Читать книгу Запертый - И. Ринкин - Страница 3

Открыв глаза, я не сразу понял, где нахожусь. Качающиеся стены вокруг, белое небо. Какое-то красное пятно. Пятно зашевелилось – это моя рука. Так, а почему красная? Я поднёс руку ближе, подвигал пальцами, что-то липкое. Кровь. Стены постепенно оформились в коридор, белое небо – в потолок. Значит, я в своей квартире и не умер. Приподнявшись на локте, я окончательно открыл глаза. Голова отозвалась резкой болью, когда я осторожно нащупал ноющую шишку. В углу лежало что-то зелёно-бежевое. И тут мне захотелось ослепнуть, чтобы больше никогда не видеть то, что возникло у меня сейчас перед глазами. Диана лежала на полу, развернув в сторону голову, будто отвернувшись от меня. От виска по бледной прозрачной коже тянулась струйка запёкшейся крови. Светлые волосы разметались по паркету, и кое-где в прядях также просвечивала кровь. Я встал. Значит, всё это не было бредом. Я убил девушку. В голове заныла мысль: нет! Ты убил свой Страх!.. Я убил Диану!.. Нет, ты спас себя! Если бы она уехала, ты бы задохнулся в своей квартире. Я убийца!!! Нет, ты сильный, а вовсе не слабак. Ты не хотел убивать Диану, ты набросился на свой Страх, чтобы, наконец, прикончить. Может, она всё-таки жива? Надо срочно вызвать «скорую». Я дёрнулся к своей комнате за мобильным, но на полпути вернулся назад. Подошёл ближе к Диане, чуть наклонился, прислушался. Нет, не дышит. Посмотрел на грудную клетку – неподвижна. Я туго соображал, голова кружилась, мысли склеились в один комок. Надо нащупать пульс. Сжав зубы, осторожно дотронулся до кисти Дианы. Холодная. Я отскочил. Мои руки затряслись. Всё, больше не прикоснусь к ней. И так ясно. Мертва. Значит, звонить в полицию. Я, шатаясь, пошёл по коридору в свою комнату.

Мой мобильный лежал на столе. Надо набрать всего три цифры: 112. А дальше приедет полиция и заберёт меня из этой комнаты, чтобы посадить в другую тюрьму, или в психушку, это уж как повезёт. Что я наделал?! Ледяные пальцы замерли над мобильным. Паника выворачивала мне все внутренности. Я не хотел её убивать, я любил Диану! Но теперь буду гнить в тюрьме или дурдоме… Для ЭТОГО я убил свой страх?!! А может… Если…Наглая мысль обожгла меня. Если спрятать тело. Никто не знает, что Диана ко мне приходила. Никто не будет её искать. По крайней мере, сразу. Родителей нет. С работы она уволилась. Подружки? Наверняка, она сообщила им, что уезжает. Парень…Ну…он не знает, что она взяла билеты и собиралась к нему ехать. Мысли, одна за другой, долбили мою голову… Ты сволочь. Звони в полицию! Живо! Я тупо уставился на экран телефона. Чьи-то не отвеченные вызовы.

Громкий звонок в дверь ударил меня по голове. Я перестал дышать. Замер. Может, мне показалось? Мой воспалённый мозг уже на пределе. Тишина. Я уже собирался выдохнуть, как звонок резанул по ушам снова. Кто это?! Полиция?! Наверное, соседи услышали крики Дианы и вызвали. Но эти люди даже не знают, что я существую. Я уверен, что и соседи соседей никогда не узнают друг друга, столкнувшись на улице. В больших домах всегда так. Всем по барабану. А уж вызвать полицию…Вряд ли…Звонок. Очень длинный. Точно полиция. Я сделал несколько шагов. Воздух в комнате вдруг стал густым, как сметана, и мешал мне идти. Я медленно шёл по коридору. Непослушные пальцы дольше обычного возились с замком…

На меня смотрело взволнованное лицо подруги матери. Как раз той, что ругалась с мамой когда-то из-за меня. Татьяна Сергеевна поднесла руку к звонку, чтобы ещё раз нажать.

– Ох! Наконец-то, Кирилл.

Какого рожна её принесло именно сейчас?! Я стоял на негнущихся ногах, приоткрыв дверь, и с ужасом думал: ещё пара сантиметров и…мне конец. Она всё увидит. Мне хватило мозгов спрятать за спину правую руку, на которой до сих пор сохранились кровавые следы моего преступления.

– Я уже разволновалась! Так долго не открывал!

Татьяна Сергеевна замолчала и вопросительно уставилась на меня. Не только её глаза, но даже нарисованные брови цепко осматривали моё тело сантиметр за сантиметром.

– Здравствуйте, Татьяна Сергеевна. – Я постарался контролировать свой голос.

– Два раза набирала тебя на мобильный, ты не отвечал! Хотела предупредить, что заскочу вечером. Была в магазине, тут недалеко.

Она дёрнула рукой, в которой держала большой пакет, показывая, что он тяжёлый. Затем уверенно шагнула ко мне.

– Возьми, Кирюша. Тяжело. Что мы в дверях-то стоим?

Я не шелохнулся, только сильнее вжался в дверь, сердце провалилось. Глаза и брови продолжали меня сверлить.

– Ты какой-то странный. Всё в порядке?

Надо её спровадить. Не стой, как истукан. Чёрт, зачем она так сильно красит брови?!

– Я…не один. Извините, Татьяна Сергеевна, вы не совсем вовремя.

– Да?..

Брови напряглись, но потом мигом расслабились.

– Поняла, поняла, – она понизила голос. – Девушка?.. Я потом зайду. Созвонимся, хорошо?

Хорошо, хорошо. Только, уходи же ты, наконец. Вместе со своими бровями.

– Конечно, Татьяна Сергеевна. Я вам позвоню.

– Рада, что у тебя всё в порядке, – она улыбнулась.

Я устало кивнул.

– Познакомишь нас потом? – Татьяна Сергеевна, с любопытством, подмигнула.

Она когда-нибудь уйдёт?! Почти год не заходила, и тут нарисовалась. Никогда ещё разговор не казался мне такой пыткой.

– Да, возможно. Всего хорошего, Татьяна Сергеевна.

Она, наконец, развернулась и поплыла по лестничной площадке в сторону лифта. Я судорожно захлопнул дверь.

Стараясь не смотреть на лежащую в углу Диану, я прислонился к стене. Так, и что теперь? Звонить в полицию? Почему тогда я не пустил Татьяну Сергеевну? … Надо спрятать тело. Не хочу в тюрьму. И как я это сделаю?!… Нужно дождаться ночи, во-первых. На улицах вымрет вся жизнь, и я смогу выйти. Во-вторых, в трёх кварталах от дома есть заброшенный парк, там тихо и пустынно. Но… разве я пройду один так далеко?! Ведь… Прекрати наматывать сопли! Ты убил Страх, он больше не будет уродовать твою жизнь. Значит, сможешь! Выйдешь! Надо будет, поползёшь!! Ты ведь не хочешь в тюрьму?!! И потом, ночью нет той суеты и шума, который так пугал меня днём…Мысли кусали меня, как злые пираньи отрывают от жертвы куски плоти. Можно дойти до парка и… похоронить Диану там. Я взмок. Дурацкая идея! Я, что, понесу труп прямо по улице до парка?! Машины у меня нет… Стоп! Велосипед Дианы до сих пор стоит внизу у моего дома. Надо срочно поднять его в квартиру. Что, если обернуть тело Дианы ковром, который покрывает сейчас мамин диван? А потом… привязать его хорошенько к велосипеду. Так я смогу довезти тело до парка. Господи, как быстро я превратился в омерзительного ублюдка, обдумывающего свой грязный план!

Пол рядом со мной завибрировал. Я инстинктивно отскочил. Что ещё?! Вибрации исходили от светло-бежевой куртки, которая валялась в стороне от Дианы. Она так и не успела её надеть. Ясно. Это телефон в кармане. Кто-то ей звонит. Надо посмотреть. Я потянул за рукав вибрирующую куртку и достал мобильный. Светло-зелёный чехол. Да, зелёный был её любимый цвет. На экране высветилось мужское имя. В каком-то отупении я разглядывал каждую букву. Телефон затих. А где сумка Дианы? Надо забрать все вещи, по которым её можно опознать. Я оглядел вешалку. Вот она. Маленькая тёмно-коричневая сумочка на длинном ремешке, чтобы было удобно перекидывать её через плечо, а на спине у Дианы всегда висел огромный курьерский рюкзак-короб с продуктами. Перед глазами сразу возник хрупкий силуэт девушки на велосипеде с большим коробом за спиной. Я затряс головой, чтобы прогнать режущие до костей воспоминания. Расстегнув молнию на сумочке, я выудил ключи, щётку для волос, кошелёк, какие-то чеки. Паспорт, карточки…

Из мобильного Дианы ворохом посыпались беспокойные СМС-ки. Это были сообщения от того мужского имени, буквы которого недавно светились на экране. Понятно. ОН. Я никогда не лез в чужую жизнь и не копался в чужом шкафу. Теперь придётся, иначе этот парень будет запихивать свои сообщения в её мобильный, пока тот не лопнет. Я прикоснулся к экрану.

«Как ты, солнышко? Перезвони, когда сможешь».

«…Ты очень устала?».

«Ты ещё не решила, когда возвращаешься? Я жду. Очень жду. Давай, думай, скорее».

«Ты так занята, что не можешь перезвонить?»

Вот идиот. Он всегда так пишет? Бессмысленные слова. Ни о чём. Телефон опять нагло затрезвонил. Я с ненавистью уставился на четыре буквы мужского имени, которые ухмылялись мне с экрана. Каждая из них била током и ослепляла меня. Злость постепенно проясняла мой мозг, заставляя его работать всё более чётко. Не будь этого кретина, ничего бы не случилось.

Сложив содержимое сумочки обратно, я провёл рукой по карманам Дианиной куртки. Пустые, только мандарин. Смешная, зачем таскать мандарины в карманах? Теперь она уже никогда его не съест…Её мобильный звонил, не переставая. Надо заткнуть этого красавца. Подождав, пока утихнет очередной звонок, я быстро отстучал сообщение:

«Привет. Извини, что не отвечала. Не звони мне пока больше. Я должна подумать. Не уверена, что хочу возвращаться к тебе. Во всяком случае, точно не сейчас».

Мне очень захотелось разбавить свой ответ чем-то едким и колким, но я сдержался. Парень и так напряжётся, а он не должен ничего заподозрить. Сообщение улетело. Телефон, помолчав несколько секунд, разразился новыми истошными звуками. Я швырнул его на пол, мечтая, чтобы он разбился в пыль.

Потом сгрёб вещи, сумку, телефон Дианы в охапку и отнёс в свою комнату. Надо, наконец, вымыть руки. Пока струя воды заботливо смывала кровавые следы, обнажая царапины, я уставился в зеркало. На меня смотрело чьё-то чужое лицо. Измотанное, с покрасневшими и отупевшими глазами… Она ведь кричала, когда я её убивал. Была в ужасе, как за считанные секунды я превратился в зверя, грызущего её. Таким меня и запомнила. Чудовищем с искажённой мордой. И ничего теперь не исправить. Я закрыл кран. Апатия и усталость. До ночи ещё есть время. Надо поспать. Силы мне ещё понадобятся… Стоп. А Диана? Она ведь до сих пор лежит ТАМ, в коридоре. Перенесу её пока к маме на диван. При мысли, что придётся прикасаться к ледяной коже Дианы, меня снова начало потряхивать.

Я быстро зашёл в мамину комнату и сдёрнул со старого дивана ковёр, в который собирался завернуть потом Диану… Мама, мама. Почему я не могу положить голову тебе на колени и расплакаться, как ребёнок? Так хочется убежать в прошлое вместе с тобой.

Мама осталась там, во вчерашнем дне. И в позавчерашнем. Два года, как её не стало. Больше всего меня потрясло, что вещи как прежде стояли на своих местах, за окном продолжали жить и двигаться люди, ничего не изменилось, а она исчезла. Вечером мы, как всегда, выпили вместе чаю, я отправился к себе заканчивать срочную работу, а мама поливала цветы. Она была просто помешана на всех этих бегониях, геранях, петуниях. Пёстрые облака из цветов заполняли все наши подоконники, полки, шкафы. Утром я уже не услышал привычного для меня «доброго утра» и «свари кофе, сынок». Мама ушла во сне, тихо, на цыпочках, от остановки сердца. Она всегда старалась всё делать тихо и незаметно, никого не беспокоя. Особенно меня. И никогда не жаловалась, если ныло сердце, охраняя мой покой. Я был эгоистом, зацикленным на своей фобии, и больше ничего не видел вокруг. Я понял это только, когда она уснула навсегда.

Я всегда посмеивался: зачем ей столько цветов? Квартира – это не клумба. Мама родилась в деревне, на юге, весной утыкалась носом в цветущую медово-снежную черёмуху, летом – в напитанные жарой ягоды вишни. В городе воздух казался ей «безвкусным». Она всегда говорила:

– В моей деревне воздух можно размешивать ложкой и есть. Настолько он густой и ароматный.

Когда она рассказывала о своей Родине, её глаза светились нежностью и теплом. Я был один раз в той деревне семилетним мальчишкой, ещё до моей болезни. И тогда папа был с нами. Я бежал по ковру из травы, растопырив руки в разные стороны, изображая самолёт, и ничего не боялся. Совсем чуть-чуть и я бы взлетел, но, как назло, врезался в яблоню, вставшую на моём пути. Огромная ветка сурово полоснула меня по лбу. Я рассвирепел и дал ей сдачи: повис на ней всей тяжестью своего детского тела, пока она с болезненным стоном не надломилась. А после ещё пинал и пинал её ногами. Правда потом, успокоившись, я здорово перепугался, что мне влетит от мамы. Это была старенькая яблонька, которую когда-то посадил её дед. Она так и называлась – дедушкина. К вечеру вся эта история выветрилась из моей головы, которая была заполнена до отказа солнцем, цветочно-фруктовыми запахами и пением цикад. Я ловил брызги в тазике с холодной водой, делая вид, что умываюсь, когда ко мне подошла мама.

– Кирилл, зачем ты сломал яблоню?

Я продолжал разбрызгивать воду, лихорадочно придумывая свою версию событий.

– Это… не я. Это…соседские мальчишки.

Мама внимательно посмотрела на мой расцарапанный лоб.

– Ты их видел?

Я уверенно кивнул. Хотя понятия не имел, есть ли поблизости ещё дети, кроме меня. Вся молодёжь давно уехала из деревни, остались, в основном, старики. Так любила повторять мама.

– Хорошо. – Мамины губы вытянулись в жёсткую прямую линию. – Передай мальчишкам, если увидишь: я очень расстроилась, когда они сломали дедушкину яблоню, но ещё хуже, что они струсили и скрыли это от меня.

Она развернулась, чтобы уйти. Я никогда раньше не видел её такой чужой и печальной. Скорее, скорее, надо стереть с её лица эту пугающую грусть! Я кинулся к ней, поймал за пальцы и сжал их в своей ладошке.

– Прости, – и расплакался.

Мама прижала меня к себе и обняла.

– Мы все ошибаемся. Но выбирая ложь вместо правды, ты не исправишь ошибку.

Я знаю, мама очень хотела туда поехать, когда я уже вырос. Ведь её сердце осталось там, в яблонях и медовом воздухе. Из-за меня она всё время откладывала свою поездку. После неудачной попытки вылечиться у психиатра и позора перед Леной, я провалился в жёсткую депрессию. Однажды, собрав в кучу все оставшиеся таблетки, выписанные мне врачом, я мигом отправил их в рот, наивно полагая, что смерть наконец-то избавит меня от агорафобии, а заодно и от уродливой жизни. О маме в тот момент, я, конечно, не думал. Она спасла меня, заставив выпить очень много отвратительно тёплой воды, которая до отказа заполнила моё тело и, спустя несколько минут, вызвала спасительную рвоту. Хотя, со временем, я почти забыл о своём глупом поступке, она помнила и боялась оставить меня одного даже на несколько дней… Мама, мама, я виноват, что ты больше так и не вернулась туда, где всегда билось твоё сердце.

После похорон я долго не мог заставить себя разобрать вещи в её комнате. Хотелось оставить всё, как есть. Я чувствовал, что мама до сих пор ещё здесь, в этих стенах. Смятое одеяло на разобранной постели, фотографии на полках, очки, вложенные в книгу вместо закладки. И цветы, которые я изо всех сил поливал, стремясь продлить мамино присутствие. Хотя они недолго протянули без своей хозяйки, осталось только пару горшков на подоконнике…Вещи в квартире никогда не бывают сами по себе, в них навсегда остаётся частичка души их владельца. Именно поэтому мама никогда не выбрасывала старый ковёр, которым аккуратно покрывала свой диван, хотя я много раз настаивал и даже требовал выкинуть этот пылесборник. Ковёр достался маме от бабушки, которую она почти не помнила. Но глядя на ковёр, мама, вероятно, сразу представляла себе её образ.

Я стоял в замешательстве около дивана и сжимал в руках этот ковёр, который позже собирался обернуть вокруг тела Дианы. Взъерошивая жёсткие ворсинки беспокойными пальцами, я, мысленно, возвращался к ужасу, ожидающему меня в коридоре…Прости меня, мама. В этот раз я сломал не ветку, а жизнь другого человека. Да, ложью не исправишь ошибку, но я ещё могу спасти себя. Если позвоню в полицию, будет уже две сломанных жизни. Понимаешь, мама?! Ты ведь не хочешь этого?! Я с вызовом посмотрел на молчаливые стены. Легко спрашивать совета у человека, который уже никогда не ответит… Я услышал только своё тяжёлое прерывистое дыхание и поскорее вышел из комнаты.