Читать книгу Живым не дамся смерти. 1. 1/2 - И. Сотников - Страница 4

Финишная прямая

Мало освещённые места, ну и тем более и без всякого освещения закоулки жизни, вызывают чаще всего чувство инстинктивной, ещё называемой допотопной, тревоги. Ведь всякая неизвестность и незнание того, что тебя ждёт, вызывает в человеке чувство напряжения, страха и особого внимания к собственной безопасности, которой, есть своя вероятность того, что угрожает вот эта, стоящая в темноте неизвестность. В которой, как правило, предпочитают скрываться и ею прикрываться различные дурные люди, склонные жить за чужой счёт и к тому подобным, угрожающим вашей безопасности вещам.

Ну а уже то, что вот такие места существуют, говорит о том, что их лучше обходить стороной и поскорей, когда ты, так уж вышло, решил срезать путь через подворотни, через эти задворки публичной жизни. И как выясняется, то ты не для себя срезал путь к какой-то цели своего сегодняшнего дня, а для кого-то другого, в очередной раз, через тебя убедившегося в том, что спешка редко к чему хорошему ведёт, а вот настойчивое ожидание своего шанса, всегда пополнит твой багаж знаний о людях и тем, что им никогда не жалко при встрече с вами (этими людьми злодейской наружности) на вот таких безлюдных и пасмурных дорогах жизни.

Так что стоящий в глубине одного из ответвлений этого грешного для многих пути по задворкам жизни автомобиль, время от времени освещаемый изнутри небольшим огоньком выкуриваемой сигареты, однозначно вызвал бы тревогу и в некоторой степени испуг у проходящего мимо него человека, итак спешащего и придерживающегося сейчас только одной мысли: «Какого меня дёрнул чёрт, срезать путь через эту подворотню?!». А как только он обнаружил этот затаившийся в глубине проулка автомобиль, да ещё и с присутствием там людей, то его, естественно, пробило на дальнейшее повышение ставок своего страха, подкинувшего идею о том, что это по его душу в этом автомобиле затаились злодеи, и теперь куда он точно не опоздает, так это на тот свет, путеводной звездой для которого служит единственное стоящее здесь освещение в виде Луны.

– А ведь осталось всего ничего, – весь в себе взмок этот заплутавший в себе и в своём не таком уж как оказывается геройском и отважном сознании прохожий, решивший одним наскоком продемонстрировать в себе мужество, проскочив окольными путями через тернии изнанки жизни до парадной всё той же жизни, находящейся сейчас очень к нему близко, практически в визуальной видимости, о чём он и попытался себя укорить и обнадёжить одновременно, – вон уже виднеется набережная, где ничего не подозревая о том, что творится в этом закоулке жизни, – а здесь и ограбить и убить могут запросто, а уж говорить об личностном унижении и не приходиться, – спокойно прохаживается праздная публика. Для которой тоже насилие над чьей-то личностью будет не трагедия или преступление, а один из тех факторов жизни, который представляет развлечение, и ты сам виноват, что не был осмотрителен и осторожен.

И на этих мыслях, подловленный вспышкой сигаретного огонька в салоне автомобиля на своей слабохарактерности и испуге прохожий, с последней надеждой смотрящий на набережную, проглядывающуюся сквозь деревьев этого проулка, которыми он оберегаем и скрываем от солнечных лучей, и который сейчас освещает лунный свет, а также фонарное освещение, собрался уже было принять неизбежное – отдаться воле своей судьбе, а это, как минимум, слом всего в нём того, что его отождествляет и характеризует как человека, – выйдут сейчас громилы из автомобиля и наведут в нём порядок по собственному усмотрению, – а максимум, всё тоже самое, но только через переезд через него автомобиля, – что с ним цацкаться, переехал и забыл, – как со стороны набережной доносятся звуки голосов, и… Было падший прохожий, вернувшись к жизни, решил, что этих громил, не таких уж и резвых и бесстрашных, спугнули от их злодейских замыслов в его сторону, и он, вдохновлённый надеждой на спасение, изо всех сил рванул вперёд к своему спасению.

Чего между тем и не заметили находящиеся в салоне этого автомобиля люди в количестве двух единиц, где каждый из них занимался прямо противоположным друг другу делом. Так сидящий на водительском месте человек, через призму руля всё больше посматривал в свои впереди лежащие отдалённости и выступал в качестве слушателя, тогда как сидящий на пассажирском месте человек, через затяжку другую сигареты, которая и внушила столько страха прохожему, раскрыв перед ним нахождение в автомобиле людей, занимался тем, что разглагольствовал на может показаться, что отвлечённые темы, служащие лишь для того, чтобы скрасить их ожидание некоего события, ради которого они здесь и собрались. Ну а судя по тому, что право голоса было у сидящего на водительском сиденье человека, то инициатива сюда их прибытия исходила от него.

– Что есть смерть? – задался одновременно гипотетическим и риторическим вопросом человек с пассажирского места, этим вопросом выдавая себя может и за киллера. На этом месте он сделал глубокую и так необходимую для всех находящихся в салоне автомобиля людей паузу, чтобы осмыслить им сказанное, здесь он с помощью сигареты осветил не просто место их нахождения, а он таким образом как бы подсветил тот млечный путь, который ведёт к пониманию той загадки бытия, которую он затронул своим вопросом, и им только и осталось раскрыть пошире глаза на то, что само идёт им в руки.

А учитывая то, что субстанция рассматриваемого им вопроса крайне деликатного слоя конституции и требует для себя очень и очень бережного обращения, то ответом на этот его вопрос может быть только молчаливое поддакивание его собеседника, от кого только одно требуется, быть очень осмотрительным на свои слова и действия, и внимательным к каждому его слову человеком. А уж рассказчик, пассажир только номинально этого транспортного средства, а так-то он ведущий (киллеры всегда ведут свой объект и определяют как ему дальше жить: в основном, конечно, не жить, но бывают свои исключения), уж знает, что на этот свой, уж не зря риторический вопрос ответить. К чему он и приступил, как только выдохнул из себя огненный жар никотинового дыма.

– А если быть более точней, чтобы правильно подойти к разгадке этой дилеммы жизни, как я называю этот последний институт человеческого права, то, чем характеризуется смерть, это состояние человеческой душевной и физической обездвиженности, кроме всех очевидных параметров констатации фактов смерти? Что есть главная характеристика этого безвозвратного ли состояния? – задался вопросом пассажир автомобиля, сурового вида и наружности киллер, в очередной раз подсветив свою мысль огоньком сигареты.

На что с той же очередностью следует ответ тишины человека с водительского места, и значит отвечать придётся пассажиру.

– Как бы это непротиворечиво моей последней мысли не звучало, но именно необратимость процесса, отсутствие выбора, есть та главная черта, характеризующая смерть. – Сделал вывод пассажир автомобиля, киллер по своему служебному функционалу, к которому он относится с долей философии, а иначе не добьёшься от себя полного хладнокровия и механичности при выполнении заказа. Что запросто может привести к сомнению в душе и дрожи в пальце, лежащем на спусковом крючке. И как итог, киллер, не изживший и не вытравивший в себе человечность, которой всё-таки ещё свойственно сопереживание и сердечный отклик на человеческую беззащитность и горемыкость, в самый последний момент, когда прицел снайперской винтовки будет наведён на цель, дрогнет и не нажмёт на спусковой крючок, подводящий жизненный итог какого-нибудь типа, объекта заказа киллера, ставя на нём жирную точку.

А всё это случится всего лишь потому, что этот объект, на который поступил заказ у киллера с ником для связи и заказов на фрилансе Мефисто, с виду боров боров и сукин сын, кого отправить в утиль даже руки чешутся, вдруг ни с того ни с сего проявил заботу и участие в судьбе драного дворового кота, судя по раскошмаренному виду которого, то он даже среди своих собратьев, дворовых котов, числился изгоем. И ему только осталось с разбега попасть под автомобиль, и на этом, наконец, успокоиться.

Но тут к полной неожиданности и изумлению, как этого драного кота, так и наведшего на объект своего слежения киллера Мефисто, этот его заказ, уже находящийся в полушаге от своего итогового финиша, не проходит мимо этого драного кота с вечно им задранной башкой и с беспрецедентным самомнением, а он его не просто замечает, а он его к себе привечает, откуда-то им вынутым куском колбасы. И у этого объекта заказа киллера Мефисто, одного из самых жестоких и опасных преступников, как это сейчас видит Мефисто, в лице проявляется человечность и надежда на то, что с ним не всё так однозначно и окончательно ясно, как за него решили заказчики его устранения.

Что в тот же миг достучалось до сердца киллера Мефисто, у кого был ещё один важный недостаток или бзик для вот такой его сложной для понимания некоторых людей профессии – он не отрёкся от веры, и это не дало ему нажать на спусковой крючок и поставить жирную точку на этом субъекте.

– Он дал шанс всеми гонимой и обрекаемой на смерть своими сородичами твари, – глядя на то, как этот тип взял на руки этого драного кота, ничуть не тушуясь перед тем, что он его перепачкает, рассудил киллер Мефисто, – и неужели я хуже его в сто крат, не дав ему шанс на жизнь. – А вот такая философия для киллера приводит к большим осложнениям и сложностями с заказчиками. Заплатившими киллеру за устранение своего конкурента, а не для того чтобы их заказуемый их опередил, перекупив контракт на убийство у киллера Мефисто, таким, самым обычным среди людей его профессии образом решивший решить все эти возникшие у него проблемы с заказчиками, обратившись с заказанному ими человеку.

– Неотвратимость на твой счёт решения итоговой комиссии, как акт того же возмездия, который приводит в исполнение смерть, есть по своей сути приговор жизни человека. – Продолжил свои философские рассуждения киллер Мефисто из его резюме со странички соискателя свободных вакансий, чьей целью на этот раз было скоротать время, а не оправдать свою смену заказчика без предварительного его уведомления, – в таком деликатном, с большим риском вопросе, нужно действовать очень быстро, как правило, ставя перед фактом изменения своих планов бывших заказчиков, чтобы они не успели и сами перезаключить контракт с кем-то на стороне, на этот раз заказав самого киллера. – И тут возникает вопрос. Какие стоят за смертью силы, способные побеждать жизнь? И так ли это на самом деле, как нам видится, если жизнь раз за разом вступает в свои права, подвигая в сторону сомнения всесилие смерти с рождением нового наследника жизни? И не есть ли смерть обратная изнанка жизни, со всеми её характеристиками, только с противоположным знаком, и наоборот? – задавшись этой порцией вопросов, киллер Мефисто делает паузу на перекур, после чего берётся за разгребание этих вопросов.

– А если смерть является инструментом перезагрузки жизни, то тогда многое становится ясным и многое становится на свои места. – Делает первый вывод Мефисто, после чего следуют один за одним другие открытия. – И тогда получается, что неотвратимость смерти не такая уж и незыблемая истина, и на вынесенный смертью приговор жизни можно подать апелляцию в деле пересмотра всего этого решения или хотя бы с расчётом на отсрочку.

– У меня слишком много денег, и поэтому нет особых причин для моего раннего ухода из жизни. И если в моём организме будут обнаружены сбои, то для меня нет больших проблем найти для себя какую-нибудь запчасть, которая вышла из строя. – С вот такой точки зрения будут выстраивать свою защиту люди, через свои огромные капиталы теряющие в себе связь с реальностью, которая, как правило, сопровождает собой уход их из жизни.

– Я слишком молодой, чтобы умирать. – А вот такая наивность встречается в подростковой среде.

– Я ещё толком не пожил и мне ещё рано. – А такой ответ приводит средняя статистика.

Что же касается киллера Мефисто, то у него на этот счёт имеются совершенно свои мысли. – И такими формальностями занимаюсь я и моё агентство возврата. – А вот так достаточно интересно изъясняется киллер Мефисто, таким образом обрисовывая ситуацию вокруг себя и того агентства, которое занимается …А вот чем оно занимается точно, то об этом может сказать только Мефисто. Что он и начал делать.

– Мы находим аргументы для стороны обвинения, которые бы позволили нашему клиенту просить отсрочки исполнения для себя итогового приговора. Который, конечно, никто не оспаривает, – он есть винтик в работе системы образования жизни, – но вот сроки его приведения в исполнение, это всегда спорная вещь. И чем весомее будут наши доводы и аргументы, то тем больше шанса у наших клиентов на отсрочку. И вот этим сбором этой информации наше агентство и занимается. – На этом месте Мефисто вновь сделал паузу, но на этот раз не для того, чтобы огоньком сигареты осветить путь к ответу на этот его вопрос, завуалированный под некое открытие, а он придвинулся к своему больше слушателю, чем собеседнику, и с этого расстояния заговорил.

– И здесь мы разбираем не только одни обстоятельства и факты жизни нашего подзащитного, кому вынесен приговор, а мы также рассматриваем побудительные мотивы для приведения этого приговора в ускоренном виде самой исполнительницей этого приговора, смертью, как можешь понять, то не всегда объективно рассматривающей представленное жизнью дело. – А теперь сидящему на водительском месте человеку стало понятно, зачем и к чему были произведены все эти движения киллером Мефисто, аватаром его этой реальности – он делился с ним конфиденциальной информацией. При этом для находящегося на водительском месте человека было назначено конспиративное имя Вектор. И как понял Вектор с этого момента, то это имя было не слишком уважительного характера, и оно полагалось для новичков. Кто ещё в этой жизни не определился никак и совсем. Вот и они, все новички, и крутят своей головой и ведут себя туда, куда дует чья-то мысль. И пусть они будут благодарны уже за то, что их флюгером не назвали. Что было бы более точно и верней.

На этом выражении Мефисто зафиксировал своё понимание Вектора, вернулся обратно к себе и дальше заговорил. – Профессионализм смерти, этого подрядчика судьбы, характеризуется одним ёмким выражением – перед ней все равны. – Здесь Мефисто зафиксировал свой взгляд на Векторе, и не обнаружив в нём спорных движений души, заговорил дальше. – При этом никто не обращает внимание на это выражение. Которое между тем указывает на узкую квалификацию смерти. Она мерит, отмеряет жизненный срок и заключает договор с некоей душевной сущностью об эксплуатации физической оболочки, называемой человеком. Что для меня тёмные материи нейронного и не моего ума-разума порядка. Меня же интересуют закладки и неточности в этом договоре пожизненной ренты, которую всегда хочет скоротечно и скоропостижно расторгнуть сторона арендодателя. И здесь самый распространённый и действенный способ для расторжения этого договора лизинга или аренды, как кому больше нравится, то это применения пункта с форс-мажорными обстоятельствами. И вот с ними мы и будем разбираться. – Резюмировал этот блок информации Мефисто, поставив не точку в своём разъяснении, а многоточие. И теперь Вектору думай, что всё это для него значит.

И первое, что лезет на ум Вектору, то это не желание понимать Мефисто и это его желание самые простые вещи облекать в вот такие смысловые комбинации, целью которых является протестировать его на умение быстро и чётко принимать решения и уметь соображать как надо.

А вот это и есть самое верное объяснение всего того, что сейчас нагородил ему Константин, решивший зачем-то вжиться в образ киллера Мефисто и через призму мировоззрения наёмного убийцы провести его по задворкам жизни и их алгоритмам, чтобы его воочию с ними познакомить и проверить его на свою вменяемость и умение противостоять тем сложностям и задачам, которые здесь ему встретятся. Что, конечно, только плод домыслов Вектора, тогда как всё куда сложней и многогранней. И в одной из жизненных вероятностей Константин в своё жестокое время подвязывался на этой смертоубийственной ниве, а что поделать, раз времена были такие, жестокие и каждый сам за себя.

Ну а сейчас времена хоть и другие, но всё же не без того, чтобы люди друг другу дорогу не переходили. Что не всем нравится до такой степени, что они спокойно спать, есть и всё это перенести в себе не могут, плюс и для их репутации и деловой жизни такие препятствия неприемлемы и тогда они ищут выход из этой тупиковой ситуации не слишком законными методами.

Что в век нового технологического уклада, с его-то прорывной информационной составляющей, являющейся драйвером роста всех сфер жизненного мироустройства, не самое сложное дело. Нужно лишь дать объявление в одной из социальных сетей: «Решаю проблемы любой сложности. Дорого», и клиент бурным потоком, как из рога изобилия будет литься и обрывать трубку указанного телефона, предлагая ещё и увеличить это дорого, если будут предоставлены гарантии исполнения их поручения в самые ближайшие сроки.

А то исстрадались все эти горемычные люди бессонницей и недоеданием по причине того, что их не покидает мысль о том, что где-то рядом с ними живёт и ходит такой невозможной конституции человек, что у них скулы прямо сводит от злости и они оттого даже крошки хлебца не могут положить себе в рот. Отчего они потеряли не только в своём физическом весе, но и их репутация оказалась под сильнейшим ударом из-за невозможности противостоять тому, всеми фибрами ими ненавидимому человеку. В общем, многие готовы приплатить за сроки по этому, повышающему их авторитет делу.

Что же касается самих людей, желающих избавиться от таких хлопот в лице личностных отношений с невыносимо неприятным для себя человеком, – ладно бы он на ноги только тебе наступал и об тебя ноги вытирал, но нет, он считает за своё право переходить тебе дорогу, то как говорится не всегда в таких случаях, но имеющих ассоциативное касательство к тому, что сейчас рассматривается, – то не оскудела ещё наша земля людьми разумными, понятливыми и умеющими здраво мыслить. Знают же черти, что столь сложного характера дела решаются только за дорого. И лучше раз потратиться и заплатить дорого, – на банкирском сленге, сделать крупную инвестицию, – чем затем столько время мучиться, и всё равно прийти в итоге к той самой мысли: Всё равно мне в аду гореть. И тогда одним грехом больше, одним меньше, какая разница.

Из чего следуют вот такие выводы: «Даже такая профессия, несущая собой смерть, не уйдёт в небытие пока есть на неё спрос». В общем, спрос определяет предложения, и значит такие объявления: «Решу все ваши проблемы. Дорого», будут находить своих пользователей.

Ну а то, что Константин с такой профессиональной точки зрения смотрит на душегубство киллера (работой это назвать язык не поворачивается), как раз указывает на эту его буквальную связь с этим делопроизводством устранителей людей. Так что Вектору нужно быть осторожней и внимательней к Константину, а то, кто его знает, не захочет ли он тряхнуть стариной и взять на свою душу, уже итак проклятую, подработку. Где он, как отработавший своё свидетель (он стал свидетелем того, что профессионализм не пропьёшь и не забудешь), будет устранён. Вначале по голове тяжёлым предметом, – Константин, а точней, киллер Мефисто, обратит его внимание на его обувь: «У тебя развязался шнурок», на что он возмутится: «Какой шнурок? У меня их нет», но всё равно наклонится, и тут своё и получит, – а затем в воду, благо набережная совсем близко. Мол, утоп, когда решил по пьяни, что ему любая водная заводь по колено. Ну а то, что он никогда не был замечен в злоупотреблении храброй жидкости, то это он притворялся.

А теперь уже Илья, представленный здесь в качестве Вектора, начал нащупывать и другие ответы на все эти организованные Константином сложности и загадки с этой своей выдачей не за тех людей, кем они являются. И Илья совсем не удивится тому, что у Константина есть вся доказательная база, уличающая его как киллера Мефисто. А это в свою очередь наводит его на мысль ещё разок заглянуть или будет лучше ощупать свои карманы куртки на предмет нахождения там такого инструментария, которого там никак не может быть и он не может там находиться по его личной инициативе.

Что это значит? А всё очень просто. Константин для большей достоверности и его убеждения в том, что реальность такова, какой мы её для себя представляем, подбросил ему туда пистолет на тот случай, который он сам и организует, создав на ровном месте (а здесь такие ровные места на каждом месте) ситуацию не предполагающую мирного выхода из неё. И теперь выбор будет за Ильёй, выставить себя и их слабаками и терпилами, или же, достав пистолет, показать тут всем, что бывает с теми, кто на его счёт так категорично ошибается.

Ну а дальше всё просто, либо Илья создаст все предпосылки чувствовать себя героем, но при этом разыскиваемым специальными службами, как-никак, двоих пришил на месте, либо быть прибитым теми, кто себя давно нашёл в деле принесения сторонним людям больших проблем и как получится такой величины тяжести увечий.

И Илья в очередной раз демонстрирует в себе стойкость и разумность. Он не дёргается, ни руками в сторону карманов своей куртки, ни в сторону своей словесной озадаченности по поводу всех этих странных для него разговоров Константина. Кто, если ему это нужно, сам на все свои загадки ответит. И Константин отвечает, в свойственной себе манере прямо не называть своими именами вещи, начинает иносказательно, с философским подтекстом и мудрствованием говорить.

– Что есть последний путь? – задаётся очередным риторическим вопросом Константин, и на этот раз без остановки на тоже обмозгование этого вопроса, начинает разворачивает ответ на этот вопрос.

– Последний путь – это заковыристый путь бурелома мысли и в тоже время её прямой ясности и чёткого знания того, что ты хочешь сейчас сделать. Который состоит из прежде нерешаемых проблем, а сейчас всего этого нет и все эти, когда-то тебя изводящие вопросы без хорошего на них решения, очень легко и на один щелчок находят в твоей голове ответы. – С философией и в себе подчёркивания невозможного, не считающегося с этой реальностью человека, киллера, озвучивает свои ответы на волнующие сейчас вопросы Константин, вполне может быть, что киллер по чужому призванию и зову. – И всё это им решается через призму былого опыта и отпечатков памяти, играющей экзинциальную роль для человека, вступившего на этот свой последний, финишный путь. С выходом к итоговой точке невозврата – набережную. В нашем случае этот путь идёт через эту подворотню жизни, для вступившего на него человека, представляющую изломы памяти и мысли, которые и привели его в итоге к этому окончательному решению на свой счёт.

И вот тут-то происходит в некотором роде удивительное событие, Илья берёт слово. – Может пройдёмся по этому пути. Наглядней посмотреть, будет убедительней.

Константин со своей стороны не стал показывать, что он заинтригован таким самостоятельным поведением Ильи, надумавшим тут себе быть не пассажиром, а капитаном, плюс он не стал задаваться вопросом: «А убедительней насчёт чего?», а он многозначительно посмотрел в лежащую прямо за лобовым окном местность, затем задрав рукам пиджака, посмотрел на часы, освещённые огоньком сигареты, и …почему бы и нет, раз для этого есть время.

– Давай, пройдёмся, – говорит Константин, – как говоришь, наглядно посмотрим на то, что из себя представляет последний путь для кого-то. – А вот это уже интересно и даёт для Ильи, не то что бы подсказки, а скажем так, свои сюжетные линии, логические предположения насчёт не случайности их здесь нахождения, раз Константин делает вот такие завуалированные уточнения. Они определённо и даже целенаправленно по чью-то душу здесь находятся, а не чисто случайно. И на это так же указывает сверка времени Константином, имеющего на чей-то счёт эксклюзивную информацию. И только одно совсем не ясно для Ильи – это с какой целью они выжидают этот объект дальнейших, одному только Константину известных на его счёт действий. И варианты, приходящие на ум Илье, не просто его тревожат, а ему как-то вообще не улыбается быть соучастником того преступления, которое, всяко может быть, задумал Константин.

Но упираться уже поздно и не получится, как это всё видит Илья, наблюдая за выходом из салона автомобиля Константина, с удивлением на него и на его бездействие посмотревшего, вслед заметив ему о том, что это он выступил инициатором прогуляться и тогда чего сидим.

– Ах, да! – как бы спохватывается на своём раздумье Илья, выходя из автомобиля. Который он обходит, чтобы подойти к Константину, где он его и спрашивает. – И куда пойдём?

Константин смотрит в сторону лежащего к набережной пути, и указывая туда, говорит. – На свет путеводной звезды пилигримов последнего пути. – После этого художественного описания этой замызганной изнанки жизни, самой обычной для вот таких малопривлекательных мест сбора городских кварталов, до которых редко доходят руки коммунальных служб, и администрация города непонятно куда смотрит, часто себе задаются такими вопросами вдруг оказавшиеся в этих каменных джунглях люди, иногда переступая, а иногда перепрыгивая через стоки отбросов и мусора, а бывает и через залежавшегося в этой канаве жизни затрапезного человека со сложностями своего бытового обеспечения, а сперва, конечно, со своим инфантилизмом, на котором строится и крепится вся его конституция жизни, – все мне должны и точка, – Константин было выдвинулся навстречу к ознакомлению этой финишной прямой, и… он уже сделал один шаг, как на этом месте наткнулся на нечто очень для себя важное, что и заставило его остановиться и обернуться к Илье.

– Я может и слишком сгустил краски, обрисовав мир вокруг с позиции прицела снайперской винтовки и фокуса мировоззрения киллера, поставив нас на его зрительное место и объективность его восприятия мира и внимания к округе, но так уж нужно. – Обращается с этим заявлением к Илье Константин. – Такой закамуфлированный под одну из ипостасей человеческого личностного представления подход к нашему делу, позволяет как следует сосредоточиться и поднять своё внимание на необходимый уровень. Теперь ты, находясь в обострённом твоим новым положением состоянии, не пропустишь мимо себя и самой мелкой детали из мира вокруг, которая только с виду несущественная и мелкая, тогда как мелочей в нашей жизни и тем более в мысленной реальности не бывает. Тебе всё понятно? – вопросом к Илье резюмирует своё пояснение происходящего Константин.

– Мне ближе терминатор. – Отвечает Илья, своим ответом не сразу поймёшь, чего решил добиться, и если указать Константину на то, что и у него есть личное мнение и взгляды, то сейчас это не совсем ко времени.

– Терминатор. – Задумчиво повторил Константин. – Да, между киллером и терминатором есть точки соприкосновения, но разница между ними всё-таки огромная. Тот и тот несут и сеют смерть, при этом терминатор всё это проделывает больше результативней. Но при этом киллер полностью несёт на себе ответственность за результат своей деятельности, где смерть, заводчица душ, есть порождение одной с человеком системной мысли, она как передаточное звено встроена в систему жизненного пространства, со своими переходными периодами от рождения к смерти, от смерти к новой жизни, тогда как терминатор есть порождение рук человека, он ни за что не отвечает и он по сути есть передаточное звено между заказчиком и им заказанным объектом. Но перед нами не стоит задача итогового результата. Мы ведём по своему последнему пути объект слежения, чтобы в итоге прийти к апелляционному результату этого пути. – И на этом как бы всё.

А вот теперь предварительные разговоры закончены и можно дальше выдвигаться. Куда вслед за Константином пошёл и Илья, смотря на встречаемый мир, конечно, не в цифровом оформлении шлема терминатора, но острота его сейчас зрения, с фокусированная прицелом киллера, в чьём ментальном образе он сильно внушаемый словами Константина оказался, позволяла ему видеть и замечать многое из того, что он ранее и не заметил бы. К примеру, плотность и твёрдость поверхности земли, на которую он сейчас вступал, и сам того от себя не ожидая, выразил этим фактом не слишком большое довольство. – Слишком много шума издаёт мой шаг. – Вот с такой фокусированной позиции смотрел на свой ход Илья. И что будет дальше, то ему самому становится в край интересно. Правда, в случае встречи с девушками, он в некотором роде опасается этой встречи, очень сильно подозревая себя в том, что он обратит в них внимание совсем не на то, на что обращал всегда и ранее внимание.

Раньше-то он, простой молодой человек с улицы и сама беспечность, сильно обращал внимание на внешнюю представительность в девушках, кого он видел такими, какими они представлялись и хотели вот такими, какими ты из видишь в мечтах быть. А вот теперь, когда в твоей голове всего столько накручено и внушено Константином, как оказывается большим мастером и специалистом по нейронной психологии, кто за раз тебя мысленно хоть под кого переформатирует, он сильно опасается того, что он только примет во внимание внешние данные встреченных девушек, а так-то в основном будет их мыслительную деятельность считывать, по своему, а если верней, по внушённому ему Константином опыту зная, что в голове даже самой обычной девушки столько всего наложено без какого-либо порядка, что не приведи господь этот мир хаоса в порядок, как бы сказал тот киллер, чьи основы мироздания заложил в Илью Константин путём нейролингвистической обработки сознания.

– Мол, я ставлю эту в тебе установку для дела. А как только всё как надо сложится и выйдет, то я по щелчку пальцев, плюс тотемное слово, и ты опять будешь самим собой, без всех этих бзиков чужого мировоззрения и взгляда на вещи недавно совсем убиенного киллера Буцефала. Ну а что это за конь был такой, то лучше не знать и не спрашивать. – Вот так умело и ловко приводил в готовность Илью Константин, собираясь на это совсем новое дело, которое к ним поступило по всё тем же закрытым каналам связи – через отправку корреспонденции курьером.

И как буквально скоро выясняется, то если ты вступил на чужой путь, хотя бы в качестве ознакомления, то тебе он не только не покажется не привлекательным почти что сразу, а он такой и есть, местами заковырист и сложный, и что главное, то не совсем понятный. – Что спрашивается, заставляет человека выбирать для себя вот такие пути и дороги? – задаётся этим вопросом Илья спустя некоторое время, которое ознаменовалось тем, что он вступил не в самое подходящее для вступления туда ногой место, в результате чего он чуть не споткнулся и ему в нос ударил резко неприятный запах, вызванный тем, что Илья растормошил чей-то выход жизнедеятельности, которым человек делится с окружающим миром где-нибудь на задворках жизни.

– Чаще всего предопределённость его жизненного пути, ещё называемой нуждой. – Даёт свой ответ на этот вопрос Ильи Константин, остановившись на безопасном от Ильи расстоянии, пока он свои ботинки, хорошо, что без шнурков, обтирает об какую-то не менее чистую, но с другим резким посылом в мир тряпку, валяющуюся здесь без видимых для её здесь появления причин и объяснений. – А между тем, путь и дорога не совсем одно и тоже. Хотя они и заключают в себя схожие смысловые намерения. – Делает добавление Константин. – Вот твой путь на эту дорогу лежит через вступление в говно, тогда как мой путь определён в качестве наблюдателя и стороннего свидетеля. – Сказал, как катком проехался по Илье Константин и, не давая ему возможность возразить: «Не я выбирал этот путь, а от такой случайности никто не застрахован», («Но только не я», – так бы, наверное, ответил Константин), выдвигается дальше, по направлению вдалеке пробивающейся через углы строений зданий набережной. Где эта впереди лежащая дорога, в себя включающая свои пути для каждого идущего по этой дороге человека, – для кого-то это будет скользкая путь-дорожка, для кого-то извилистый путь, ну а для кого и самый зловещий вариант: кровавый путь, – много чего неизведанного и потаённого предполагала и несла.

И со всем этим предстояло сейчас познакомиться в первую очередь Илье, выступившим зачинщиком этой экскурсии по подворотням жизни, как будто он не знает, что там как правило ждёт заплутавшего сперва в себе человека, которого и приводят в итоге сюда его заблудшие мысли, и тогда спрашивается: Какого тогда так нервничать и корить в своих авантюрных желаниях Константина, кто всего лишь выступает проводником этих твоих потребностей пощекотать себе нервы?

И не прошли они одно грязно-серое здание, которыми по сторонам ограждён этот путь жизненных задворок, хотя всё же и как раз прошли, как сразу за ним, в глубине проулка, который перерезает этот путь пути Ильи и Константина, заводя собой в задний двор рядом стоящих зданий, как вот оно (!), первый характерный для местного ореола обстоятельности распределения жизненных благ излом жизни. А именно противостояние и противоборство двух разных точек зрений на нечто такое, что эти представители различных жизненных позиций не поделили между собой.

А так как в этих местах и местностях, всё больше безлюдных, действует только один закон – право сильного, то этим правоприменением и пытались воспользоваться обе стороны сразу же назревшего при их встрече конфликта. Где каждая сторона, будучи более чем уверена в своей правоте, которая зиждилась на подкреплении и наполнении себя храброй водой, при равном количественном соотношении сил, – двое на двое, – принялась нахрапом отстаивать свою позицию на тех падл, которые всем жить мешают своими мерзкими рожами и хлебалами, которыми они слишком много распространяются и на себя берут. И вот значит, чтобы этим хлебалам напротив (а в этом вопросе у этих сторон конфликта, было полное единодушие, на чём они и столкнулись) не стало слишком тяжко за то, что они на себя слишком много берут, их собралась разгрузить по полной противоположная сторона, которая в свою очередь по заверению той стороны, которую она собиралась разгрузить, страдает тем же самым, но в запредельно большей степени.

Ну и чтобы они всё это поняли, что, конечно, маловероятно, этим падлам и хмырям напротив предлагалось показать нечто такое, от восприятия которого всё в этой напротив, зрительской массе подвинется и на них хоть не так будет смотреть прискорбно (так-то они неисправимы по жизни). И более убедительная сторона этого спора ради истины, в итоге наплюёт на оставшегося лежать на земле и там из луж прихлёбывать противника, падшего в самую свою низость и соответствие всему тому, что они есть, под силой их аргументов, и на этом конфликт будет исчерпан.

А пока что процесс поиска истины только зарождается через прощупывание противника с помощью каверзного и интригующего сознание слова. Где противостоящие друг другу и своей жизненной позиции стороны, через вопросы друг к другу пытаются распознать слабые и сильные стороны противника.

– Да вы знаете, с кем связались?! – с вот таким вопросом, само собой заданным яростно и риторическим тоном, подступается к своему противнику делегировавший на себя, в себя и не в себя тоже, полномочия выразителя общего мнения своей дружеской компании (что тут поделать, раз напарник лыка не вяжет), построенной на собутыльничьих началах, высокомерный в плане роста тип, с отбитым, уже в плане мысленной деятельности, напрочь лицом.

И хотя этот вопрос, как основной и главный со стороны незнакомой стороны, как правило, встреченной тобой в неожиданных для себя местах, перепутьях жизненных пути, несущий в себе верный посыл знакомства между собой незнакомых людей, но всегда отчего-то трактующийся не только иначе, а прямо противоположно, предполагал всё, что выше было озвучено – информационно-справочное сопровождение ознакомления задающейся этим вопросом стороны, он отчего-то был воспринят иначе. Без должного усердия в плане вежливости и демонстрации в себе воспитанности.

А та сторона этой запланированной случаем и всем сегодняшним бесшабашным поведением встречи, к которой обратились с этим вопросом, прямо с какой-то насмешкой посмотрела на этого лба Аспекта (как вскоре, со стороны его не вяжущего лыка товарища выяснится, хотя он ко всем так обращался, твердя безустанно, что ты не тот аспект в его жизни, с которым он обязан считаться), решившегося представиться вот так запросто и без особых изысков, как у них на селе принято, да и всем своим видом показала, что это будет лишним. Они знают, что ты на этом свете есть. И судя по их язвительной иронии, стоящей прямо навыкат в их зенках, то Аспект не тот аспект, с которым стоит считаться. Они такие как он жизненные аспекты на одном месте крутили, эквилибристы чёртовы. О чём они так и заявляют:

– Тут и гадать не нужно. По твоей роже всё написано. – Дерзко и в чём-то жестоко заявляет один из эквилибристов с сильно выделяющейся комплекцией нервов в виде пуза по отношению к физической природе Аспекта, кому в приятности вида было сильно отказано природой, отчего он быть может и покатился по скользкой дорожке. И, естественно, такого в свою сторону, да и в чью-бы любую (Аспект человек хоть и справедливых взглядов на жизнь и мир, всё же всегда подбирает слова для его обозначения, и при этом он их хоть и берёт с пола, где все завалявшиеся слова и находятся, но он их очищает от своих грязных смыслов и подаёт их в дозированном количестве), Аспект не потерпит таких необоснованных слов, своей негативностью выражения оттеняющих всё достойное внимания в человеке качество.

– Вот значит как. – Заявляет Аспект, собравшись в высокую степень готовности обосновывать первым и очень быстро свою позицию на эквилибристов (это необходимо по той уже причине, что его товарищ не представляет из себя хоть какой-то угрозы, его пальцем толкни, и он поддастся). – Ну раз ты такой умный и умеешь читать по лицам, то тебе не составит особого труда прочитать одну глубокую мысль, которая сейчас мне пришла в голову. На, читай! – кульминирует момент Аспект, выдвигая свою физиономию на первый план внимания своих противников.

Ну а те, в первую очередь тот жирный боров, кто замечает соринку в чужом глазу, не обращая внимание на свои брёвна, рефлекторно и сами выдвинули свои физиономии на первый план близости к Аспекту, чтобы значит, быть поближе к нему и рассмотреть то, что он там решил им показать или скрыть под прикрытием какой другой мысли.

И как всё это сейчас видит Илья по сперва насмешливым физиономиям противников Аспекта, то на смену их самонадеянной насмешливости начала приходить их трезвая оценка прямо сейчас ожидающей и накрывшей их в один молниеносный удар Аспекта ситуации. И вот только эквилибристы, жирный боров и его товарищ такого же склада ума и организма, и в самом деле продемонстрировали недюжинные способности читки по лицу мыслей, – бл*ь, полундра, держать швартовы! – как их в тот же момент настигает участь задуманного Аспектом, оказавшимся не менее ловким чем они эквилибристом. Заманившим своих противников в ловушку рефлексов и этим тут же воспользовавшись, обрушив на них всю мощь своей физической силы.

На чём вся эта возникшая картинка в уме Ильи резко перебивается вопросом Константина: «Что, уже вмешался в чужой путь своим домыслом?». На что Илья, не сразу сообразив, что это сейчас было, ничего не ответил, посмотрев в сторону этого сырого и серого проулка, откуда раздавались громкие возгласы пока что недовольства и недоумения, не перешедшие пока что в драку по одной только причине – обе стороны этой встречи на голгофе друг друга, приглядывались друг к другу, оценивая свои и чужие шансы в этой, хоть и неминуемой, но всё же драки до последнего проблеска разума в голове.

После чего Илья возвращается к Константину и согласно ему кивает, типа: Угу.

– Это всего лишь твой взгляд на вещи, так сказать, это твой путь ответа на встающие на нём вопросы. И как понимаешь, то у каждого свой путь решения даже одних и тех же вопросов. – Говорит Константин, затем бросает взгляд в сторону всё громче разгорающегося спора за это тёплое и в чём-то светлое место, возвращается к Илье и говорит ему следующее. – А теперь в качестве эксперимента посмотри на происходящее и на то, что может произойти там, моими глазами и душевными силами. – На этих своих словах Константин так упёрся взглядом в Илью, что он в себе даже слегка поддавился, застыв в одном положении придавленности направленным на себя взглядом Константина.

На чём Константин фиксирует свой захват Ильи, и начинает его поворачивать вслед за поворотом своего взгляда в сторону развивающихся уже интенсивной траектории движения событий в проулке, перенаправляя взгляд, да и самого Илью в туже сторону. И теперь Илья становится сторонним свидетелем уже по другому развивающихся событий со всё теми же людьми, лбом Акцентом и его товарищем, противостоящим двум боровам. Правда, прелюдия к дальнейшим развитиям с ними событий, так называемая затравка, была всё та же. И Акцент, как человек быстрее всех тут соображающий, первым выдвинул тему для будущего разговора между людьми в первый раз встреченными, и не как бы как, как все люди встречаются и затем знакомятся на каких-то массовых мероприятиях, а остроту этому моменту придаёт безлюдная и своей запущенностью напрягающая и наводящая на самые негативные мысли местность.

В общем, есть общая тема для базара за жизнь, и как её не затронуть, если она всех так волнует. Ну а чтобы выглядеть в глазах своих новых, вот-вот станущих очень близкими знакомых, более убедительней что ли, а иначе тебя уважать и слушать не будут, в плёвывая тебя в месте с кровью в асфальт и там смешивая с грязью, нужно себя представить зашибись и как надо. Вот Акцент и начинает демонтировать эту уважуху, начиная знакомство от противного, то есть от вас сучьих потрохов и зуб даю, что падл.

– И кто это у нас тут такие есть? – вот таким манёвром начинает своё знакомство с собой от самого противного Акцент.

И надо отдать должное умению Акцента разбираться в людях и в вот таких сложных жизненных ситуациях, он был по достоинству оценен своими противниками. Ну а то, что они его оценили в край негативно и по собственному почину, большой сволочью, одной частью организма спустившейся с бугра, то это всё на совести субъективизма данной категории людей, о которых совсем не зря заметил сам Акцент – они в край противные мне люди.

– А ты кто такой, чтобы тебе давать отчёт в своих действиях и представляться?! – на повышенных тонах перекинули мяч на поле деятельности Акцента эти и в самом деле противные и полные негатива типы, о которых теперь ясно одно – они за себя не только редко, – когда были выпивши, как сейчас, – а никогда не отвечают, перекидывая весь груз ответственности за предстоящее действие на хоть кого, лишь себя им не тяготить.

– Что, очень хочется узнать? – явно нарываясь и беря на понт, лезет на рожон Акцент.

– Требовательно! – звучит ему ответ со стороны эквилибристов слова, готовых побороться за авторские права на понт, который тут себе решила присвоить эта тля.

– Я тот, кому вы не годитесь в подмётки. – Без всякой ложной скромности, как есть и думает, так и говорит Аспект, хоть и несколько самонадеянно и без приведения задокументированных фактов.

И понятно, что с такой, как минимум, спорной до зубовного скрежета позицией на себя и на себя буквально, совершенно не согласна противная сторона, смотрящая на всё это дело не просто критически, а чуть ли не агрессивно. Что указывает на слабые словесные позиции противной стороны, которые она собирается перекрыть своей физической мощью. Но не сразу, а противная сторона требует для себя ещё большей экспрессии и негатива, и поэтому она пока что только интересуется, каким измерительным прибором проделал эти измерения Аспект.

– У меня глаз алмаз. – С вот такой напыщенностью и задиранием собственной самооценки, заявляет Аспект.

А вот тут как оказывается Аспекту в край повезло в том, что он нарвался не на каких-то там хмырей и увальней, а он тут столкнулся с антикварами и по совместительству ювелирами, кто на ниве огранки алмазов не один пуд соли съел на Колыме, где, как правило, проходят свою стажировку начинающие огранщики и ювелиры, и с точностью до карата, если вести расчёты в весовом измерении, до количества граней и яркости прозрачности проходящего через алмаз света, определят себя и саму стоимость этого алмаза.

А если ближе к теме и говорить самыми понятными словами для этого заявителя, то доморощенные огранщики алмазов в чужом глазу и ювелиры, на кого так неожиданно и всё благодаря такому случаю, в лице этих двух боровов нарвался Аспект, то они у них имеется один очень верный способ провести проверку на качество и чистоту алмаз. А именно через выбивание из него слёзного материала, по которому и определяется качество и чистота алмаза. Он, этот материал, должен быть чист как слеза ребёнка.

И хотя Аспект очень давно вышел из возраста ребёнка, этот вопрос легко решается упорством огранщиков. Кто с помощью своих ручных захватов и применения жёстких методов диалога, а точней монолога в сторону Аспекта, с принижением его достоинств по всем параметрам своего я, запросто доведёт до нужной, инфантильной консистенции Аспекта. К чему и принялись подступать эти два огранщика вот таких дремучих людей, как Аспект.

– Значит, ему нечего за себя опасаться. – Говорит всё тот же боров, огранщик, эквилибрист и философ в одном лице. – Алмаз самый твёрдый минерал, и он выдержит любой удар. Это ведь логично? – а вот к чему был задан этот вопрос боровом и какую он собирается через этот вопрос выстроить логическую цепочку, то этого Аспект понимать не собирается публично, про себя, конечно, догадываясь к чему подводит этот противный тип разговор. А уже из этого его понимания выстраивается своя логическая цепочка для Аспекта. Кому нужно действовать незамедлительно, чтобы его нерасторопность не привела к не самому интересному для него результату.

И вот в этот самый момент, когда стороны этого конфликта, разразившегося на ровном и относительно безлюдном месте, если не принимать всерьёз и во внимание гипотезу о предначертанности всякого пути, – их столкнула между собой не какая-то там причинно-следственная связь, каждая из этих двух компаний любила крепко выпить, то есть заправиться, а затем заглянуть в подворотню, чтобы там разгрузиться, а эта их встреча входила в совокупность планов целеполагания вселенского замысла, – их всех месте перебивает на полпути к последнему шагу, ведущему к разбирательству между собой на кулаках, чей-то громкий окрик.

– А ну стоять, утырки! – со стороны главного прохода всего этого лабиринта закоулков и подворотен, достаточно громогласно раздаётся вот такой окрик, много тут определяющий и расставляющий по некоторым своим местам неясности в собственном самоопределении собравшихся здесь людей – Аспекта с товарищем и тех двух боровов. Кто всё это время никак не мог прийти к общему мнению и знаменателю насчёт собственной самоидентификации, предлагая различные варианты для реализации собственного определения, и раз они сами не могут об этом договориться, то право на их определение берёт третья сторона, которая и записала их всех в утырки. То есть в человеческие эмбрионы, находящиеся на доморощенной стадии недоразвития.

С чем они, судя по их растерянности и недоумению в лицах, не то чтобы не соглашаются, а они пока что сообразить никак не могут, что это сейчас такое было и что дальше будет происходить. Ну и чтобы это всё выяснить, они развернулись в сторону раздавшегося окрика и принялись выжидающе всматриваться в арку, через которую, судя по приближающимся шагам, должен сейчас к ним выйти тот много на себя берущий тип.

Ну а так как все эти события происходили и имели место для своего развития в особом анклаве человеческой действительности – там, где вступает нога редкого и редко хорошего человека, что и определяет качество и специфику этих встреч, – они очень ценны для обоих сторон и участников этой встречи, где одна для себя получает бесценный опыт, а вот другая довольствуется земными ценностями, – то выжидающая в напряжении сторона этой будущей встречи, мыслила определёнными этим местом категориями разума, предполагая для себя не самый лучший вариант из всех возможных вариантов встречи с этим неизвестным. Однозначно несущим в себе большие проблемы для им встреченных людей. Кого он ни в счёт не ставит, и для этого у него все необходимые возможности быть для сторонних людей убедительным человеком.

И вот когда в проёме арки появился самый обычный человек, совершенно непохожий на того монстра, который всем представился и должен был выйти, то все эти утырки, как их назвал этот много на себя берущий незнакомец, в себе расслабились и даже растеклись в лицах улыбках.

– И кто это сказал?! – бросает этот вопрос навстречу приближающемуся с каждым шагом незнакомцу боров.

– Факт определяет факт или же человек, выдвинувший на рассмотрение гипотезу? – вопросом на вопрос и при этом не полностью понятным для утырков, дерзко отвечает незнакомец. И вот такая его бесстрастность и равнодушие к своему подходу к утыркам, начинает их тревожить и напрягать. Они не понимают, на чём всё это в нём крепится, и вот эта неизвестность их и пугает и в чём-то страшит. Ну а так как всё это происходит в специфичном месте, как ещё раз пришлось об этом упомянуть, то тут в голове начинает домысливаться не только всякое, например, принадлежность этого незнакомства к одной убийственной школе кун-фу, или на крайний случай, у него в кармане пистолет, но и самые фантастические недоразумения становятся актуальны и явью.

– Этот тип вполне сносен для какого-нибудь супергероя. Которым он себя возомнил после просмотра какого-нибудь нового супергеройского экшена. – К удивлению самого себя рассудил товарищ Акцента, в данном случае акцентирующий внимание не на себе, а на этом незнакомце, записав его в самобытные и фольклорные супергерои. А именно в Илью Муромца, ближе всех стоящему к супергероям по своему становлению в самого первого богатыря. И если проследить весь тот путь, который преодолел Илья Муромец, от инвалида, большую часть жизни просидевшего на печи, до грозы всех известных злодеев (Соловья разбойника то-ж), то он полностью неотличим от пути становления героем какого-нибудь недоросля из провинциального городка (Ван-Дамма то-ж). Так что путь становления Ильи Муромца в первого героя своего отечества, есть то лекало, по которому пишутся сценарии всех блокбастеров для супергеройских фильмов.

Ну и пока все тут ломают свою голову над загадкой незнакомца, чья странность и необъяснимость поведения и составляет для себя самую большую загадку, – да кто он, собственно, такой?! – от ответа на которую будет зависеть чья голова в итоге получит для себя такие сломы и деформационные изменения, что потом в ней ломать уже будет нечего, что тут даже если в голове ломать нечем, приходится над этим задуматься тем, чем можно, этот тип неизвестного качества и общего тут недоразумения, уже находится на подходе к буквальной близости к собравшейся здесь компании людей, кто собирался без постороннего вмешательства, на паритетных началах, разобраться друг с другом и что тут к чему, а тут вон какая неувязка.

Но по всей видимости, этому лицу со стороны, по хрену всё это и у него имеются свои личные установки и взгляды на… сперва на того борова, кто так не воздержан на свой длинный и пахнущий дурновкусием язык. И этот невыясненной ещё никак конституции тип так прямо и тычет своим интересом в виде пальца в пузо борова, заявляя следующее. – Так это ты, кто тут так и не может разобраться с самим собой. Кому недостаточно аргументов и идентификационной информации о самом себе, чтобы утвердиться в полном понимании того, кто ты на самом деле есть такой?

И вот как понять этого столь замысловатого на свои словесные выражения типа, кроме как охренеть от всего им сказанного?! Что и проделал осевший в себе немного от растерянности боров, при этом больно ущемлённый таким запанибратским к себе подходом этого неизвестного, без предварительного знакомства уже решившего ему тыкать вот так буквально. Где и ответить что-то соответствующее своему оскорблённому достоинству и по натуре, не приходит ничего в голову борову.

Ну а раз ты ничего не отвечаешь, то за тебя ответит противоположная сторона, а точнее природа, кто, как все знают, не терпит пустоты, в том числе во взаимоотношениях между людьми, так неожиданно для себя пересёкшимся на узкой дорожке. И этот необъяснимого значения незнакомец, о ком пока что выяснено одно – он беспредельной нахрапистости и самоуправства человек, раз с ним боров так во всём соглашается, естественно, не может не откликнуться на этот призыв благодарной аудитории, с придыханием его слушающей и столь внимательной к каждому его шагу.

– Человек такая скотина, – всё как есть, без всякого смягчения, скидок и завуалирования животной сущности человека, начинает загружать борова незнакомец, – что пока его носом не ткнёшь в то в нём, что он из себя представляет, то он до последнего будет упорствовать, заявляя, что он из себя нечто совсем другое представляет. И как ты думаешь, во что тычется человек для настоящего понимания себя? – и опять вопрос на засыпку для борова в первую очередь для всех рядом с ним стоящих людей, хорошо, что до той поры до времени, пока до них очередь не дойдёт отвечать на заданные этим незнакомцем вопросы.

Ну и боров, явно не чувствуя себя в зоне особого комфорта, когда его, а не он спрашивает, в себе ещё больше потерялся, интуитивно чувствуя своим пузом, куда его сейчас будут тыкать носом. Что, по его здравому рассуждению, задача крайней степени сложная и в чём-то даже невозможная. Он своим носом, даже если его будут усиленно к этому принуждать, давя и напрягая, вряд ли дотянется до своего пуза. И это в некоторой степени его пугает и в тоже время вызывает в нём подъём духа. Как-никак, он сможет хоть так противостоять этому страшному и точно опасному противнику.

Но как прямо сейчас выясняется, то не всё так легко и просто для борова, его закадычного товарища, и плюс их противников, и у этого незнакомца, как давно уже можно было догадаться, очень не стандартные подходы к рассмотрению и определению значимости человека для себя и для социума. Он в своих на грани этичности опытах и экспериментах над человеческим сознанием, опирается на… в общем-то на всё то же правило от противного, категорично, неожиданно и всецело ставя человека лицом к лицу перед самим собой, перед тем что он есть и его изнанкой жизни.

– Всё верно. – Как-то вдруг, как всем тут показалось, заявляет этот странный незнакомец, задолбавшись ожидать ответа от набравшего воды в рот борова. К удивлению которого, принявшись за него утверждать то, что он не утверждал никогда. – Человека нужно ткнуть в его собственное дерьмо, чтобы заставить его, – да именно так, человек всегда упорствует в деле выведения себя на чистую воду, – признать себя тем, кто он на самом деле есть. Так сказать, спустить его на грешную землю с небес собственных иллюзий и амбиций, заменяющих ему сознание и реализм осознания себя. – И на этом месте как бы всё, разговоры заканчиваются и незнакомец в свойственной ему манере, без всякого предупреждения и спроса людей заинтересованных в том. что с ними происходит и будет происходит и дальше, начинает воплощать в жизнь весь этот концепт своих взглядов на познание человека, зиждущихся на его природной сущности скотины.

– Начнём значит с тебя. – Вновь бесцеремонно и больно притом ткнул пальцем своей руки в пузо борова этот беспредельной наглости и хамства человек, и не давая борову на одном этом возмущении и переживании остановится, начинает прямо с отходами человеческой жизнедеятельности смешивать борова. – Как наиболее ближе всех стоящего к той самой сущности познания человека. – Вот такое вдогонку к своим дискриминационным действиям заявляет незнакомец. Явно подразумевая под сказанным не только геолокацию нахождения борова к тому, что есть тот философский камень преткновения или познания, посредством которого происходит познание самого себя человеком, а в его словах кроется нечто другое, указывающее в борове на то, что его как личность характеризует. И судя по прокисшей физиономии борова, то эта его определяющая характеристика не самого приятного качества. Вот он и сопротивляется, на повышенных тонах заявляя. – И к чему?!

Ну а дальше всё происходит, как в кино при скоростной перемотке, где времени не даётся на осмысление и понимание происходящего и с тобой в том числе, где все участники этого события только и успевают поспевать за своими рефлексами, являющимися движущей силой всего вокруг и определяющими собой то, что тут происходит.

Так незнакомец резко выбрасывает вперёд свою руку и там, в лице борова, сразу берёт того на крючок его носа, крепко так его перехватив. Что вгоняет в оцепенение всех вокруг стоящих людей, включая товарища Акцента, наиболее находящегося в нейтральном от всего тут происходящего положении. И теперь они, замерши в себе, не сводят своих взглядов с прихваченного носа борова и ожидают продолжения действий с ним. Ну а в основе всякого экшена находится динамика, и незнакомец, кто сейчас тут всем командует и рулит, не делает паузы и дальше раскручивает сюжет, резко дёрнув за нос борова и потащив его навстречу с …И вот как можно было не догадаться и тем самым себя увернуть от этой, теперь уже неминуемой встречи носа борова с носом его закадычного товарища. И теперь, после этого жёсткого, на всю голову столкновения, кровного брата. А вот ругаться и ненавидеть своего закадычного товарища за то, что ты сам не проявил предусмотрительность и расторопность, не стоит, и это жалко выглядит, когда ты это делаешь, лёжа на земле и с расквашенным носом.

Впрочем, на них никто не зацикливает особого внимания, когда перед тобой стоит более тебя волнующая проблема в лице этого незнакомца, пододвинувшего к тебе с вопросом: А ты, хочешь знать, кто ты есть? И если так, то сделай шаг навстречу этому знанию.

Ну и Аспект, к кому так резво подошли с этим вопросом, уж и не понятно, чем он там в себе думал, сделал этот шаг, да вот только назад, туда попятившись. Что, между тем, тоже есть своя тяга к знаниям, только с обратным знаком, которая приводит уже к своим закономерным результатам. Где ты, вступая назад, определённо рассчитываешь на свои знания места твоего вступления назад и на свой крепкий тыл, раз ты туда идёшь без оглядки. Но это по своей сути путь веры, и он находится в зависимости от верности твоей веры. И если насчёт места обратного вступления, то времени, этой ржавчины всякой веры, прошло не настолько много, чтобы твоя вера в незыблемости поверхности мостовой могла подвергнуться сомнению, то вот товарищ Аспекта был более непостоянен и активен. Что в итоге сказалось и дало свои категорически не предусмотренные Аспектом результаты этого его шага отскока назад. Где он натыкается на товарища, присевшего перевести дух от увиденного, и… Что тут поделаешь, если заместо дружеского локтя или плеча, ты получаешь на его невольную подножку, которая и валит весь мир перед собой Аспекта.

– Мне кажется, что мы достаточно увидели. – Переводит внимание Ильи на себя Константин, как только Аспекта скрыла поднявшаяся пыль.

– И какая мораль сего действа? – задаётся вопросом Илья.

– Человек на одном никогда не останавливается. Ему подавай, если не глобальные, то с размахом задачи и проблемы. – Даёт ответ Константин.

– В принципе понятно. – Отвечает Илья.

– Идём дальше? – спрашивает Константин.

– Идём. – Отвечает Илья, выдвигаясь в сторону возвращения на главный путь местной дислокации местности. Где в нём автоматически включается сознание киллера Буцефала (да кто он, собственно, такой?!), принявшегося сопровождать каждый шаг Ильи своими замечаниями.

– Где-то неподалёку, скорей всего, сразу по выходу на набережную, находится закусочная. – Вначале подняв нос Ильи по ветру, затем начал делать вот такие осмысления лежащего перед Ильёй пространства киллер Буцефал, кем сопроводил сознание Ильи Константин. Очень интересно знать Илье, с кем он себя связал и сопроводил в этом пути помыслов сознания. И что-то Илья не верит тому, что он удовлетворён своей отшельнической жизнью и связанным с нею одиночеством. Наверняка с кем-то советуется на этом своём наедине с самим собой.

Дальше этого Илье не дают пойти преследующие его на каждом обстоятельства знакомства с мировоззрением киллера Буцефала, явно большого любителя хорошо перекусить, раз он сразу учуял закусочную. И Илье из принципа права на своё собственное и личное мнение, крайне интересно знать, на чём основываются эти утверждения о закусочной Буцефала, кому не в коня корм однозначно (?). О чём он так и спрашивает про себя Буцефала. – И что на этой указывает?

– Я там был. – Шах и мат ставит Илье своим ответом Буцефал. И Илья ответить ничего не может, поражённый в предел такой совокупностью дерзостного интеллекта и самомнения в Буцефале. Надо, впрочем, отдать ему должное, умеющего с иронизировать ситуацию.

Но и Илья человек не с потерянным чувством юмора, и он умеет над собой поиронизировать и посмеяться. – Мы обязательно в неё заглянем, раз она так сбивает тебя от всякой мысли.

На что следует новая непонятность для Ильи. – Слышь! – прямо сбивает с ровного хода Илью Буцефал, одёрнув его этим своим странным и не полностью понятным заявлением. Вот что он этим хотел сказать? Указать Илье на особое внимание к себе и к тому он сейчас скажет, или же здесь присутствует что-то другое. И, пожалуй, отталкиваясь на одно только сознание Илья бы так и не нашёл ответа на эти вопросы. А вот прислушавшись к окружающему, он и ответил на эти вопросы, услышав впереди, по ходу их движения, не просто звуки каких-то шевелений, а оттуда, из дальнего пространства, раздавались вперемешку различные выкрики и звуки столкновений – от женский надрывных визгов, до озлобленного мужского баса.

Что заставляет Илью бросить вопросительный взгляд на Константина, судя по его с концентрированному вниманию, то он тоже в курсе впереди происходящего. О чём он и говорит, повернувшись к Илье. – Спешить не нужно. Мы точно никуда не опоздаем. Хоть это и не наш путь.

Здесь Илья из внутреннего непостоянства или наоборот, своей постоянной неустроенности, хотел задаться всё тем же вопросом, на который он раз за разом получал не устраивающий его ответ: «А кто решил, что это не наш путь?», но его что-то остановило и они молча добрались до следующего поворота в новую нишу местной действительности в виде всё такого же замызганного нахождением на задворках жизни двора, являющимся внутренним дворовым пространством для жителей окрестных домов, старающихся сидеть у себя дома по вечерам, небезосновательно считая, что их в тёмное время суток ничего хорошо в этой темноте не встретит. В чём сейчас начали убеждаться Константин с Ильёй, по выходу из-за угла наткнувшись на такое, на что Илье нет никаких сил спокойно смотреть и бездействовать.

А именно и в частности на жёсткое, с помощью насилия подавление каким-то громилой самосознания и личности в такой с виду беззащитной девушки, вон как раздето, потеряно и подавлено выглядящей против всего тут присутствующего. Где этот громила, как выразитель всей сущности этого жестокого и грязного мира вокруг, не определяющего жизнь сантиментами, а он расчётлив, циничен и подл до предела, не просто словесно и внушаемо давит на прижатую к стенке и таким образом поставленную в тупик девушку, кто вся дрожит и вон как ей холодно не от одного того, что она так не по погоде несколько раздето одета, а тут одного убийственного взгляда на тебя этого громилы мурашками и оцепенениям изойдёшься, а этот громила ещё давит на эту бедняжку, принуждая её к послушности и податливости действиями на публику в виде ударов своими кулачищами по стене рядом с этой бедняжкой.

И вот при виде всего этого, Илья в одно мгновение в себе вскипел праведным гневом, считая невозможным пройти мимо этого не просто преступления против личности, а здесь происходит нечто такое противоестественное, что у него внутри всё корёжится и переворачивается от невозможности понять, как так можно делать и пугать таких беззащитных и сама трогательность девушек. И Илья, как само возмездие, чьим карающим инструментом он сейчас будет, плевать на то, что ему противостоит такой громила, судя по внешним и физическим характеристикам, не уступающим самым известным атлетическим гигантам, то не ровня Илье, без оглядки на всё то в себе, что он может противопоставить этому громиле, явно душевному хлюпику и слабаку, раз он так относится к людям настолько к нему слабым, бросается с кулаками наперевес и …не может никак сдвинуться с места, удерживаемый неведомой силой, ухватившей его за воротник куртки.

Илья, мало что понимая в таком взбешённом состоянии, да и обстоятельства происходящего требуют немедленных объяснений, пока он из куртки самопроизвольно не вылетел по инерции, оборачивается в ту сторону, где он удерживается некой силой и вот что там видит. А видит он лицо Константина, с упорством, с укоризной и с каким-то нравоучительным посылом на него смотрящее. – Мол, ты чего тут Илья дёргаешься. Ты что, совсем забыл о чём тебе уже столько раз было сказано. – Примерно что-то такое доводило до ума Ильи в этом укоризненном взгляде на него Константина.

– Но-о-о … – протяжно заскулил Илья, головой кивая в сторону громилы и его безвольной жертвы.

– Ещё раз повторяю, – придвинувшись к Илье в упор, говорит Константин, – это не наш путь. Мы не имеем право вмешиваться.

– Но не вмешиваясь, мы тем самым всё равно вмешиваемся. – Илья не пробиваем, и он продолжает настаивать на своём.

– Ты так и не понял. – Со вздохом говорит Константин, отпуская Илью, в результате чего, тот под воздействием сил инерции, – он всё это время не переставал перетягивать на себя свою куртку, – отскакивает от Константина, и только благодаря умению всё-таки держать равновесие не заваливается на бок, упав.

Отсюда и из этого положения не полной уравновешенности, Илья смотрит в упор на Константина, и как бы ждёт от него таких железобетонных аргументов, оправдывающих их преступное бездействие и равнодушие, чтобы он, наконец-то, заткнулся и больше не лез на рожон.

– Если тебя это не устраивает, то тогда попробуй включить голову. – Вот на такие хитрости пускается Константин, и как бы насчёт него и его слов сказали умудрённые опытом и ловкостью ума люди, то Константин давит на самые слабые и больные точки в Илье, что в данном случае относилось бы к любому. Ведь когда человек руководствуется эмоциями, то в нём самое слабое место это его голова.

– Ты это про что? – нервно задаётся вопросом Илья.

– А ты не задался вопросом: Что здесь делает эта девушка, с виду только сама беззащитность и нетронутость? – вот такую каверзу и явную провокацию запускает Константин, вынуждая начать ещё сильней нервничать Илью, в себе в тот же момент отвергнувший все эти инсинуации ума Константина насчёт этой девушки, кою он записал в уличные девки лишь по одной только причине – доказать свою правоту, тогда как всё не так, как сердцем чувствует Илья, которое в отличие от разума, образно головы, всеми этими вывертами ума не обманешь. Оно умеет зрить в корень и видеть, чистоту или загрязнённость помыслов человека.

И хотя Илья всё уже решил за себя и за эту девушку, которой, и это очевидно, нужна экстренная помощь, всё же он посчитал необходимым показать Константину, что и его точка зрения имеет право на рассмотрение и итоговую ошибку. И тогда он, прежде чем следовать зову сердца, наивернейшему геолокатору определения значения событий (не зря на измерении сердечного ритма строится работа полиграфа), ещё раз взглянет на то, что там происходит и насколько всё соответствует его или Константина варианту описания происходящего.

И вот Илья, повернувшись в сторону громилы и его жертвы, такой хрупкой и беззащитной в сравнении с ним девушке, начинает внимательно на них смотреть и разглядывать. И если насчёт громилы у Ильи никаких изменений в своём взгляде на него не произошло, – как есть подонок, – то вот девушку ему стало ещё жальче, так она была подавлена и зажата всеми этими обстоятельствами встречи с громилой, требующий от неё того, что она не могла ни при каких вариантах и обстоятельствах дать. Свою девственную чистоту души и сердца. А всё потому, что… Но до причин такой неуступчивости этой девушки Илье не успелось докопаться, а всё потому, что Константин, – вечно он так, – его на этом месте перебил.

– Посмотри туда. – Говорит Константин, кивая в сторону громилы и его жертвы, но при этом давая понять обернувшемуся на него Илье, что он указывает не на них, а на что-то там другое. Илья же ещё и с первым вопросом тут не разобрался, – его вдруг тут что-то встревожило, – а тут его буквально перенаправляют наблюдать другое событие. Которое из слов Константина как бы собой затмевает всё то, что происходит между девушкой и громилой. И Илья не за что бы туда не посмотрел, если бы не был подчинён своим рефлексам. Перед которыми вывесили красную тряпку в виде любопытства, и ты тут уже ничего не поделаешь, и тебе приходиться следовать за ними.

И Илья поворачивает свою голову по направлению кивка Константина и… ничего особенного там не видит. Выходящие во двор тёмные окна зданий и на этом всё… Хотя нет, не всё. А только Илья бросил свой взгляд на эти ряды тёмных окон, как одно из окон, на самом верхнем этаже, взяло и осветилось светом. Но только на мгновение. И окно, подмигнув Илье, как ему почему-то показалось, вновь потемнело. На этом месте Илья хотел было сделать фиксированную паузу, но тут из-за затянувших было небо облаков выходит как-то уж неожиданно для Ильи Луна, и всё это происходит в такой, хоть и неполноценной связке, что Илье приходит на ум, что Луна перехватила у этого окна эстафетную палочку света. Что спустя мгновение получило своё подтверждение. Луна вновь затягивается облачностью, в результате чего вся вокруг местность погружается в сумерки, и в тот же момент то самое окно освещается светом. И опять на то самое мгновение, чтобы передать эстафетную палочку Луне.

– Что это? – замерев в одном положении, не сводя своего взгляда со светящегося и перемигивающегося с Луной окна, задаётся вопросом Илья.

– Это маяк, указатель для нашего пилигрима. – Говорит Константин. – В нём, в этом свете окна, сконцентрировано всё самое светлое и тёплое для него. И он, как лунатик, завороженный этим лунным светом, будет следовать отмеренному ему пути, никуда не сворачивая, пока не придёт к своей цели.

– Набережной. – Вставил слово и свою дерзость на перебивание Илья. Константин оторвался от своего взгляда на окно, посмотрел на Илью и сказал. – В нашем случае это набережная. – На этом месте Константин вдруг спохватывается, принявшись стягивать рукав пиджака, чтобы по своим наручным часам убедиться в том, что всё именно так, как он спохватился – они здесь задержались больше, чем у них есть время, и может даже теперь опоздали.

– Пошли назад, – бросая скорый и примечательный взгляд на выход из этого проулка, говорит Константин, собираясь выдвигаться назад, – а то, как бы мы не упустили наш объект.

И хотя это предложение Константина может в себе содержать тот самый компромисс для Ильи, уводящий его отсюда по весьма резонным обоснованиям, – он же требовал от Константина таких железобетонных объяснений, которые позволят ему смирится со своей совестью; вот и получи, – Илья решает принять их. Тем более всё это очень похоже на правду.

И вот они на своё относительное наскоро покидают этот проулок и устремляются в обратный путь, который, как оказывается, куда как длинней того пути, который они проделали ранее, следуя сюда. Из-за чего у Ильи даже начинают возникать вопросы поискового и паникёрского характера. – А мы случаем не заблудились или может уже прошли наш автомобиль?

– В сумерках всё вокруг всегда видится по-другому, и не всегда всё объяснимо. – Даёт туманный ответ Константин, подходя к мусорным бакам, являющимися неотъемлемой частью интерьера вот таких мест, заброшенных людьми и судьбой, вносящих в обстановку местного апокалиптического запустения знаково-ассоциативную иронию и насмешку судьбы. Мол, для вас, отбросов общества, здесь самое место, и этот мусорный бак, как условная табличка, и есть точный указатель того, где вам всем место. И если что, то сами можете в него забраться, чтобы окончательно примирить себя со своей кармической судьбой и действительностью.

И только Константин с Ильёй сравнялись с этими мусорными баками, обходя их со стороны мимоходом, как между баками, стоящими друг от друга в пару метрах, ими вдруг замечается склонённая головой к своим ногам одинокая фигура человека. И тут уже и не скажешь, что заставило вначале остановиться Константина с Ильёй, а затем и предпринять некоторые ознакомительного характера действия в сторону этого человека, падшего в свою настоящность – ничтожество и низменность, – просто его здесь нахождение или же эта его странная по своей неуклюжести скрученность человека, но одно точно понятно – Илья не стал дожидаться того момента, когда Константин каким-нибудь резонным и убедительным на все сто процентов аргументом попытается его остановить от своих спасательных действий, – да от него, как минимум, можно подхватить какую-нибудь вошь, – бросился к нему, и… едва не становится подпоркой для этого человека, в один момент потерявшего равновесие, – его голова, всё это время наваливавшаяся вперёд, наконец-то, набрала критического веса для всего этого тела забулдыги, и его завалила, – и рухнувшего прямо перед собой, как раз туда, куда чуть не вступил Илья.

– Что, успел? – с нескрываемой иронией задаётся вопросом Константин.

– На это не так-то просто ответить. И ответ лежит в нескольких плоскостях рассмотрения этого вопроса. – Подражая или переняв манеру Константина туманно изъяснять свои мысли и всё самое простое, сказал Илья.

– Уже то, что ты смотришь на вещи не прямолинейно, похвально. – Резюмирует этот разговор Константин, и тут опять вдруг на них буквально натыкается новая неожиданная встреча в лице какого-то, уже другого забулдыги, основного подвида человека местного ореола обитания, вышедшего из-за угла дома так для всех сторон этой встречи внезапно, что все на мгновение замерли, пытаясь сообразить в себе, что их всё-таки друг в друге остановило. Что уже странно потому, что каждая сторона в своей частности не представляла из себя нечто такого, чего не встретишь даже в таком захолустном месте.

И тем более странно то, что именно забулдыга, кто находится в среде своего обитания, чей жизненный опыт, как раз настоянный на вот таких неожиданных встречах, позволяет ему философски оценивать результаты таких встреч, в себе одёрнулся, подрастерялся и в лице переменился, натолкнувшись на незнакомцев. Что, конечно, можно было списать на расшатавшиеся нервы забулдыги, всю свою жизнь проводящего в стрессе, который ему приходится усмирять горячительными напитками (а сегодня ему не фортануло и он до сих пор испытывает муки похмелья), но какая-то уж очень необычность в нём проскальзывала, что Константин, у кого глаз намётан и он всё примечает, не стал пропускать мимо этого забулдыгу, как-то уж быстро в себе собравшегося и почему-то не в собранную сторону, а он начал в себе почёсываться, как бы предлагая этим встречным его не задерживать и поскорей мимо проходить.

А вот этого понукания собой, скорей всего, не потерпит Константин, насчёт понукания кем-то ещё, имеющего чёткие принципы – эта дорога с односторонним движением, и понукать людьми будет только он. И вот это, возможно, и заставляет Константина зацепиться за этого забулдыгу и перегородить ему молча дорогу.

На что забулдыга смотрит с вопросительным недоумением, и благодаря своему выше среднего росту, то не снизу вверх, а на паритетных началах с Константином, на чей счёт природа ни в чём тоже не поскупилась, и неожиданно опять, академическим культурным кодом, с чёткой регистратурой тембра голоса и дикцией задаётся вопросом к Константину. – Какими судьбами, не буду спрашивать, – это заезженная фраза и конфиденциальная в том числе информация, – а вот спросить: «Чем обязан?», спрошу.

А вот теперь, после такого обращения к Константину забулдыги, он не то чтобы по другому для Константина видится, а в нём многое открывается. И то, что он принимается за опустившегося интеллигента, какого-нибудь светоча частного и в своей узкой культурной области специалиста экстра класса, – любил шибко закладывать за воротник, и вот итог этого закладывания: он вместе с совестью заложил всех своих родных, друзей, костюм и свою жизнь, – то это прямо напрашивается и в чём-то клишированный взгляд на обитателей подворотен. Но после этого обращения забулдыги к Константину, в нём неуловимо проскальзывают некие черты, которые Константин не сразу может квалифицировать. Но их наличие, необъяснимая манера держаться шатко, валко и одновременно не сдвигаемо твёрдо, как будто ему палку вставили заместо позвоночника (он был неестественно прям) и остальное что-то Константину подсказывает, что с этим забулдыгой не всё так просто.

– Да вот, – в некой игровой манере говорит Константин, – хотел бы узнать время.

На что забулдыга смотрит с приправой недоверия и напряжённого внимания к Константину, скорей всего, пытаясь разобрать Константина по своим элементарным частицам. И судя по его ответу Константину, то он его ещё недостаточно понял, и этот его последовавший спитч по этому поводу, тому подтверждение.

– В местах, где время остановилось для всех, и для каждого оно своё, о времени не спрашивают. – С каким-то прямо нравоучением говорит забулдыга, явно живущий по своему отдельному времени. – Изчего я делаю вывод. Вы заблудшие здесь души.

– Кто бы говорил. На себя посмотри вначале, чтобы делать такие выводы. – Возмутился про себя Илья, принявшись приглядываться к этому, уж очень на словах дерзноватому человеку. И стоило Илье повнимательней к нему присмотреться, то он в нём тут же начал находить множество из того, что не соответствовало первому взгляду на него. И, пожалуй, то, что он был принят ими за забулдыгу, если честно, то только по клишированному именованию людей, заблудившихся в себе, ассоциировано к этому месту их нахождения, к которому у них с Константином имелась некоторая предвзятость. Да и встреча уже с одним из таких местных умотипов между мусорными баками, усилила их такие взгляды на встречных людей.

Тогда как в этом человеке и близко не наблюдалась эта унылость и дремота разума, застой и разрядка энергетики жизни, которая формирует и затем движет всеми этими заплутавшими в себе людьми. А в глазах этого человека прямо горел огонь потенциала всё тут развинтить, разобрать и изменить, и он был весь в себе заряжен энергетикой жизни, которая так и рвалась наружу, проскальзывая в его, едва уловимой ухмылке над всем тем, что пытается встать на его пути (какие смешные). Ну а этот весь его наряд, – именно наряд, а не одежда, – в себе как бы подчёркивающий разобранность его судьбы и жизни, сильно и хлёстко бьющая его по щекам своими сложными обстоятельствами, оставляя там рубцы, как печати памяти, есть всего лишь внешний антураж, ничего не имеющий общего с тем, что этот человек собой представляет.

– Вот поэтому мы и интересуемся чужим временем. – Говорит Константин. – Наша концепция на это следующая. Своё время не так устраивает и греет.

– Это ложная концепция. – Всё-таки ухмыляясь, как это видит Илья, не сводящий своего взгляда с незнакомца, говорит он. – Каждому нести свой крест, или в нашем случае, определять собой своё время.

– Вот мы его и определим, сверяясь с твоим. Сам понимаешь, что в мире относительности, где ценность определяется через рыночный инструмент и сравнение, только так узнаётся настоящая цена того же времени. – Отвечает Константин.

– Тогда странно, что вы по мне сразу не определили, в каком времени я живу. – Отвечает незнакомец.

– Хочешь сказать, что твоё время ушло? – спрашивает Константин.

– Если так назвать такое течение жизни, где тебя несёт по течению, и ты лишь принимаешь эту данность, то да. – Говорит незнакомец.

Константин сразу ничего в ответ не говорит, пристально так смотря на незнакомца, кто со своей стороны и не собирается уклоняться от этого взгляда Константина, а он в ответ немигающим взглядом смотрит и как бы бросает ему вызов – ну попробуй пересмотреть эти мои взгляды на себя и на свою жизнь. Найди, падла, за что можно во мне зацепиться, чтобы оспорить эту данность.

И этим он себя выдаёт, как вдруг рассудилось и понялось Илье, теперь увидевший подтверждение всем своим догадкам насчёт этого человека, выдающего себя не за того, кем он на самом деле есть. И вот эта его неуёмная никак гордыня и упорство дерзости и живости внутреннего я, ничем не могущая усмириться, даже тогда, когда это необходимо для реализации задуманных собой планов, и раскрывает его.

И видимо, и Константин всё это в нём также просёк и не позволил тому себя обмануть. – А мы всё-таки проверим. – Говорит Константин, подступаясь в упор к незнакомцу. – Дадим, так сказать, шанс изменить своё остановившееся на небытие время. – А вот теперь, после этих словесных предварений, Константин в себе демонстрировал крайнюю необходимость незнакомцу, если он хочет вопросы с собой решить по хорошему, пойти навстречу требованиям к нему Константина. И тут не получится сослаться на недалёкость своего ума и наивность, здесь всё понятно, как белый свет Луны, освещающий их всех ясно – незнакомцу в любом случае придётся очистить свою душу, вывернув свои карманы перед Константином. А вот на каких-таких основаниях, то всё очень просто. По единственно действующему в этих местах закону мироздания – праву сильного.

И хотя у незнакомца никто не забирал право на своё мнение на это всё дело и право всё оспорить, если он, конечно, уж совсем не считается с реальностью, – а реальность такова: Константин уж больно жёстко, борзо и внушаемо выглядит, – он, мигом сообразив всё это, а может из неких своих других внутренних соображений, решает принять без спорных моментов предлагаемый ему выход из этой сложившейся ситуации. Правда, только поле того, как Константин сделал очень странное добавление к себе и собой сказанному.

– Твой час пробил. – Вот такую не слишком понятность говорит Константин, с каким-то подразумеванием и тайным посылом смотря на незнакомца. При этом

И он лезет в карман своего пиджака от когда-то приличного костюма, который, надо отдать ему и мастерам этого пошивочного цеха должное, ещё сохранял в себе общую видимость чего-то когда-то достойного, несмотря на все те перипетии и замызганности жизни его носителя, которые его забрасывали куда только нельзя и можно, бросая спать под скамейку, в подземном переходе и просто на мостовую. Там рукой на мгновение задерживается, за это мгновение успев перекинуться многозначным взглядом с Константином, напрягшимся в готовности отреагировать на возможный выпад незнакомца, если он сейчас решит их всех удивить своим желанием быть их проворней и уже со своей стороны забрать их время и притом навсегда. Что, видимо, в себе также рассчитывал незнакомец, для которого, каким бы то не было его время пакостным и депрессивным, тем не менее, это его время и он не желал с ним ни с кем делиться.

Но всё же Константин (что-то в нём было такое, что заставляло людей следовать тому, что он им внушал своим видом и требовательным взглядом) сумел убедить незнакомца в том, что ему не стоит сопротивляться неминуемому и зачем терять тут же на месте последнее, что у него есть, – остатки своего времени, – и он без резких движений вынимает из внутреннего кармана то… что в край удивляет и не снимает напряжения с Константина и теперь Ильи в добавку. А именно нож, добротно так сделанный.

Константин смотрит исподлобья на незнакомца и на нож в его руках, и в готовности отреагировать на любой выпад незнакомца, задаётся к нему вопросом. – И что это?

– Это своего рода необходимость. – Говорит незнакомец, сам при этом уже хитро ухмыляясь, проверяя Константина на его шкурность и малодушие (падла, ещё такое предполагая).

– И что это за необходимость? – задаётся вопросом Константин, демонстрируя в себе твёрдость намерений и бесстрашие их сопровождающее.

– В таких местах, как это, без него сложно отстаивать свои интересы. Здесь каждый норовит при встрече с тобой навязать тебе свои интересы. – Отвечает незнакомец.

– Понимаю. – Говорит Константин. – Вот только одно дело демонстрация, а другое дело правоприменение этой необходимости. Хватит ли дурости или как это называется? – А вот сейчас, когда Константин решил форсировать события, настал момент истины для всех. И опять незнакомец с Константином незримо переглядываются между собой, оценивая шансы друг друга, если незнакомец выберет для себя вариант с обострением ситуации.

– Я его ношу только в демонстративных целях. – В одно мгновение в лице смягчается незнакомец и с этими словами протягивает нож ручкой вперёд Константину.

Константин внимательно на всё это смотрит, предполагая скрытый подвох, и пока что не беря нож, спрашивает незнакомца. – Душа не опустеет без него?

А вот тут незнакомец как будто спохватывается. – И то верно. – Говорит незнакомец. – Мне нужно что-то взамен.

– Взамен? – ничего не поняв, переспрашивает Константин.

– Всё верно. – Говорит незнакомец. – Сами понимаете, дорога и пути по нему (здесь Илья бросил внимательный взгляд на Константина) всё больше небезопасные. И мне нужно хоть что-то при себе иметь, чтобы, либо откупиться, либо дать понять грабителю, что с тобой лучше не связываться.

На что Константину так и порывалось заметить незнакомцу, что прежде всего нужно в себе внутри иметь стержень, а всё остальное уже приложится, и никакой нож тут тебе не поможет, но он смолчал, решив, что не нужно провоцировать незнакомца на такого рода пробования в себе. И Константин, покосившись в сторону Ильи, при этом держа руку незнакомца под контролем, спрашивает его. – У тебя есть что-нибудь для размена.

Илья рефлекторно пожимает плечами, а уж затем только лезет в карманы куртки, в надежде там отыскать что-то такое, что ему вообще не нужно, а вот незнакомцу эта вещь сгодится и посчитается за равноценный обмен на этот нож.

И теперь всё внимание обращено на Илью, кто там долго возится в своих карманах, данных ему для содержания не только своих рук, а их первоначальное предназначение заключалось для ношения там ценных вещей, которые всегда можно сменять на что-то другое для себя ценное.

– Есть только ручка. – Говорит Илья, вынимая из кармана ручку, уже и не помнит он каким образом там оказавшаяся. При этом, как замечает по ней Илья, то она очень интересная и не самая обычная. А она со встроенными часиками, что придаёт новые смыслы завязанному на начальной стадии разговору Константина с незнакомцем о сути времени, внося в неё новые определения уже для Ильи. Кто получается, что меняет своё время, определяемое ходом часиков на этой его ручки, на время незнакомца. И хотя такая мысль Ильи абсурдна, но и от дремучего суеверия никуда не уйдёшь, и Илье чего-то не хочется делать такой размен.

Вот только кто его спрашивает. Да никто и особенно Константин, кто всё за всех тут решил, перехватывая ручку у Ильи и протягивая его незнакомцу с пояснительными словами. – Ручка куда как посильней оружие в умелых руках. Ведь не зря говорят, что написанное не вырубишь и топором.

– Согласен. – Говорит незнакомец, протягивая свободную руку за ручкой, отдавая нож Константину. После же того, как произошёл этот размен, каждая из сторон производит оценку полученного предмета – Константин мерит на весу нож, тогда как незнакомец, обнаружив изюминку этой ручки, часики, покосился на Илью своим острым взглядом. Ну а как только все вопросы размена разрешены, стороны без лишних вопросом расходятся в разные стороны.

– И что это сейчас было? – задаётся вопросом к Константину Илья.

– А что тебе непонятно? – вопросом на вопрос отвечает Константин.

– Так мы вроде как спешили. – Детализирует свой вопрос Илья.

– Не спешили, а пытались прийти вовремя. А это разные временные интервалы. – Говорит Константин. – А здесь, с учётом нашего дела, чтобы действительно не опоздать, нельзя игнорировать встречную реальность. Кто знает, не она ли, которую мы ждём. – И опять Илья мало что понял из этого ответа Константина, кто, скорей всего, не имеет аргументов для объяснений, вот и начинает тут увиливать от прямого ответа. Правда, когда они добрались до своего автомобиля, до которого к полной неожиданности Ильи им пришлось ещё нимало пройти, многое из того, что Константин так завуалированно своими недомолвками говорил, получило своё подтверждение.

– Хм. Странно. – Посмотрев на свои наручные часы после того, как они растерянно и ищуще послонялись вокруг автомобиля забрались в салон автомобиля, и Константин осветил их прежним, уже раз им применимым способом, через огонёк сигареты, таким образом он выразил своё недовольство происходящим. На что Илья ничего не ответил, предпочитая обождать, когда Константин сам всё объяснит.

– Он должен уже объявиться. – А вот и объяснение этому эмоциональному выходу Константина.

– Кто он? – всё же не удерживается Илья и спрашивает.

– Тот, кто должен пройти этот последний путь. – Опять иносказательно даёт ответ Константин.

И раз так, то Илья предложит другие варианты. – Может он передумал? – Константин бросает на Илью малопонятный взгляд из глубины своей темноты, освещаемой только огоньком сигареты и лунным светом немного, и говорит. – На пути предначертанности не действуют характеристики ума. Тут думай, не думай, а всё равно придёшь к назначенному пункту назначения.

– А кто же за всех решает? – спрашивает Илья.

– Ты знаешь. – Уж очень самонадеянно, как на это смотрит Илья, заявляет за него Константин. И он готов с этим спорить. Но потом, так как Константин озвучивает желание чего-нибудь перекусить. – Что-то я проголодался. – И только это сказал Константин, как в голове Ильи проскочила мысль проверить слова Буцефала о закусочной на набережной.

– Я думаю, что на набережной точно найдётся чем заправиться. – Говорит Илья.

– Хочешь посмотреть, куда ведёт этот путь? – задаётся вопросом Константин, своеобразно поняв Илью. С чем тот не собирается спорить, соглашаясь.

– Тогда пойдём. – Говорит Константин. – К тому же посмотрим, что мы могли пропустить мимо себя и пройти мимо. – На этом разговоры заканчиваются, и они выходят из автомобиля, чтобы пройтись по прежнему маршруту. Но только в пространственной плоскости взгляда на него. Тогда как что касается всего остального – его наполнения людьми и событиями с ними связанными, то тут время внесло свои изменения в маршрут их следования. И первое изменение, какое они заметили, следуя по этому пути, проходя мимо мусорных баков, возле которых им встретился тот странный во многом незнакомец и брошенный судьбой и собой забулдыга, то это отсутствие обоих. И если насчёт странного незнакомца всё ясно – они видели, как он ушёл, – то вот насчёт забулдыги, кто не подавал признаки деятельной жизни, не всё так ясно и возникли вопросы. И куда же он отполз и как ему это удалось?

Но это вопросы не такой уж важности, чтобы на них останавливаться и тем более зацикливаться, и Константин с Ильёй как шли, так и продолжили идти своим ровным ходом. При этом Илью стало одолевать некоторое волнение при приближении к тому месту, где они столкнулись с громилой и его жертвой, молодой девушкой (насчёт разборок тех людей, ему было по барабану).

Ну и как вскоре, а точней, при подходе к тому самому проулку выясняется, то Илья не зря волновался и в нём присутствует то интуитивное начало, которое позволяет предвидеть или предположить нечто такое, что может случится. В общем, по выходу из-за угла дома, от которого раскрывается внутреннее дворовое пространство этого переулка, где они как раз и натолкнулись на громилу с его жертвой, они обнаруживают на том самом месте (они сразу бросили свои взгляды туда), где стоял громила, нет, не пустое место, а там на грязной мостовой лежит какая-то крупная сваленность чего-то, при таком освещении никак не получающая для себя ясного оформления.

– Это что? – во все глаза вглядываясь в эту бесформенную кучу каких-то или чьих-то обстоятельств реализуемости себя, задаётся вопросом Илья.

– Если что, то предположу, что это результат прохода здесь нашего объекта. Всё-таки мы его пропустили. – Сделал оговорку Константин. – А если кто, то это, скорей всего, наш громила.

– Вот как! – чуть не присвистнул Илья, теперь высмотрев в этой бесформенной груде массива отдалённо напоминающие громилу черты своего физического выражения, как-то уж очень быстро и неожиданно для себя переклассифицировавшегося в эту бесформенную массу. Наверное, его об этом очень-очень, и так неожиданно для него и убедительно попросили хуком в подбородок, что он, отзвенев скрежетом в зубах и поехав крышей, когда потерял в одно ударное мгновение все свои ориентиры в пространстве, как подкошенный с брыкнул со своих ног.

И вот какая неудача для него. Он не сразу рухнул на мостовую, а его, а точнее его затылок, на этом пути встретила не как-то вдруг, а там всегда находилась стена дома, и она не прошла мимо него настолько жёстко, что он, получив с её стороны другой ударный заряд встречи, уже окончательно в голове помутился мыслями и сознанием, и по ней уже стёк в эту бесформенную массу.

Ну а кто содействовал всему этому злоключению и итоговому результату, то тут у Ильи нет особых разночтений с Константином, всё уже заранее предсказавший насчёт пути некоего объекта своего права на всё в этой части жизни, кто обязательно сюда заглянет, чтобы найти для себя ответы на те вопросы, решения на которые он в себе всё раненьшнее время сдерживал найти. А вот сегодня и сейчас он решил не давать жизни течь самотёком, а он собрался внести в неё свою чёткость и ясность. Которая сравни неминуемому возмездию тем и тому, кто всего этого заслужил и заслуживает. И Илья даже в себе почувствовал некоторую симпатию к этому типу, чьи поступки и намерения к ним приводящие, соответствуют и его взглядам на жизнь и справедливость, как бы она не субъективно с его стороны не смотрелась.

– Я же говорил, что он найдёт лёгкое решение стоящих перед ним вопросов. – Говорит Константин.

– И что будем делать? – спрашивает Илья.

– А вот теперь нам точно надо поспешать. – Говорит Константин. – Если это наш объект, то он уже очень близко находится к своему финишу. Это где-то на набережной. – И на этом Константин ставит точку в разборе местной реальности, выдвигаясь в сторону набережной. А Илье только остаётся, как за ним следовать и не задавать вопросы насчёт того, что прямо в лице Константина напрашивается спросить. А между тем у Ильи есть масса не только сейчас, но и прежде возникших, и неразрешённых вопросов. Например, уже в нём всё назрело знать, кого всё-таки они здесь караулят? И это нужно знать Илье не из одного чистого любопытства. А этого требует элементарная безопасность, которой может угрожать встреча с этим объектом их ожидания, кто, судя по тому, что из себя сейчас представляет громила, крайне силён и опасен.

А из этого вопроса и ответа на него вытекают и другие вопросы не менее важного для Ильи характера. Что им придётся делать, если они вдруг всё-таки наткнутся на этого опасного типа и вообще, как Константин собирается его узнавать? Исходя из каких данностей и характеристик? А это уже наводит Илью на мысль о том, что Константин, если не скрывает от него нечто такое, что ему позволяет ориентироваться в поиске этого объекта ожидания, то он придерживает эту информацию про себя. А вот для чего, то тут вопрос очень широко представлен вариантами на него ответов.

И за всеми этими мыслями Илья не сразу замечает их выход на самую последнюю финишную прямую в этой дислокации задворок человеческого нахождения, прямо упирающуюся в набережную, своим ярким и живым контрастом чуть ли не сбивающей со своего ровного хода и мысли выходящих из этого зауличного плена Константина и Илью. Что сравни тому, когда ты после крепкого зажмуривания глаз их резко открываешь и …сразу ничего вокруг себя не можешь видеть из-за бьющего со всех сторон яркого и объёмного света окружающего мира.

И Илье с Константином, оказавшимся так неожиданно для себя резко и непредсказуемо почему-то на этом переходе из одной реальности в другую, пришлось на месте остановиться, чтобы уравновесить себя и дать своему зрению акклиматизироваться к новому объективизму реальности. Которая имея в себе большую насыщенность и объёмность информационного фона, звукового и визуального наполнения, и всё это подаётся в куда большей динамике, чем там, откуда они вышли, собой со всех сторон начала обхватывать Илью и Константина, впитывая их в свою среду реальности.

И Илья не смог удержаться от того, чтобы не выразить вслух свои эмоции. – А здесь жизнь бьёт ключом. – Говорит Илья, с долей восхищения разглядывая набережную, со своим каждодневным вечерним компонентом, праздно прогуливающейся публикой, вышедшей подышать свежим воздухом и просто прогуляться.

– Да, – соглашается Константин с Ильёй, но со своей точки зрения, – всё так. Но только по другому и другим ключом. – Илья вопросительно смотрит на Константина и тот, обнаружив в Илье не полное понимание его слов, поясняет себя. – Там, – кивая назад, говорит Константин, – жизнь бьёт, как правило, гаечным ключом и в затылок. – Здесь Константин делает паузу, и значит, чтобы у Ильи больше не возникло к нему вопросов, делает ещё одно уточнение. – Если что, то это была метафора.

И у Ильи больше не возникло к Константину вопросов, правда, по другим причинам. Ему в нос вдруг ударил запах и вкус только что приготовленного блюда на угле, усиленного глюконатом натрия, нахождением на свежем воздухе проголодавшегося человека и другими механизмами маркетинговых манипуляций. А это не просто наводит Илью на определённую мысль, – здесь где-то рядом находится та сама закусочная, на которую указывал Буцефал («Подтверждаю, сам видишь, я человек слова, – в голове Ильи доносятся отголоски слов Буцефала»), – а ему прямо в нос тычут этой действительностью.

И Илья, повернув голову в сторону наполняющих его новыми смыслами и желаниями ароматов, теперь точно идентифицирует находящийся в нескольких десятков шагов от себя небольшое зданьице. Это и есть та самая закусочная, если не на колёсах, то не настолько капитального строения, чтобы быть здесь навсегда.

– А вот и закусочная. – Говорит Илья, переводя внимание Константина на это временное зданьице, сколоченное из щитов, прикрывающих зад и боковые стены этой закусочной, а его фасад отдан под витрины из стекла, чтобы праздно шатающийся прохожий сбивался со своего прямого пути не только одними возбуждающими аппетит ароматами, но и визуальная картинка местных блюд, имея своё знаковое слово и значение, его напрягала.

И праздно шатающийся прохожий, сперва значит отвлечённый этими ароматами от своих серьёзных дел, которыми посвящены все его мысли и предполагаемые ими сюжеты расправы над некоторыми непривлекательными для себя лицами, – как бы прищучить эту ошибку природы, Валериана Карловича, падлы, – переводит своё внимание на витрины этой забегаловки, как между собой и про себя то-ж, величают вот такие уличные заведения все эти люди с улицы, и там он уже подпадает под власть своих зрительных рецепторов и рефлексов, при виде всего того, что из себя источает саму вредность и удовлетворение запретным плодом, который в себе несёт всякая не полезность.

– Предлагаешь, заглянуть. – Говорит Константин.

– Не только. – Отвечает Илья.

– Тогда твоё предложение принимается. – Отвечает Константин, выдвигаясь в сторону закусочной, насчёт которой не соврал Буцефал. А вот для каких целей он был правдив с Ильёй и чего он добивался, то ответ на этот вопрос нужно давать осторожно, учитывая специализацию Буцефала, как чьего-то душеприказчика, то есть простыми словами, душегуба. И если он был честен с Ильёй в плане этой закусочной, то нельзя исключать вариант того, что это есть путь к отравлению Ильи и его дальнейшему устранению. Ну а зачем всё это нужно Буцефалу? То может лично ему всего этого и не нужно, но свою рефлексию убийцы никуда не денешь, и всё это с ним происходит на автомате. Если, конечно, у Буцефала нет зуба на это заведение, которое его в итоге свело в могилу своими привлекательными ценами, столь сочными и вкусными бургерами, которыми он, как по расписанию заправлялся, следуя по пути к своему очередному заказу.

Что, видимо, стало известно конкурирующей с ним организации, корпорации убийц, которая и подослала к этому месту своих исполнителей заказов на человеческую душу, регистраторов итогов, в данном случае по душу Буцефала. Где они расправились с Буцефалом в самый восторженный и сладостный для него момент, когда он, прикрыв глаза от предвкушения, замахнулся всей своей открытой пастью над бургером. И вместо бургера ему в рот влетела пуля, выпущенная из пистолета с глушителем наёмного убийцы. И Буцефалу, успевшему всё-таки удивиться тому, что это у него так резко засквозило в горле: «Простыл что ли?», ничего другого на этом жизненном свете не оставалось делать, как только довольствоваться тем, что ему было сейчас дано, сбрыкивая со своих ног прямо на лужайку у набережной, куда он отошёл, чтобы в одиночестве насладиться этой жизнью и бургером.

– Так вот почему Буцефал вспомнил о закусочной! – осенило догадкой Илью. – Она для него некая точка отсчёта. Как в земной жизни, – он здесь, за поеданием бургера, планировал свои тёмные, заказные дела, – так и в жизни после смерти – эта закусочная послужила стартовой площадкой для его отправки в новый, потусторонний мир. И он поди что хочет посредством меня выяснить, кто стал тем его отправителем в этот новый мир. Так что ли? – задался вопросом Илья кому-то там в себе, кто отвечал за этого Буцефала, возможно и надуманного персонажа, необходимого Илье для своего сопровождения под прикрытием нового сознания, инициатором которого выступил Константин, объяснив всё это необходимостью быть нейтральной стороной ко всему, что им встретится на этих буреломах мысли чуждого им сознания, а иначе можно так во всё это вовлечься, что уже тебе самому понадобится помощь.

– Шизофрения, как вирус, вещь заразная. Она передаётся не каким-то там допотопным воздушно-капельным путём, а она проникает в голову человека куда мгновенней, через одну всего лишь мысль. Так что когда с ней имеешь дело, то, чтобы остаться самим собой и не заразиться вспышками этого, скажем так, иного рода сознания, нужно следовать некоторым рекомендациям. И в первую очередь, это оставаться нейтральным лицом, в стороне от всего происходящего. Для чего лучше всего подойдёт небольшой маскарад, с выдачей себя за другую личность. Так что работа под прикрытием другого сознания – это есть защитная мера для своего сознания. – Вот так проводил подготовку Ильи Константин, через аутотренинг внося некоторые изменения в его сознание, добавляя в него точки оснований для формирования на их основе защитного слоя из другого сознания. На этот раз сознания киллера и душегуба Буцефала, как наиболее отторгаемая и агрессивная для Ильи сущность.

И это не зря. Это было необходимо, чтобы чужеродный элемент, против которого всё восстанет в организме Ильи, имел в себе максимальную энергетику, против которой Илья ничего не смог бы поделать и ему пришлось бы идти на компромисс с этой инородной сознательностью. Впрочем, у Ильи на этот счёт есть свои интересные мысли. И он считает, что этот его камуфляж в лице личности Буцефала, на самом деле есть всего лишь набор факторизаторов и дисциплин их между собой скрепляющих, которые при определённой настройке (этим как раз занимается Константин) создающих собой собирательный образ под ту или иную ситуацию. В данном случае киллера Буцефала, как наиболее подходящую для этого их дела (?) личность. А если условия задания будут изменены, то нужно лишь, как калейдоскоп, настройки Ильи встряхнуть, и он уже… И вот чёрт! На этих мыслях Илья вдруг натыкается на человеческий силуэт на газоне рядом с закусочной.

Что сразу в нём рождает странные и в чём-то удивительные вопросы. – А это случайно не он лежит? – замерев на одном месте, про себя пока что задаётся этим вопросом Илья, принявшись вглядываться в тёмный силуэт человека, пропечатавшего на травянистом ковре газона, который шёл вдоль набережной и здесь упирался в торец закусочной.

Естественно, Илья один не может ответить на вопрос объяснения того, на что он сейчас наткнулся, и он вопросительно смотрит на Константина, кто тоже остановился, заметив тоже самое, что и он.

– И кто это? – задаётся самым обычным и глупым в таких случаях вопросом Илья.

На что Константин просто обязан сказать какую-нибудь язвительную колкость. По крайней мере во всех детективных фильмах так разыгрывают вот такую ситуацию обнаружения человека в не самом привычном для него положении. Если он, конечно, не находился в изменённом сознании, чаще всего с помощью горячительных напитков. Но такое объяснение происходящего не всегда устраивает обе стороны такого себя нахождения, и поэтому никто не спешит быть очевидцем очевидного, а все для начала присматриваются друг к другу.

– Боюсь, что он и сам об этом уже не знает. – На грани фола иронизирует Константин.

И хотя чисто технически и по фактам к Константину не придраться, Илье всё равно хочется к нему придраться за такую его механичность и значит, циничность по отношению к человеку. И Илья от этого внутреннего возмущения, даже посмотрел по сторонам в поиске поддержки своего раздражения таким механическим подходом Константина к ближнему своему, который может всего этого, что с ним сейчас случилось и заслуживал, но …Почему никто вокруг не замечает валяющегося на газоне человека, демонстрируя своё полное равнодушие, социальную безответственность и отстранённость к тому, что требует от них помощи.

И оправдывать себя тем, что это однозначно какой-то забулдыга, уставший от сильного перепоя, и тогда какого хрена я буду ему помогать, слишком слабая позиция. А вот то, что он лежит в глубине темноты и местного не освещения, так сказать, на заднем дворе местной реальности, – закусочная загородила собой фонарный свет, освещающий местную округу, – в результате чего он находился вне пределах посторонней видимости и Илья его заметил только при близком к нему приближении, то это вполне резонное оправдание своей бездеятельности и сердечной скупости.

– Это случайно или нет? – а вот это вопрос на засыпку и даже удивительно Константину, как Илья умудрился им задаться.

– Есть примета. – Говорит Константин. – Если чего-то ожидаешь, то это всегда встречается. А это сам понимаешь, что значит. – Илье, конечно, хотелось бы услышать более детализированный ответ, а не этих ссылок на свой ум, но тем не менее, он понял, что хотел сказать Константин.

– И кто он? – и опять Илья задаётся глупым вопросом, на который не ответишь прямо сейчас хотя бы потому, что этот человек лежит спиной вверх и с их стороны нет никакой возможности рассмотреть его лицо, уткнувшееся в траву этого зелёного настила.

– Точно идентифицировать не получится, – говорит Константин, – но если он здесь оказался не случайно, то он посыльный.

– Посыльный? – с долей удивления вопросительно озвучивает Илья высказанное Константином предположение насчёт этого человека. – И что он должен был доставить? – спрашивает Илья.

– Ты очень верно заметил, что он должен был что-то доставить. – Отвечает Константин. – А вот что, то это мы и должны будем выяснить.

– И что будем делать? – задаётся вопросом Илья.

– Для начала осмотрим. – Говорит Константин и отчего-то внимательно смотрит на Илью, у кого начинает складываться впечатление, что Константин предоставляет ему право первому выступить в деле оказания помощи неизвестному. И проявлять в этом деле недальновидность будет сравнимо трусости.

Но Илья не поддаётся любому виду шантажа, и его не сдвинуть с места, если он того сам не захочет. И то, что он сейчас выдвигается первым в сторону этого человека, то это он сам захотел, без всякого своего внимания к оказываемому на него давлению Константина.

– И что тут у нас есть? – подойдя в предельную близость к этому человеку на газоне, сказал эту дежурную для следователей фразу Илья, чем покоробил внутри себя Буцефала, на дух не переносящего всего того, что связано с правоохранительными органами.

– Если не считать человека в одном экземпляре с чисто технической точки зрения, а так-то в нём может помещаться бесконечное количество личностей, – говорит, перебивает Илью и вмешивается одновременно Константин, остановившийся рядом с Ильёй, – то к этому можно приплюсовать атташе-кейс. – И сейчас только Илья обнаруживает этот специфический чемоданчик, используемый для переноски важных материалов, лежащий чуть в стороне от этого человека, из-за чего он и не сразу был обнаружен Ильёй.

– Это… – хотел было сказать Илья, но был перебит Константином. – Не будем делать преждевременные выводы. Давай вначале осмотрим нашего найдёныша. – Говорит Константин, присаживаясь рядом с обнаруженным человеком и протягивая свою руку к его шее. Там он пальцы своей руки прижимает к сонной артерии и начинает прощупывать пульс, как выясняется.

– Пульс есть. – Посмотрев на Илью, говорит Константин.

– Тогда посмотрим на него. – Предлагает Илья.

– Нет. Его трогать не стоит пока не определено то, с чем связано это его здесь нахождение и его состояние. – Отвечает Константин, переводя свой взгляд на кейс.

– Не думаю, что это хорошая идея. – И опять, как под копирку говорит Илья, проследив взгляд Константина. Константин вновь смотрит на Илью и после фиксированной на нём паузы говорит. – А вот мне что-то подсказывает, – может моё любопытство, может моя страсть к авантюрам, а может моё умение аналитически мыслить, – что это наше дело. И в этом кейсе находится то, что к нам относится, некое послание. – И на этом всё, Константин ставит точку, приподымаясь на ноги, чтобы обойти этого человека и подобраться ближе к кейсу. Здесь он окидывает изучающим взглядом кейс и пальцами руки подтягивает его до себя. После чего уже открывает его крышку. Куда уже они вместе с Ильёй и заглядывают.

И как это всегда в таких, с открытием для себя тайн, случаях бывает, то как всё-таки мелко наше любопытство, в себе столько многого предполагающее, стоя перед раскрытием тайны какого-нибудь открытия, того же кейса, в который оно столько всего в своих фантазиях помещает, что даже становится непонятным, как это всё может туда поместиться, – как минимум, все эти воздушные замки, – и как только тайна замка или кейса раскрывается, то первое, что испытывает любопытство, то это разочарование тем, что на самом деле содержала тайна этого кейса. Она, как минимум, не соответствует размерам представлений о себе любопытства, и выглядит столь мелко относительно ожиданий на свой счёт всё того же любопытства, что у него всё желание отпадает разбирать суть ценности этой тайны.

С чем также сейчас столкнулся в себе Илья, ничего из ожидаемого не обнаружив в открытом и практически пустом кейсе. И Илья даже не стал приглядываться к дальнейшему содержанию кейса, – на что там ещё смотреть, с первого взгляда итак всё в нём видно, – а спешно сделал выводы. – Пусто. Выходит, что до него раньше нашего добрались.

А вот у Константина более глубокие взгляды на происходящее, и в частности на кейс.

– Я бы так не спешил. – Говорит Константин, забираясь рукой в кейс, откуда им вынимаются две монеты неопределённой конвертации, качества и создания, и начинаются им рассматриваться.

– Что это? – заметив монеты в руке Константина, задался вопросом Илья.

– Первое, что бросается в глаза, то это монеты. – Говорит Константин, сознательно не поясняя Илье, что это за монеты. А вот для чего он делает это, то у Ильи, конечно, есть своё понимание этого, но он это понимание оставит при себе, спросив другое и по существу вопроса. – Я вижу. – Говорит Илья, затем спрашивая. – Но что это за монеты?

– А ты сам посмотри. – Говорит Константин, протягивая монеты Илье. Илья берёт их, и вот же чёрт (!), до чего же они не соответствуют своему внешнему виду, имея в себе запредельную для их размеров тяжесть. И они чуть было даже не выпали из его руки. Но не выпали, и он начинает их рассматривать. И что первое в них бросается Илье, то их знакомость для себя. Такая же, помеченная временами твёрдость и одновременно стёртость незыблемости своего выражения в оттисках своего номинала и значения, разобрать внятно которую не представляется возможным, но в тоже время есть понимание того, что эта монета несёт в себе огромную ценность для его обладателя. И такую точно монету он видел… На этой мысли Илья бросает взгляд на Константина, в баре показывающего ему точно такую же монету, обол, и по обращённому на себя взгляду Константина получает подтверждение своей догадки. Это не просто монеты, а это оболы, своего рода контрамарки для твоей перевозки Хароном через реку Стикс в мир потустороннего.

– Кто он? – кивнув на лежащего человека, задался вопросом Илья.

– Предположу, что курьер по доставке пропускных билетов в мир мёртвых. – Даёт ответ Константин.

– Значит, кто-то хотел их перехватить? – спрашивает Илья.

– Как одна из версий. – Отвечает Константин.

– А какая ещё есть?

– Если они здесь, то тогда почему они здесь. – Многозначно отвечает Константин.

– Спугнули. – Делает предположение Илья, сам понимая, что оно не серьёзное.

– Или целью нападения на него было другое. – Говорит Константин.

– Что? – спрашивает Илья.

– Подумай. – Отвечает Константин. И Илья подумал, да так, что решил зайти к этому вопросу с другой стороны. – Тогда зачем кому-то на него охотиться? – спрашивает Илья.

– А вот и ответ на вопрос, кому предназначались эти контрамарки. – Отвечает Константин, следую в парадигме своего основного предположения произошедшего с этим человеком.

– Но их два? У тебя, как понимаю, уже есть свой обол. – Всё равно не всё понимает Илья.

– Но это только ты знаешь. – Говорит Константин.

– Точно? – переспрашивает Илья.

– Нет. – Вздохнув соглашается Константин.

– Ну а если всё же имело место ограбление. – Говорит Илья, решив сменить тему. – То зачем они кому-то?

– Свой обол нужно заработать, став личностью. Что в наше время наитруднейшая и не всем по плечам задача. Вот и кто-то, кто имеет доступ к эксклюзивной информации, решил таким образом приобрести для себя билет. – Отвечает Константин.

– А разве таким людям не плевать на весь этот мифический вздор. Люди нынче реалисты, они только раз живут, и не нам знать и жить после смерти жизни. – Говорит Илья.

– Демонстрационно и внешне всем плевать. А вот наедине с собой нет таких. И те, кто видел тень смерти, обязательно захочет подстраховаться на всякий случай. – Отвечает Константин.

– И кто это может быть? – задумчиво задаётся вопросом Илья, многозначительно смотря в сторону лежащего на газоне человека, из-за чего этот его вопрос получает для себя размытость, не вполне чёткое направление. Но Константин правильно понял Илью.

– Тот, кто заинтересован в том, чтобы мы обнаружили это послание. – Говорит Константин, протягивая руку в сторону Ильи за монетами. Илья ещё раз посмотрел на монеты и с вопросом: «А нумерация на них, это что, порядковый номер талончика на проход?», передаёт в руки Константина.

А вот этого, как оказывает, Константин и не заметил (из-за банальной причины, он по аверсу монет сразу определил, что они из себя представляют и не стал смотреть на них с другой стороны). Что заставляет его с интересом начать разглядывать монеты. А Илья наблюдает за ним со стороны, ожидая от него выводов.

– Единственное, что приходит на ум. – Задумчиво говорит Константин. – То это порядковые номера очередности на место в очереди. Честно скажу, удивлён. На моём медальоне такого номера нет.

– Может потому, что он именной? – задаётся очень интригующим вопросом Илья, заставляя Константина оторваться от своих размышлений и как-то сквозь Илью посмотреть. А вот куда он там, за ним, смотрит, то об этом Илья даже не будет догадываться, зная это уже наверняка. Он там уставился на ту самую девушку из Морга, Психею, с кого он, хоть и произвольно, и податливо с её стороны, а снял этот медальон. И по этой причине, единственной которая приходит на ум Илье и она известна (глубже копать не позволяет полное отсутствие информации о ней), его медальон именной и без порядкового номера. А вот почему Психея так особенно выделялась из общего ряда, и поди что могла вне очереди пользоваться услугами Харона и его плавательного средства – парома, то это большая загадка и тайна. Раскрыть которую по силам лишь тому, кто раскроет тайну самой Психеи. И судя по Константину, то есть по всему тому, что в нём Илья может прочитать, то он, как минимум, на себя рассчитывает и считает, что ему всё это проделать будет по плечу.

– Может итак. – Говорит Константин, поправляя верёвку на шее, с медальоном на ней. – Ладно. – Уже с большей сознательностью и целеустремлением говорит Константин. – Здесь наше присутствие необязательно. Сейчас вызовем скорую помощь для него, – кивает Константин на лежащего на газоне человека, курьера, – дождёмся её в сторонке и на этом всё. Так что давай, осмотрись, не уронил ли чего и пошли. – Уже поднимаясь на ноги, говорит Константин.

Илья, больше следуя за своими рефлексами, чем своему сознанию, убеждённому словами Константина, и в самом деле начинает осматриваться по сторонам, хоть и будучи уверенным в том, что он тут ничего не ронял и необранивал, держа при себе руки и далеко их, в отличие от Константина, кто суёт свои руки куда ни попади.

И только он всё это место преступления достаточно добросовестно и придирчиво осмотрел, окинув взглядом округу вокруг этого типа, на чью физиономию Илья до сих пор порывался взглянуть, – не каждый раз встречаешь посланцев ада, за кого принял этого курьера Илья, – затем заглянув в кейс, и здесь Илья уже собрался на этом всём поставить точку, как его глаз цепляет яркий свет какого-то блёсткого предмета или вещи. Илья задерживается на этом своём головном повороте. Медленно начинает возвратно поворачивать голову, чтобы подловить эту яркую вспышку света, и …вот он (!), попался!

И Илья, определив местонахождения свет яркости отсвечивающего предмета, – он расположился в траве, в буквальной близости от кейса, – протягивает туда свою руку, нащупывает этот предмет, и здесь он замирает, охваченный тревожным почему-то волнением, которое и притормаживает его решение достать обнаруженный предмет. А тут ещё и Константин всё это замечает, и сам заинтригованный происходящим, спрашивает Илью. – Что случилось? Что там?

Илью переводит свой очень не хороший и отдающий бледностью и нервным возбуждением взгляд на Константина, как бы ища у него помощи, которую Константин вряд ли оказать сможет, пока ты не достанешь тот найденный тобой предмет и который… сам всё за Илью, за себя и за многое из того, что у вас вызывает столько вопросов и не ясностей объяснит.

– Ручка. – С дрожью в голосе говорит Илья, раскрывая ладонь, с которой на Константина смотрит та самая ручка с часиками, которая в своё время послужила разменом с тем ухмыляющимся человеком, с кем их столкнула одна из судьбоносных извилин разума.

– Это всё-таки он. – Многозначительно проговорил Константин.