Читать книгу Живым не дамся смерти. 1. 1/2 - И. Сотников - Страница 6

Промежуточные станции назначения

– И где он? – из-за резкого, насквозь и до мозга костей пронизывающего ветра, прозвучал так же обрывисто вопрос человека, с ног по голову закутавшегося в своё очень ветхое одеяние, чем-то похожее на плащ монашествующего пилигрима, скрывающего от мира сего под капюшоном не только своё лицо, но и свои помыслы.

Сам же пилигрим обладал не только неустойчивым и неусидчивым характером, не дающим ему хоть на мгновение задержаться на одном месте, но настолько немалым ростом, что его можно было счесть за великана среди людей. Что в свою очередь предопределяло его не среднестатистический шаг на бренной земле, а в данном случае по скалистой и безжизненной местности, из которой состояла эта свинцового исполнения округа гнева богов и перепутья судьбы, которую мерил своим большим шагом пилигрим, прохаживаясь вдоль берега реки, не менее, чем сам берег будоражащий умы своей зловещностью и мёртвой бесконтрольностью хаоса в себе. Вот только вступи твоя нога в эту водную заводь первобытного ужаса и хаоса, то ты в одно мгновение будешь обречён, поглощённый жизненным предначертаньем этой реки заклятой смерти, ещё называемой Стиксом.

И сбивающий с ног сквозняк безнадёжности, ледяной холод и стужа обречённости, принизывающие собой все клетки местной атмосферы и редкого здесь полуживого организма, создавали собой предпосылки предвзятости к своему теряющему способность мыслить будущему у людей, оказавшихся на этом берегу мира. И то возникшее на этом берегу реальности скопление и скученность людей, было отражением вот такой обречённой на безнадёжность своего спасения реальность, где спасения в самом себе уже не виделось и не имело шансов, и люди искали его друг в друге, прижимаясь друг к другу, пытаясь получить друг от друга чуточку сохранившегося тепла, при этом насчёт поделится своим не всегда об этом могла идти речь.

И все эти люди, оказавшиеся здесь не по своей воле, а для этого пришёл свой час и срок, как блуждающий и прохаживающийся вдоль берега человек только по одному виду, каждый момент имели в виду то, что делается со стороны реки, откуда каждый момент ими ожидалось появление лодки со своим кормчим Хароном. Кто единственный имел лицензию на перевозку душ людей из этого безрадостного и холодного мира живых, согреваемого только людским сердцем, в мир мёртвых, где уже можно не беспокоиться о поддержании своего внутреннего сердечного тепла и жара, об этом там есть кому позаботиться. И по совокупности ваших земных дел вам определят достойную ваших дел цену.

– А что ты так нервничаешь и дёргаешься? – усмехается сам себе этот долговязый человек в капюшоне, при этом так он ёрничает в свою сторону не своим прежним голосом, а в нём как будто произошла мгновенная деформация его реальности и значения личности, и на первый план его естества вышла полная ехидства и злокозненности женская сущность. У которой совсем другие взгляды на окружающее, и она не будет испытывать в себе неопределённость в своих решениях, ещё называемое терпением, а она, считая, что баланс жизни достигается только через её подведение к смерти, и сразу выводит это сальдо. – Ты прекрасно знаешь, что всему свой срок. – Говорит она.

– Значит пришёл срок понервничать. А в твоих устах слышать слово «прекрасно», до дрожи в сердце впечатляет. – Через такой же мгновенный деформационный переход в своём лице, даёт ответ он.

– Ты неисправим. – Отвечает она.

– Как и ты. – Даёт ответ он.

– Это единственное, что нас объединяет и связывает. – С ледяной неизбежностью констатации этого факта говорит она. – Вот только зачем мне всё это, я не пойму.

– Чтобы друг друга сдерживать. – Делает предположение он.

– Не хочешь ли ты сказать, что ты равен мне. – Зловеще проговорила она.

– Одинаковые характеристики нашей неисправимости на это указывают. – Отвечает он.

– Опять ты со своей математикой. – Теперь уже она нервно одёрнулась. Дальше она хотела ещё добавить остроты в их диалог, но была перебита своим оппонентом. – А может он почувствовал обман? – Вдруг задаётся этим вопросом он, глядя в сторону горизонта речной бесконечности.

– Кто он? – не сразу сообразила она.

– Харон. – Делает уточнение он.

– Каким образом? – оглянувшись в сторону скопления людей на берегу, замерших в своём смирении перед неизбежным, задалась вопросом она.

– Если секрет знают двое, то это уже не секрет. – А вот к чему это сказал он, и что это ещё за намёки такие, она только так, как может понимает и это вызывает у неё чуть ли не исступление и ярость. И до такой степени, что она, преломив все сдерживающие её барьеры, выходит из той органической и гармонирующей себя организации внешнего движения жизни, в котором аккумулировалась её бесконечно смертельная энергия. И она, через дефрагментацию своей прежней реальности и физической визуализации своего внешнего образа вырвавшись из этой навязанной ей связки единства со своей полной противоположностью, анодом, по квалификационной сетке второго я этого единства разностей потенциалов, где ей отводилась роль катода, наконец-то, обрекла своё физическое я, вобрав в своё новое визуальное и метафизическое сохранение своё представление себя и что ей было свойственно, представилась не в слишком отличном от прежнего своего я образе. Стоя теперь напротив своего прежнего я в таком же точно виде – бесконечной смиренности перед непреложными и назидательным.

– И что это всё значит? – обращается с этим вопросом к своему полному, за исключением разве что того, что спрятано за пределами темноты капюшона, отражению он.

– Так-то мне стало слишком тесно с тобой. – Говорит она. – А что насчёт моего внешнего представления, то не думаешь ли ты, что это только твоё. – Проводя руками по себе, добавляет она. – Ну а то, что я консервативна и верна своим истокам, то мог бы похвалить меня за это.

– Ты знаешь, о чём я тебя спрашиваю. – Жёстко спрашивает он.

– Не знаю. – С не меньше жёсткостью отвечает она. И на этом всё это не закончилось бы, если до них недонёсся заунывный гул реки, оглашающий о появлении лодки Харона. И теперь все взгляды людей и не только их направлены в сторону всё более отчётливо вырисовывающейся из горизонта бытия сознания лодки и гребца на ней. И вся вокруг и в себе действительность замирает на своё определённое этих приближением лодочника к берегу.

И только тогда, когда лодка сталкивается с берегом, охватившее всех находящихся на берегу пассажиров этого без бренного пути оцепенение отпускает в своё лёгкое расслабление, и все внимательно наблюдают за действиями этого сурового к вашей действительности лодочника, известного как Харон.