова и снова, поджидая меня за пределами моего офиса и незваным гостем появляясь на различных заседаниях. Однажды он даже прошел за мной в дамскую уборную, чтобы завершить изложение своего мнения по поводу Пакистана. Если я отклоняла его предложение, он выжидал несколько дней, делая вид, что этого не произошло, а затем повторял свою попытку. В конце концов я восклицала:

– Ричард, я же сказала: «Нет». Почему вы продолжаете добиваться у меня ответа?

Он смотрел на меня с невинным видом и говорил:

– Я просто предположил, что рано или поздно вы согласитесь с тем, что вы были не правы, а я – прав.

Надо отдать ему должное: иногда именно так и случалось. Именно такое упорство и такая настойчивость делали его незаменимым для этой миссии.

В начале 2009 года я пригласила Ричарда и Дэйва Петрэуса к себе домой в Вашингтоне, чтобы они могли лучше узнать друг друга. Это были люди с неудержимой энергией и беспрестанными идеями, и я решила, что они могли бы сдвинуть дело с мертвой точки. Они окунулись в обсуждение самых сложных политических проблем, обмениваясь своими мыслями. По завершении вечера они оба сказали:

– Давайте встретимся еще раз завтра вечером.

Ричард разделял мнение Дэйва о необходимости проводить активную стратегию в отношении повстанцев, которая была бы сосредоточена на укреплении доверия населения страны к власти в Кабуле и ослабляла бы привлекательность талибов как альтернативы. Однако он не был уверен в том, что для этого были необходимы дополнительные силы численностью в десятки тысяч военнослужащих. У него вызывала беспокойство мысль о том, что усиление нашего военного присутствия оттолкнет от нас афганских мирных жителей и подорвет у них доверие к нашей доброй воле, направленной на расширение экономического развития и повышение эффективности управления.

Опираясь на свой балканский опыт, Ричард считал, что именно дипломатия и политика были ключом к прекращению войны. Он настаивал на активизации дипломатических усилий с тем, чтобы изменить развитие ситуации в регионе, основными факторами которой выступали сохранение конфликтных отношений между Пакистаном и Афганистаном, а также между Пакистаном и Индией. Наряду с этим он считал необходимым в первую очередь организовать процесс примирения между противоборствующими афганскими группировками.

Ричард начал посещать страны региона, изыскивая любые возможности для дипломатических переговоров, вне зависимости от ничтожности их результатов, и призывая соседние с Афганистаном страны развивать торговые отношения с ним и в целом двусторонние связи. Он обратился ко многим нашим союзникам и партнерам с просьбой назначить специальных представителей в Афганистане, чтобы у него появилась возможность вести с ними прямые переговоры.

В феврале 2009 года, спустя всего несколько недель пребывания в должности спецпредставителя США в Афганистане и Пакистане, он организовал международную «контактную группу» по Афганистану, которая включала представителей около пятидесяти стран, а также представителей ООН, НАТО, Европейского союза и Организации Исламская конференция. Он хотел, чтобы каждая страна и каждая коалиция, которая оказывала содействие группировке войск в Афганистане, выделяла финансовые средства или же оказывала влияние в Афганистане с тем, чтобы нести свою долю ответственности, принимая участие в соответствующих встречах для координации совместных действий. Через месяц Холбрук и его команда помогли Организации Объединенных Наций выработать план проведения в Гааге, в Нидерландах, крупной международной конференции по Афганистану. Я даже дала согласие на то, чтобы пригласить Иран и тем самым прозондировать возможность нашего сотрудничества по вопросам, представляющим в отношении Афганистана совместный интерес, таким как усиление пограничной безопасности и пресечение торговли наркотиками. В ходе этой конференции Холбрук на обеде встретился с высокопоставленным иранским дипломатом и обменялся с ним различными идеями. Это была одна из наших встреч на высоком уровне с иранскими представителями после событий 11 сентября 2001 года.

Что же касается непосредственно Афганистана, то Холбрук высказался за «усиление гражданского присутствия», чтобы претворить в жизнь рекомендации Риделя по существенному увеличению нашей помощи, чтобы улучшить жизнь афганцев и укрепить правительство в Кабуле. Он также выступил за то, чтобы перенаправить средства, выделяемые на искоренение посевов опийного мака в Афганистане и на искоренение деятельности наркоторговцев, финансировавших повстанцев. Кроме того, он пытался реорганизовать программы Агентства США по международному развитию (как в Афганистане, так и в Пакистане), которые были уже практически на этапе утверждения и производили положительное впечатление, в частности программу создания гидроэлектростанций в Пакистане, остро нуждавшемся в электроэнергии. И он стал страстным пропагандистом войны, в которой победу одерживали талибы, несмотря на наши многократно превосходящие их ресурсы и технологии. Повстанцы использовали мобильные радиопередатчики, установленные на ослах, мотоциклах и пикапах, чтобы посеять страх и запугать местное население и одновременно избежать обнаружения их силами коалиции. Для Ричарда это была проблема, которая выводила его из себя.

Эта активная деятельность имела определенный побочный эффект. В Белом доме его усилия по координации шагов различных правительственных учреждений нередко расценивались как вторжение на чужую территорию. Молодые помощники в Белом доме делали большие глаза, когда он вспоминал свой вьетнамский опыт. Чиновники, в обязанность которых входило обеспечение военной кампании, не могли понять, зачем он обращает внимание на сельскохозяйственные проекты или вышки сотовой связи. Старомодная манера Холбрука вести дипломатию (импровизация вперемежку с лестью и блефом, которая позволила обвести Милошевича вокруг пальца) плохо вписывалась в намерения Белого дома организовывать упорядоченный политический процесс, сведя театральные эффекты по возможности к минимуму. Было больно наблюдать за тем, как такого опытного дипломата отодвигали на задний план, а его мнение игнорировали. Я защищала его, как могла, в том числе пресекла несколько попыток вынудить его уйти в отставку.

На каком-то этапе помощники в Белом доме прямо сказали мне о необходимости избавиться от Ричарда.

– Если президент желает уволить Ричарда Холбрука, ему следует самому сказать мне об этом, – ответила я.

Как это часто случалось при решении сложных вопросов, я переговорила на эту тему непосредственно с президентом Обамой. Я объяснила, почему так высоко ценю Ричарда. Президент понял меня, и Ричард продолжил свою важную работу.

Я была уверена в правоте Ричарда, когда он вел речь о необходимости активизировать дипломатическую деятельность и одновременно усиливать гражданское присутствие, но я выразила несогласие с ним, когда он подверг сомнению необходимость переброски дополнительных войск для обеспечения успеха наших усилий.

– Как мы заставим талибов сесть за стол переговоров, если они чувствуют свою силу? – поинтересовалась я у него. – Как ты сможешь обеспечить усиление гражданского присутствия в Кандагаре, если талибы контролируют его?

За время наших регулярных встреч в Ситуационном центре президент, похоже, пришел к идее о необходимости развертывания дополнительных войск численностью несколько десятков тысяч человек – как военной меры, которую следует принять наряду с дипломатическими и политическими шагами по линии Агентства США по международному развитию, рекомендованными мной и Ричардом. Но у него по-прежнему было много вопросов, и основной заключался в следующем: как нам избежать ситуации, при которой мы можем оказаться вовлеченными в бесконечную войну? Как нам определить ее эндшпиль, ее завершение?

Мы надеялись, что афганское правительство и афганская армия в конечном итоге станут достаточно сильными, чтобы взять на себя ответственность за обеспечение безопасности в стране и справиться с повстанческим движением. В этом случае необходимость в нашей помощи отпадет и наши войска смогут вернуться домой. Вот почему мы и наши союзники проводили обучение афганских солдат, перестраивали афганские правительственные структуры и боролись с повстанцами – все это ради того, чтобы обеспечить переход к тому этапу, на котором афганцы смогут сами управлять своей страной. Но для того, чтобы этот план был реализован, нам был необходим надежный партнер в Кабуле, который был бы готов взять на себя эти обязанности. Осенью 2009 года никто из участников совещаний в Ситуационном центре не был уверен, что такой партнер найдется.

* * *

Общение с Хамидом Карзаем, президентом Афганистана, часто обескураживало вас. Он обаятелен, эрудирован, предан своим убеждениям. Наряду с этим у него сильно развито чувство собственного достоинства, он может проявить непреклонность и готов мгновенно ощетиниться, восприняв что-либо как обиду. Приходилось, однако, принимать его как есть. Нравилось нам это или нет, Карзай был стержнем нашей миссии в Афганистане.

Он был представителем известной пуштунской семьи, имеющей глубокие корни в афганской истории. В 2001 году после падения режима талибов он был поставлен Организацией Объединенных Наций во главе переходной администрации Афганистана, а затем был избран Высшим советом старейшин афганских племен, Лойя джиргой, временным президентом страны. В последующем в 2004 году он одержал победу на первых президентских выборах, став на пятилетний срок президентом страны. Неся ответственность за ситуацию в стране, раздираемой этническими противоречиями, разрушенной десятилетиями войны и повстанческим движением, Карзай настойчиво боролся за обеспечение безопасности и удовлетворение элементарных нужд населения за пределами Кабула. Он регулярно разочаровывал своих американских партнеров личными несдержанными репликами и неосторожными высказываниями для средств массовой информации. Тем не менее он был реальной политической фигурой, которая смогла успешно переиграть своих соперников из числа афганских группировок и установить прочные личные отношения с президентом США Джорджем Бушем. Несмотря на репутацию эксцентричного человека, Карзай в действительности был весьма последователен, когда дело касалось основных приоритетов, затрагивавших обеспечение афганского суверенитета и единства страны, а также его собственной власти.

После событий 11 сентября 2001 года я достаточно хорошо познакомилась с Карзаем. В июне 2004 года я привезла его на военную базу Форт-Драм на севере штата Нью-Йорк, чтобы он мог поблагодарить за службу в Афганистане солдат из 10-й горнострелковой дивизии, соединения ВС США, которое часто перебрасывается в кризисные районы. Я горжусь тем, что на протяжении многих лет могла общаться с военнослужащими, как мужчинами, так и женщинами, из состава 10-й горнострелковой дивизии и на военной базе Форт-Драм, и в Ираке, и в Афганистане. Всякий раз, когда я в качестве сенатора посещала какую-либо зону боевых действий, я старалась найти время, чтобы поговорить с солдатами из штата Нью-Йорк о том, что же происходило на самом деле. Я слышала шокирующие истории о негодных бронежилетах и военных джипах со слабой бронезащитой. Наряду с этим я становилась также свидетельницей рассказов о храбрости и стойкости. Когда Карзай был вместе со мной на военной базе Форт-Драм, он высказал благодарность и уважение за те жертвы, которые принесли наши войска ради его страны. В ряде других случаев он, случалось, больше винил американцев, чем талибов, в актах насилия в своей стране. Это было трудно вынести.