Читать книгу Звезды сделаны из нас - Ида Мартин - Страница 8

Я продрогла до костей – пальцы не слушаются, а зубы стучат.

Тихонько поворачиваю в замке ключ, аккуратно составляю ботинки на обувной полке, вешаю косуху на золоченый крючок и на цыпочках пробираюсь в ванную.

В ней тепло и сыро, по зеркалу стекают струйки воды: видно, мама ждала меня и долго не ложилась спать, однако сейчас квартира погружена в благословенную тишину. Избавляюсь от тесного платья – оно воняет пивом, и я без сожалений забрасываю его в стиральную машину. Теперь понятно, почему такая одежда в почете у всяких извращенцев: носить ее – настоящая пытка.

Дрожа всем телом, встаю под горячий душ и наконец заново обретаю руки и ноги.

Согласна: просидеть полночи на пожарной лестнице, привинченной к стене заброшенного универмага, глупо. Но явиться в таком состоянии домой и наорать на маму тоже стало бы не лучшим решением.

Пусть думает, что я зависла в компании и потеряла счет времени. В самом деле, не признаваться же ей, что пялилась в темноту с россыпями холодных огней, шмыгала носом, с мазохистским удовольствием прокручивала в голове момент очередного эпичного позора и все сильнее погружалась на дно, с которого можно не всплыть.

Черт возьми, все складывалось так удачно!.. И сегодняшний танец – первый после неуклюжей попытки столетней давности, когда очарованный ботаник из седьмого «В» отдавил мне все ноги, – был похож на сон.

Я бы все отдала, лишь бы Артём не слышал фразы этой разукрашенной стервы про мою мать, но беда в том, что Милана отчасти права: мама живет легко. А в небольшом городе оправдания вроде «я молода и свободна» не прокатывают и работают против тебя же.

Я кутаюсь в огромное махровое полотенце с изображением желтой уточки, крадусь в комнату и, плотно притворив дверь, натягиваю любимую безразмерную футболку.

Небо за окном светлеет с востока, предметы мебели в утренних сумерках кажутся ожившими великанами – мрачными, молчаливыми, скрывающими страшные тайны.

Заторможенные мысли похожи на обрывки снов, ноги становятся ватными.

Заползаю под плед, ощущаю блаженство и проваливаюсь в темный глубокий колодец.

* * *

Трель будильника раздается так скоро, что это кажется каким-то недоразумением, но, открыв опухшие глаза, я с прискорбием убеждаюсь: прошло три часа. Второе сентября, пора собираться в школу.

Воспоминания о вчерашнем вечере тут же обрушиваются валуном и придавливают: заявиться в класс и посмотреть в медовые глаза главному свидетелю безобразной сцены я не могу. Он наверняка начнет расспрашивать, как я докатилась до такой жизни. Или, что намного ужаснее, совсем не вспомнит обо мне и медленном танце – это тоже вполне возможно, потому что накануне от него несло, как от пивной бочки.

Милана наверняка успела рассказать ему о моей скромной персоне в таких ярких красках, что бедный парень, проходя мимо, будет напяливать медицинскую маску, перчатки и костюм химзащиты.

Какая там дружба! Теперь я даже не понимаю, где набралась такой самоуверенности, что посмела на него посмотреть.

Я всерьез подумываю повернуться на другой бок и умереть, но мама бесшумно вырастает у кровати, и ее грозный вид не сулит ничего хорошего:

– Нелли! – Такое обращение она употребляет, только когда крайне возмущена. – Где ты пропадала всю ночь?

Ответить на этот вопрос честно я не в состоянии – слишком странным и жалким покажется объяснение.

– Ты хоть понимаешь, как я переживала?

Я смотрю на нее, понимая, что вот-вот разревусь.

Мама уже готова к трудовым подвигам: на стройной фигуре худи и джинсы, волосы собраны в небрежный пучок, но круги под глазами не скрыл даже недешевый консилер.

Стыд и сочувствие давят на горло, но, вместо того чтобы поджать хвост и повиниться, я сажусь на край матраса и старательно игнорирую ее присутствие – надеваю носки, потягиваюсь, зеваю.

– Что-то случилось?

– Вообще-то, с этого и следовало начинать…

– Неля, с тобой все нормально?! Говори!

«… Будто ты не знаешь, что все ненормально, и твой план с переодеванием не может сработать…»

Очевидный ответ на ее вопрос горчит на языке, но так с него и не срывается. Что я скажу? Что ей стоило быть осторожней в связях, и тогда бы меня никто не доставал?

Я сдуваюсь:

– Да шучу я, мам. Все хорошо. Просто гуляла с ребятами. А телефон… сдох.

Убедившись, что я цела и невредима и виной всему мои обычные закидоны, мама шумно вздыхает:

– Так, л-ладно. Я убегаю. Яичница на сковороде!.. Не опоздай!

Снова падаю на подушку и накрываюсь пледом. Солнце светит во всю мощь, но бодрости нет и в помине.

Я веду себя как глупый эгоистичный ребенок, но душа болит и никак не может успокоиться.

«Мама, мама… Знала бы ты, какой козырь вручила в руки моему главному врагу…»

Проверяю оповещения в телефоне, но ничего, кроме пропущенных звонков от встревоженной родительницы, не нахожу.

От Глеба Филатова тоже нет никаких сообщений и комментариев, и его игнор отчего-то… бесит, а сам он бесит еще сильнее. Не стоило показывать ему свою не слишком симпатичную физиономию.

Зато электронный кошелек пополнился десяткой, и настроение тут же улучшается: покупатель многострадальной куклы Киры перевел деньги, а у меня появилось дело поважнее какой-то там школы.

Выбираюсь из комнаты только для того, чтобы умыться, разжиться галетой и кружкой с горячим кофе, и, закрывшись на замок, продолжаю работу, прерванную вчера. Спустя час кукла готова – при полном параде и, кажется, даже улыбается шире. Обматываю ее пупырчатым целлофаном и прячу в рюкзак.

* * *

Выйдя из душного офиса службы доставки, я засовываю руки в карманы и долго гуляю по солнечным улицам. Дышится легко: на мне комфортная одежда с сотнями заклепок, тонна макияжа и черная помада. Пусть прохожие расступаются и сворачивают головы – на то и расчет.

Все же важно не изменять себе: что бы ни случилось, в любых обстоятельствах. Неудачные попытки не быть, а казаться, ни к чему не привели, и слава богу. Ведь, если бы Артём повелся на блузки и платья, мне пришлось бы постоянно в них ходить!..

Я сажусь на спинку парковой скамейки, наблюдаю за орущими ребятишками на детской площадке и зачем-то снова проверяю аккаунт – не дает покоя возможная реакция незнакомого парня на мои селфи.

Ничего… Еще один повод для досады и стыда.

– Ну и пошел ты… Придурок! – фыркаю и нервно постукиваю ногтями по покрытой лаком деревяшке.

Настроение все равно не портится, а предчувствия перемен и чего-то нового легким, по-летнему теплым ветерком пробирается за пазуху.

Тени на асфальте сплетаются в причудливые кружева и узоры: чуть повернешь голову – возникает заяц, посмотришь под другим углом – он превращается в грозного дракона.

Навожу на оптическую иллюзию камеру и делаю снимки с разных ракурсов.

Только идиот мог принять меня за фейк и не понять очевидного: я выкладываю на своей страничке не просто фотки, а самые яркие впечатления. Именно они остаются в памяти и называются жизнью.

Пополняю альбом новыми кадрами и нахожу страницу «Глеба Филатова».

Наверняка в его друзьях только избранные из избранных и есть девчонка, с которой он позирует для романтических фотосессий в парных свитерах.

Не то чтобы мне не плевать, но попасть по нужному значку с первого раза не получается – я будто совершаю вылазку в стан врага, и от волнения, природа которого мне непонятна, дрожат пальцы.

И тут меня поджидает настоящее открытие: список его друзей похож на мой – несколько явных ботаников, какие-то расфуфыренные чики, добавляющие всех подряд, пара странных личностей с непроизносимыми никами и вереница заблокированных аккаунтов, которые давно стоило бы удалить.

Никакой девушки нет в помине, на фотографиях вообще нет его самого: только дома, оживленные улицы, куда-то спешащие люди… Ничего особенного, но его снимки притягивают взгляд, и ассоциации вдруг являют новые, скрытые смыслы.

Завороженно рассматриваю каждую деталь, и она складывается в ту самую жизнь. Грустное, одинокое созерцание.

В груди разгорается жгучий интерес, переходящий в испуг, и я хлопаю себя по щеке:

– Стоп. Нел, ты впадаешь в маразм.

Алина говорит, что людей с тараканами, подобными моим, на всей земле не сыскать – возможно, я вообще единственная в своем роде. И парни с такой внешностью и задранным до небес самомнением, как у этого Глеба, уж точно ничем подобным не страдают.

И все же, не получив от него сообщения, я испытываю разочарование – словно то, на что ты возлагал большие надежды, закончилось, так толком и не начавшись.

Нет, никаких планов относительно этого чистоплюя я не строила. Но сейчас понимаю, что, возможно… чисто гипотетически… у меня впервые мог бы появиться настоящий друг.

Домой не хочется: воплей Бореньки и расспросов сестры с лихвой хватит и вечером, наличие на счете денег согревает сердце, и я тащусь в салон – не тот, где работает мама и куда ходят богатые дамочки за тридцать, а в тот, где набивают татуировки, плетут афрокосички и прислушиваются к самым эксцентричным пожеланиям клиентов.

Мою просьбу тоже исполняют в лучшем виде: светлые, немного отросшие у корней патлы становятся нежно-розовыми – пора возрождать оставленные в прошлом традиции. Завтра непременно нанесу визит в школу и доведу Татьяну Ивановну до икоты.

Развалившись на лавочке в тени обвитой плющом беседки, объедаюсь мороженым, выискиваю в траве первые желтые листья, снова зеваю и буквально подпрыгиваю от внезапной короткой вибрации в кармане. Выругавшись, достаю телефон и едва не роняю: несостоявшийся друг соизволил прислать сообщение!

Тщательно облизав палочку, метко бросаю ее в урну и, вытерев ладонь о джинсы, раскрываю диалог:

«У меня тоже есть жизнь»

Дальше выплывает фото траурного венка «От одноклассников и учителей» и серая могильная плита, а я, оценив всю глубину и мрачность шутки, усмехаюсь:

«Серьезно?..»