Читать книгу Родственные души - Холли Борн - Страница 7

СЛЕЗЫ НЕ ЗАСТАВИЛИ СЕБЯ ЖДАТЬ. Я мчалась домой и чувствовала, как они катятся по щекам. Я не могла понять: это слезы ярости или унижения? О чем я думала? У обычных людей не бывает таких эмоциональных всплесков. Я же не героиня какого-то фильма, в котором после простого драматического монолога злые люди признают свои ошибки. Это настоящая жизнь. Реальность. Подлецы никогда не испытывают сомнений и не задумываются о своих действиях. При этом такие, как я, держат рот на замке, терпят плохое обращение и тратят впустую свою жизнь, уповая на карму, а потом с горечью осознают, что ее не существует.

Вот это ночка! Я задрожала, игнорируя взгляды прохожих. Думаю, не часто они видят бегущего и рыдающего подростка. Мой телефон в сумке гудел как сумасшедший, но я решила не обращать на него внимания. Буду разбираться с последствиями завтра, когда на это появятся силы. Я все время вспоминала выражение на лице Рут, когда я упомянула про хламидиоз. Я же обещала, что никому об этом не расскажу!

Чем ближе я подходила к дому, тем тише и темнее становилось на улице. Расстояние между домами все увеличивалось, в конечном счете позволяя втиснуть между ними частные, изолированные и ухоженные лужайки. Слезы начали стихать, а плач помог выплеснуть эмоции.

Нельзя изменить прошлое. Этому меня также научили на терапии. Так что нет смысла убиваться.

Я старалась не думать о Ное, но это оказалось трудно. Ведь никогда прежде так не реагировала на парня! Я крепко обхватила себя руками, вспоминая тот момент, когда наши взгляды встретились. Может, это и бред, но я была уверена, что тогда в толпе он перехватил мой взгляд. Будто искал меня. Да, определенно бред, но мне казалось именно так. От одной мысли о нем мое сердце начинало биться, как басы в ночном клубе. Неужели я влюбилась? Нет, так дело не пойдет. Тем более он менее чем за пять минут показал себя полным придурком. Подумать только, он смеялся над чьим-то психическим заболеванием. И это с учетом того, что, по словам Лиззи, сам страдал от депрессии.

Я свернула в свой квартал и порылась в сумке в поисках ключей. Шагая по подъездной дорожке, запретила себе думать о случившемся, пока чуточку не протрезвею, а также не стану менее потной и менее эмоциональной.

Папа, как всегда, дожидался моего возвращения. Я кинула сумку на кофейный столик в гостиной, и он, опустив газету, посмотрел на меня сквозь очки в форме полумесяца:

– Как прошел вечерок, милая?

– Он прошел, – я на мгновение замолчала, – нормально.

Папа кашлянул и аккуратно сложил газету. Затем похлопал по подлокотнику кресла, приглашая меня присесть:

– Настолько плохо? Иди сюда, расскажи мне.

Я скинула вонючие балетки и свернулась возле него.

– Ну, – начала я, – у меня снова была паническая атака. Позорище!

Папа приподнял брови, но ничего не сказал. Если мои слова и расстроили его, то он об этом умолчал.

– А потом Рут сказала одному парню, будто я потеряла сознание из-за того, что посчитала его невероятно красивым. Думаю, она пыталась произвести на него впечатление, высмеивая меня.

Что тоже не удивило папу.

– Это похоже на Рут.

– Да, это в ее стиле.

Он снова поднял газету. Я прищурилась, чтобы просмотреть заголовки.

– Что происходит в мире? – спросила я скорее по привычке, чем из любопытства.

Папа встряхнул газету.

– О, знаешь, мир рушится. И так далее и тому подобное.

Я положила голову ему на плечо:

– Значит, просто еще один обычный день? Все так же наполненный мучениями?

Он улыбнулся:

– Верно.

Я наблюдала за папой, пока он читал газету. На нем был темно-бордовый шерстяной джемпер, который мама не раз сдавала в благотворительный магазин, а он потом выкупал, потому что когда-то именно такой был у Пола Маккартни. Странно ли, что мне нравился папин запах? Он меня успокаивал. И был родным.

Дело в том, что я папина дочка. Его маленькая принцесса. Как с любовью говорила мама: «Счастливая случайность». Родители не планировали заводить второго ребенка после рождения моей сестры Луизы, особенно учитывая их возраст. А потом Луиза вышла замуж и съехала, и это, думаю, их напугало. Особенно папу. Поэтому мне уделяли много внимания. Но иногда мне этого не хотелось, так как не верилось, что я когда-нибудь встречу человека, который будет так же хорошо относиться ко мне, как папа.

Меня начало клонить в сон, но мне было так уютно, что я осталась сидеть.

– Я накричала на Рут, – сказала я. – И велела впредь не использовать мои панические атаки в своих подкатах к парням.

Я замолчала, размышляя, стоило ли продолжать.

– А потом сказала парню, которого она пыталась закадрить, что у нее было ЗППП.

Вот теперь папа удивился. Он снова отложил газету и посмотрел на меня.

– Это так ужасно, – продолжила я. – Не знаю, что на меня нашло. Я просто страшно разозлилась. Она больше никогда со мной не заговорит. А какой-то парень узнал про меня все. Я чувствую себя униженной.

Я закончила речь и ждала папиного ответа в надежде, что он поделится своей мудростью.

– Так, – сказал он, – значит, просто еще один обычный день? Все так же наполненный мучениями?

И тут неожиданно для себя я рассмеялась.

Всегда приятно просыпаться воскресным утром. И первые пять минут именно так и было. Сквозь занавески проникал свет, и я с удовольствием наслаждалась теплом и уютом кровати. Но потом, конечно же, вспомнила о произошедшем. Я вскочила и отыскала телефон, который оставила в куче вчерашней одежды. Разблокировав экран, увидела девять пропущенных звонков: четыре от Лиззи, четыре от Аманды и один с неизвестного номера.

Не стоило так сбегать. Тогда это казалось эффектным и важным ходом, но сейчас я понимала, что это скорее было эгоистично и глупо. Подруги переживали за меня. Чертовски злились, но переживали. Я провела пальцами по волосам и поняла, что сегодняшний день потрачу на извинения.

По дому разлетелась трель дверного звонка, и я услышала, как мама ее открыла. Вероятно, кто-то из соседей пришел попросить молока – такой у нас был квартал, с местными интригами и уличными вечеринками.

Как же я удивилась, когда в комнату с мертвенно-бледным лицом ворвалась Лиззи.

– Так, значит, ты жива, – сказала она.

Я подняла с пола толстовку и быстро натянула ее через голову:

– Лиззи, мне так жаль…

Она перебила меня:

– Если ты собираешься извиниться за вчерашнюю истерику, то не стоит.

Я расслабилась.

– Это была самая смешная сцена в моей жизни. А выражения лиц Рут и Ноя просто незабываемы. Хотя все получилось чересчур драматично, ты имела на это право. Правда, думаю, ты сошла с ума. Как ты решилась бросить вызов Рут?! Ты смелее, чем я думала.

– Так Рут…

– Конечно, она в ярости. Но тебе ли ее винить?

– Нет, – пропищала я. – А что думаешь ты?

– Скажем так, этим утром ты не самый мой любимый человек. Почему, черт возьми, ты сбежала? И даже не потрудилась ответить на звонки. Мы думали, тебя где-нибудь пристукнули.

– Извини, Лиззи.

Она улыбнулась:

– Да ладно, к полуночи я решила, что раз твоя нервная мама до сих пор мне не позвонила, то ты добралась до дома целая и невредимая.

Я похлопала по покрывалу рядом с собой, и Лиззи присела.

«Отлично, я прощена!»

– Так что произошло после моего эффектного ухода?

Лиззи залезла на кровать подальше, чтобы прислониться к стене.

– О, это было великолепно. Мы с Амандой пытались сдержать смех, а Рут слетела с катушек. Конечно, нам пришлось согласиться с ней, когда она заявила, что ты вероломная сука.

– Замечательно. Спасибо.

– Ха-ха! Она переживет это. Когда-нибудь.

– Как думаешь, это все приведет к неловкости… в нашей компании?

Она неопределенно махнула рукой:

– Нет, все будет в порядке. Я думаю, вы квиты. То, что она сделала, было подло. И ты ответила ей тем же. Мне кажется, она поймет, что в этот раз слегка перегнула палку в своем стремлении соблазнить парня. Бедный Ной!

Я дернулась при упоминании его имени, но, к счастью, Лиззи этого не заметила.

– И как он ко всему этому отнесся? – как можно небрежнее спросила я.

Лиззи задумалась.

– Надо отдать ему должное, – сказала она. – Ной выглядел так, словно его ударили по лицу. Не думаю, что бедняга привык, чтобы кто-то так с ним общался. Господи, как же он красив! Я это уже говорила?

Я кивнула, расстроившись, что мы отклонились от темы.

– Да, просто великолепен. Молодец Мистик Мэг[5]. Так что он сделал потом?

– О! – воркующим голосом сказала Лиззи. – Ной тебя заинтересовал, да?

Я покраснела:

– Хватит!

– Ха-ха! Поппи влюбилась, – ткнув меня локтем в бок, сказала Лиззи.

– Да-да, очень смешно. Ладно, в Мидлтауне есть мужчина, чье лицо не пугает до ужаса. Но это не значит, что я влюблена в этого парня.

«Не влюблена же, правда? Не могло этого произойти. И хватит думать об этом».

– Я-то тебе верю. Одна на тысячу. Но вообще Ной хороший парень.

– Лиззи, как ты можешь такое говорить? После того, как он посмеялся надо мной и моими паническими атаками?

– Нет, не смеялся. Он просто решил, что ты потеряла сознание. Ему было стыдно, когда он узнал настоящую причину, и выпрашивал у меня твой номер телефона, чтобы извиниться.

Мое сердце перестало биться.

– Правда?

– Да. И не отставал, пока я ему его не дала.

Вот кто звонил с неизвестного номера! Я снова покраснела, но упрямо скрестила руки на груди.

– Ну ладно. Но зачем мне с ним разговаривать? – угрюмо спросила я.

– Господи Иисусе! Поппи, клянусь, ты сумасшедшая. Боже, если бы он позвонил мне, я бы облизала телефон.

Она прислонилась к стене и помахала руками перед лицом:

– И ты называешь сумасшедшей меня? Я хотя бы не мечтаю залить слюнями образец высоких технологий.

– Я думаю, он хочет загладить свою вину.

Эти слова стали спусковым механизмом для теплого сентиментального чувства. Поэтому я быстро призвала на помощь рациональную сторону своего мозга. «Я его не интересовала, он просто хотел помириться. И мне стоит позволить ему это сделать. А если я понравилась Ною?»

Я на мгновение потешила себя этой мыслью – и задрожала. Его рука на моей пояснице, эти темные глаза, смотрящие в мои, прикосновение его губ к моим…

Лиззи встала, прервав мои фантазии.

– Куда ты?

– Поеду к местным прудам, – сказала она, закинув сумку на плечо.

– Зачем?

– Мама мне рассказала, что муниципалитет чуть не осушил один из прудов – там стало так мелко, что рыба гибнет. Мама увидела это сегодня утром, когда гуляла с собакой. И я решила сходить туда, сделать парочку фотографий, добавить к ним несколько цитат и попытаться втюхать эту статью «Обсервер».

Ее трудолюбие всегда ошеломляло меня.

– Лиззи, сегодня воскресенье. Выходной день.

– Новости не отдыхают, моя дорогая, – сказала она, подражая голосу моей мамы и гладя меня по голове, как ребенка. – Тебе ли не знать.

– Ты сумасшедшая! – крикнула я, когда Лиззи вышла из комнаты.

– А ты вонючка, – отозвалась она.

Я оперлась спиной на подушку, слушая звук ее удаляющихся шагов. Затем закрыла глаза, и тут же перед ними всплыло лицо Ноя. Это надо было прекратить. Я превращалась в одержимую и начинала пугать саму себя.

– Еще кое-что.

Я подскочила и резко открыла глаза. В комнату заглядывала Лиззи:

– Позвони Рут и помирись с ней, хорошо?

И она испарилась, прежде чем я нашла что возразить.

Наконец я встала, приняла душ и принялась за ничегонеделание – обычное занятие для воскресенья на фоне легкого похмелья. Иногда я поглядывала на телефон, но новых сообщений или звонков не было. Я так и не решила, хочется ли мне позвонить Рут. Или Ною. Или обоим. Или никому.

Эта неопределенность сводила меня с ума, поэтому я решила прогуляться и надела кроссовки.

Оказавшись на улице, я поняла, что приняла верное решение. Несмотря на мнение, что наш городок унылый, было трудно отрицать красоты роскошных лужаек и клумб. Забыв о телефоне, что лежал у меня в кармане, я направилась в сторону парка. Прошла мимо нескольких соседей, сидевших на корточках в своих палисадниках и раздраженно и нетерпеливо ухаживающих за безупречными цветочными грядками и подстриженными кустами. Мимо детей, катавшихся на велосипедах по дороге, которая всегда пустовала по выходным. Мимо огромных машин, которые парами стояли на подъездных дорожках, отдыхая перед полной опасностей поездкой до школы в понедельник.

Затем резко свернула влево на слегка заросшую дорожку, вдоль которой с двух сторон росли деревья, образовывая зеленый тоннель. Я так часто ходила по этой тропинке, что точно знала, когда поднимать ноги, чтобы не угодить в крапиву. Дорожка стала круче, и я сняла джемпер, после чего завязала его вокруг талии, с надеждой размышляя как дура о том, что никто не увидит мое преступление против моды. Наконец вынырнула на потрясающий дневной свет. И добралась до своего любимого места.

Для остальных это место было ничем не примечательным – обычная полянка, на которой собачники выгуливают своих подопечных, а четырнадцатилетние любят выпить бутылку сидра и пообжиматься. Но мне здесь нравилось по нескольким причинам. Первая – прекрасный вид. Поляна находилась на возвышенности, поэтому отсюда все казалось крошечным, будто перед тобой игрушечный город. Любая глупая проблема, которую выдумал мой мозг, тут же отступала, как только я садилась на единственную скамейку и смотрела вниз. В отдалении можно было разглядеть посадочную полосу аэропорта, а также взлетающие и приземляющиеся самолетики, набитые до отказа людьми.

Еще мне нравилось, что об этом месте мало кто знал. В Мидлтауне было достаточно парков и лесопарков, приведенных в порядок на пожертвования местных жителей. При малейшем намеке на солнце туда приходили мамы с колясками, папы с футбольными мячами и подростки с барбекю. Но здесь обычно никого не было. Мне казалось, я была хозяйкой этого места. И лишь изредка делилась им со странным бродягой или собачником. Это было мое собственное небольшое пространство, где я могла посидеть, поразмышлять и попытаться разобраться в проблеме, которая в тот момент занимала мои мысли, вдали от гиперактивной мамы и тесной спальни.

Сегодня проблем было две: Рут и Ной. Здесь, наверху, у меня было достаточно времени, чтобы обдумать вчерашние события. Решить проблему с Рут было легко. Для этого надо лишь вымолить прощение и пару дней позаискивать перед ней. Я была уверена, что она не извинится передо мной. Но ведь так устроен мир, верно? Я могла дружить с Рут только при условии, что даже не надеялась отыскать у нее совесть.

Вздохнула, разблокировала телефон и набрала ее номер.

Раздались гудки, я услышала голос Рут:

– Я с тобой не разговариваю.

Я всматривалась в пейзаж подо мной. И решила, что могу справиться с этим… здесь, наверху.

– Да ладно, Рут, мне жаль.

– Черт возьми, так и должно быть! Меня никогда так прежде не унижали.

Ее никогда так не унижали? Ее никогда так не унижали? Мои щеки покраснели от ярости, но мой голос остался спокойным. Злость не решит проблему.

– Я же сказала, что мне жаль. И это правда.

Задумавшись, она немного помолчала.

– Да, думаю, ты просто позавидовала, что мы с Ноем так хорошо поладили, – наконец сказала она.

Я сглотнула:

– Возможно. Наверное, поэтому.

Я пыталась говорить без сарказма, и мне это почти удалось.

Она ухватилась за мое признание как адвокат защиты:

– Так ты признаешься, что он тебе нравится?

«О господи! И зачем только я позвонила?»

– Такого я не говорила. В смысле да, он хорошо выглядит и все такое. Но мне не удалось узнать его получше.

– Не думаю, что ты в его вкусе.

Рука, держащая телефон, затряслась.

– Почему это? – тихо спросила я.

– Ну не думаю, что ему нравятся угрюмые и язвительные. Мне кажется, такому, как Ной, нравятся дерзкие девушки.

«Ну конечно».

– Такие, как ты, Рут?

– Возможно, – со злостью ответила она. – Хотя вряд ли мы теперь об этом узнаем, да? После того, как ты рассказала ему, что у меня было ЗППП, как у какой-то шалавы.

Я переложила телефон к другому уху. Скорее бы это закончилось.

– Рут, я же сказала, что мне очень жаль. Просто я позавидовала тому, как легко ты знакомишься с парнями, и распсиховалась. Надеюсь, мы снова друзья.

Еще одна выдержанная пауза.

– Да. И не поступай так больше, хорошо?

«Какое облегчение!»

– Вообще-то, – продолжила Рут, – мне не нравится этот Ной. Мне он показался самовлюбленным.

Я чуть не рассмеялась. Честно говоря, таких людей, как Рут, мне не понять. Ей уже никто не верил. Но ее самоуверенности можно только позавидовать.

– Согласна. Самовлюбленный. Во сколько ты завтра идешь в колледж?

Мы поговорили еще несколько минут, вернувшись к привычным темам, а потом я повесила трубку. С облегчением откинула голову и вдохнула свежий летний воздух. Я думала, она намного дольше заставит меня страдать. Может, какой-нибудь ее частичке было стыдно. А потом я громко рассмеялась над своей наивностью, напугав проходящего мимо собачника.

Разобравшись с Рут, я переключилась на Ноя. В моей памяти сразу же всплыло воспоминание: сжатые челюсти и сосредоточенный взгляд, когда он посмотрел в мои глаза. Я решительно оттолкнула его в сторону, намереваясь позже разобраться в этих эмоциях и разложить их по полочкам.

Я предполагала, что когда-нибудь это произойдет. Ведь должен здесь быть хотя бы один парень, который, не достигнув девятнадцати лет, был хорош собой. Но меня беспокоила сила моего влечения. Я только повстречала его, а уже не могла выкинуть из головы. По-моему, здесь два варианта развития событий. Первый и самый реалистичный: он с трудом меня вспомнит, не говоря уже о каких-то эмоциях, и я почувствую себя отвергнутой и несчастной. Или второй: он влюбится в меня, потом поймет, что я не подхожу ему, бросит ради какой-нибудь красотки, и я почувствую себя отвергнутой и несчастной. Так что есть только один выход: перестать думать о нем. У меня сейчас нет моральных сил, чтобы справиться с предательством парня. Моя голова уже и так слишком занята – пытается предотвратить обморок.

Нет, я не позволю себе влюбиться в него. Или в кого-нибудь еще. Я не готова.

Приняв это решение, я почувствовала себя лучше. Затем понаблюдала, как самолет исчез в тонком слое облаков. Солнце начало садиться, поэтому я не спеша пошла по поляне, напоследок наслаждаясь пейзажем. А потом, убедившись, что никто не смотрит, вприпрыжку побежала в сторону дома.