Читать книгу Русский масскульт: от барокко к постмодерну. Монография - И. В. Кондаков - Страница 3

Массовая культура всегда существует и функционирует в общем контексте культуры как ее часть, как ее составляющая, а значит, сохраняет определенные отношения с элитой и элитарной культурой. Это может быть взаимное отталкивание, параллельное сосуществование или одновременное совмещение массовости и элитарности (в тех или иных формах). Это означает, что массовая культура (в том числе – и массовая литература) по-своему присутствует во всех других частях актуальной культуры, оказывая косвенное влияние на развитие элитарной и популярной культуры, а также на состояние и границы распространения традиционной («народной») культуры в каждую культурно-историческую эпоху5.

В содержательном плане МК может находиться с остальными частями данной культуры в качественно различных отношениях: критики, одобрения, подражания, стилизации, пародии, иронического остранения, гротеска и т.д. Но в той или иной форме связь МК с другими частями культуры своего времени обязательна; в противном случае МК не была бы всеохватной и массовой, т.е. так или иначе востребованной всей актуальной культурой своего времени, каждой ее частью. Например, рядом с писателями, основоположниками русской литературной классики – Грибоедовым, Пушкиным, Гоголем, Лермонтовым, Герценом, В. Одоевским существовали беллетристы средней руки – И. Лажечников, М. Загоскин, А. Бестужев-Марлинский, Н. Полевой, А. Вельтман, Ф. Булгарин, О. Сенковский (Барон Брамбеус), собственно и представлявшие масскульт первой половины XIX века. Отношения тех и других складывались остро, драматично, нередко взаимно язвительно. Пушкин и Гоголь не уставали зло высмеивать своих более удачливых и популярных у читателей конкурентов как низкопробных литераторов. Те же, в свою очередь, считали свой успех у читателей заслуженным, доказывающим подлинность и историческую востребованность их творчества, в отличие от произведений писателей-аристократов. Впрочем, вольно или невольно, тексты массовой культуры оказывали большое влияние на классическую литературу – как проблемно-тематически, так и эстетически6, сближая ее с низовыми течениями культуры и проникая ее «духом народности».

В этом или подобном качестве массовая культура встраивается в состав (и архитектонику) актуальной – для своего времени – культуры своего народа и страны (занимая в ней «срединное» положение), а также в типологию культур своего времени и региона (локуса) как общий компонент любой конкретно-исторической культуры. Такое место в русской литературе и культуре XIX века заняла, например, «натуральная школа», поддержанная В. Белинским и способствовавшая развитию русского реализма. Из «натуральной школы» вышли многие русские классики второй половины XIX века (от И. Тургенева до Ф. Достоевского)7, хотя сама «натуральная школа» осталась явлением массовой беллетристики.

В общем виде архитектоника актуальной культуры каждой конкретно-исторической эпохи включает несколько уровней, располагающихся ступенчато – по ценностно-смысловой «вертикали» сверху вниз:

Между этими уровнями складываются динамические отношения, предполагающие историческое перемещение культурных текстов и их авторов с одной ступени на другую – как «вверх», так и «вниз» по ценностно-смысловой шкале. Так, тексты массовой культуры могут со временем стать «народными», утратив авторство, или вообще быть забытыми своими реципиентами; но эти же тексты масскульта могут «возвыситьс» до «популярных», т.е. широко распространенных среди разных субкультур и культурных разновидностей. Так, в XIX веке почти в одном ряду с русскими классиками фигурируют такие писатели, как Марко Вовчок, А. Писемский, М. Авдеев, Н. Ахшарумов, Вс. Крестовский, Н. Помяловский, П. Боборыкин, В. Авенариус, Д. Мордовцев, Г. Успенский, Е. Салиас, В. Авсеенко, А. Шеллер-Михайлов, Б. Маркевич, Д. Мамин-Сибиряк, И. Потапенко и др. Все они, конечно, принадлежат массовой культуре, но в какое-то время они поднимаются до «популярных» (превосходя по популярности многих классиков), а затем в большинстве своем низвергаются в пучину забвения.

В некоторых, правда, довольно редких случаях, произведения масскульта даже имеют шанс стать высокой классикой, завоевав своего рода статус «элитарности». Лучший здесь пример – главные романы А. Дюма («Три мушкетера» и «Граф Монте-Кристо»), а в русской культуре, пожалуй, «Бедная Лиза» Н. Карамзина и «Что делать?» Н. Чернышевского. Однако само балансирование «на грани» между классикой и массовой культурой – не такое уж редкое явление в истории культуры. Пожалуй, ни один русский классик XIX века – от Пушкина до Горького – не прошел мимо соблазна окунуться в массовую культуру / литературу и попробовать себя в ней.

В то же время культурные тексты, первоначально принадлежавшие «высокой», элитарной культуре своего времени, постепенно могут перейти в категорию «популярных» и даже опуститься на уровень масскульта (или стать «народными», т.е. влиться в традиционную культуру), утратив авторство и стилевую индивидуальность. Это произошло, к примеру, с некоторыми стихотворениями Пушкина, Кольцова, Некрасова, Есенина, баснями Крылова, крылатыми выражениями Грибоедова, Гоголя, Козьмы Пруткова, А.К. Толстого, Салтыкова-Щедрина, пьесами А. Островского и т.д. Тот или иной социокультурный, ценностно-смысловой статус различных текстов культуры обусловлен исторически и типологически. Так, классические тексты, будучи включены в учебные школьные программы, почти автоматически превращаются в тексты массовой культуры с соответствующим «понижением» своего ценностно-смыслового потенциала.

В каждую культурно-историческую эпоху социокультурные «лифты» действуют одновременно в обе стороны: одни ценности «поднимаются» до элитарных; другие «опускаются» до масскульта или трансформируются в «народную» культуру. Границы между «высокой классикой» и «популярной», а также «массовой» культурой – постоянно размываются и преодолеваются; а некоторые из ценностей культуры вообще перестают быть ценностями и предаются забвению, как правило, необратимому. В лучшем случае «забытые» (исторически «снятые») тексты культуры сохраняют свою культурно-историческую ценность как специфический предмет исследования, интересный лишь для узких специалистов, и то больше как «культурный фон», идейный контекст для других, более высоких по своему статусу явлений8. Иногда такие тексты меняют своего адресата, превращаясь, например, из «взрослой» литературы – в «детскую» (например, «Руслан и Людмила» Пушкина, «Вечера на хуторе…» Гоголя, «Ашик-Кериб» Лермонтова, «Детские годы Багрова-внука» С. Аксакова, «Сон Обломова» Гончарова, «Мальчик у Христа на елке» Достоевского, «Народные рассказы» Л. Толстого и т.д.

При этом ведущим элементом, определяющим эту динамику, является именно массовая культура, то выдвигающая из своей среды «сверхценности» элитарной культуры и ценности «популярной» культуры, то поглощающая, растворяющая их в себе, сознательно или бессознательно нивелируя их. Массовая культура вырабатывает – по отношению к своему культурно-историческому «окружению» – основные механизмы социокультурной динамики, которые до сих пор остаются практически неизученными. Как массовая культура, так и культура элитарная, а также культура «популярная» и культура традиционная обладают переменным статусом и подлежат всякий раз исторически мотивированной интерпретации и оценке.