Читать книгу Раб крови - Ида Миллер - Страница 12

***

Анаксимандер и я снова сидели в той же самой маленькой столовой. Теперь он подготовился и за едой читал газету. Ели мы опять то же самое – овощной салат и рыбу.

«Если выберусь отсюда, больше никогда не смогу есть стейки», – подумала я, разрезая еду.

– Можно спросить? – разрушила я тишину, отчего вампир нехотя оторвался от газеты и посмотрел на меня. Он выглядел каким-то уставшим, и его тяжелый взгляд пугал до дрожи в коленях.

– Ты снова хочешь поиграть?

– Нет. Просто формальности.

– Когда дочитаю статью, – он снова уткнулся в газету. Анаксимандер бегал глазами по страницам так долго, и я поняла, что он меня обманул и читает уже не одну статью, а целых десять.

– Что пишут? – как ни в чем не бывало спросила я, жуя помидор.

– Скоро выборы в Парламент.

– Пойдете голосовать?

– Нет, – он хмыкнул.

– А я бы сходила.

– Не доросла еще, – вампир разговаривал, смотря в колонки, и совершенно не обращал на меня внимания.

– Почему я ем перед, кхем, процедурой?

– Не хочу, чтобы ты преждевременно вырубилась.

– А что так? Бездыханные тела ведь безобидные, с ними можно делать, что угодно.

«Хозяину не нравятся шлюхи», – пронеслось у меня в голове.

Тут он, наконец, оторвался от газеты и с недоумением на меня посмотрел.

– Смотрю, вы поели, может приступим?

– Ты как-то резко изменилась с нашей последней встречи, опять что-то задумала?

– О, нет. Просто хочу быстрее отмучиться.

Я вышла из-за стола и подошла к тому самому дивану, где он обозвал меня «куском мяса».

– Хозяин, – с трудом выдавила я из себя это унизительное слово. – Я могу кое о чем попросить? Это касается наших с вами встреч.

– И что же это?

– В прошлый раз мы заляпали тут все вокруг, подушки, мое платье и, уверена, вашу одежду, – я смерила взглядом его очередной черный костюм. – Может стоит в более приятных условиях все это проводить? А то в столовой, да еще и Моника тут где-то стоит.

Чтобы он не успел вспылить, я резко стянула с себя через голову платье, оставшись в одном нижнем белье.

– Уверена, так будет лучше, – внешне самоуверенная, но внутри трясущаяся от страха, я повернулась к нему передом.

Анаксимандер отложил газету. Ни единой эмоции не выражало его лицо, будто со стенкой разговариваю. Он осмотрел меня с ног до головы и пригладил волосы на затылке.

– Моника, приготовь комнату! – обернувшись, сказал он куда-то в темноту.

Я готова была запрыгать от радости, что хоть какая-то моя хитрость удалась. Чувствуя себя Матой Хари, с отличием в том, что шпионила я не в пользу Германии, а в свою, я глубоко вздохнула и машинально поправила сползшие лямки бюстгальтера. В этот момент, наконец, заметила, что вампир, облокотившись на спинку и закинув ногу на ногу, рассматривает меня уже не с тем равнодушием, на которое он только и был способен. Теперь ясно чувствовался интерес ко мне. Своей выходкой я, видимо, смогла вытащить себя из статуса «подопытного кролика» и перейти в разряд «одноразовой игрушки».

– Оденься уже, – рявкнул он и я, словно по приказу, быстро надела платье обратно. Испугавшись, что он сейчас опять на меня накинется, я тихо присела на краешек дивана и покорно ждала неизвестно чего. С каждой секундой понимание того, что я натворила, все сильнее убивало во мне храбрость и веру в успех.

– Бедное поруганное имя! Сердце мое, как ложе, приютит тебя… Знаешь, откуда эти строки? – внезапно продекларировал он.

– Нет, но могу предположить, что Шекспир, – наугад сказал я.

– Читала что-нибудь?

– Только самые знаменитые пьесы: «Ромео и Джульетта», «Гамлет», «Отелло».

– «Отелло» – моя любимая.

– Потому что там убивают женщину?

– Нет, – он слегка улыбнулся, прищурив глаза. – Антагонист настолько мастерски манипулирует главным героем, что меня каждый раз охватывает восхищение его наглостью и коварством.

– Но ведь все пьесы Шекспира построены в таком духе.

– Так и есть, но конфликт всегда разный. «Отелло» учит тому, что можно быть ревнивым, главное не быть слишком доверчивым.

«На что он намекает? Раскусил?» – подумала я, невольно отвлекшись от тревог этой культурной беседой. Не хотелось бы обсуждать классику с вампиром, что силой держит меня взаперти, но от одиночества и тоски я уже была рада пообщаться на отвлечённые темы даже с ним.

Тут из сумрака выплыла Моника и сказала, что все готово. Глаза ее были красными, будто она их долго терла.

– Что случилось? – заботливо спросил ее вампир, на секунду вообще забыв о моем существовании.

– Ничего, просто Дездемону жалко.

– А если бы я приревновал тебя и убил в порыве ярости? Ты бы испытывала к себе жалость?

– Нет, хозяин. Вы мой отец, брат и муж. Я буду рада принять от вас смерть.

– А если я сделаю вот так, ты будешь меня любить? – он схватил ее за руку и сильно оттопырил мизинец.

Я услышала негромкий треск, который тут же перешёл в надрывный крик Моники. Она опустилась на пол, у его ног, и, дрожа всем телом, держала перед собой руку, на которой ее хозяин только что сломал ей палец.

– Я люблю вас и все для вас сделаю, – сказала она, едва сдерживаясь, чтобы не заплакать от боли.

– Проводи нашу принцессу, – как ни в чем не бывало Анаксимандер отдал приказ и взял газету, которую не успел дочитать за едой.

Моника быстро вскочила и подлетела ко мне. Резко схватив меня за руку, она потащила меня в коридор, где мы уже ходили до этого, только теперь глаза не были спрятаны под мешком. Мне было жалко Монику, но судя по ее реакции, это было не первым случаем подобной жестокости. Она много готовила и стирала, а со сломанным пальцем ей теперь будет куда сложнее выполнять свои обязанности. Я прониклась к ней состраданием, но в то же время презирала за слепую покорность, хотя и понимала, что она в этом не виновата. За время пути она не проронила ни слова, лишь сильнее держала меня за локоть здоровой рукой. Я успела осмотреть коридор: простые, выложенные красным кирпичом, стены с тусклыми электрическими лампами на потолке. Напрашивался вывод, что я находилась под землей, поэтому мобильный мне не поможет – связь здесь скорее всего не ловит. Раньше в старых замках такие подземелья выкапывались, чтобы сделать хранилища для зимних запасов или для тайных ходов между этажами и комнатами. Пытаясь вспомнить, где могли на Туманном Альбионе находиться подобные достопримечательности, я не заметила, как мы подошли к еще одной двери, которую я, естественно, раньше не видела по понятным причинам. Я подумала, что сейчас можно попробовать вырваться и бежать, куда глаза глядят.

Вдруг Мо развернулась ко мне и ласково обняла. Я дёрнула рукой, но она крепко, как капкан, держала меня.

– За что он тебя так? – спросила я, поняв, что побег сейчас не выгорит.

– Он все чувствует, Ади. Я соврала ему, и он наказал меня за это.

– Разве ты можешь ему врать?

– Могу, но мне это очень тяжело дается, аж сердце разрывается. А все потому, что я давно не принимала его кровь. Еще год назад даже слово против не смогла бы сказать. Иди внутрь, – она прижалась к моему лицу и стала едва слышно нашептывать на ухо, – он повторит все, а я открою дверь. Попробуй выиграть момент и выбежать. Я буду поджидать тебя снаружи.

Я не успела ничего ответить. Моника, быстро орудуя ключами, открыла дверь и со всей силы толкнула меня внутрь. Дверь громко закрылась, и я испуганно осмотрелась.

Сказать честно, я ожидала увидеть либо комнату пыток, либо очередной медкабинет. Но представленный интерьер был больше похож на мебельный склад. Плотно прижатыми друг к другу стояли у стен завернутые в пленку диваны, большие кресла, тумбы и напольные лампы с гигантскими резными абажурами.

Анаксимандер был уже там. Либо он умеет перемещаться в пространстве, либо воспользовался каким-то тайным ходом. Единственная лампа на потолке не освещала некоторые углы комнаты, поэтому я не могла удостовериться ни в одном, ни в другом варианте. Развалившись на одном из кресел в своей любимой позе, ногу на ногу, он сидел спиной ко мне и похоже опять что-то читал. От нахождения в очередном замкнутом пространстве наедине с этим монстром, у меня началась паника. Я вжалась в стену, молясь всем богам на свете, чтобы стать невидимой или просочиться, как привидение, сквозь стену.

– Когда-то на этих диванах лежали графы и князья, а теперь они пылятся в этой комнате, – сказал он и снова на несколько минут замолчал. – Удивительная штука – жизнь. За эту картину, – он вытянул руку и указал на стоявшее у стены полутораметровое полотно, где была изображена какая-то небедная женщина средних лет в роскошном платье и увешанная драгоценностями, – была настоящая драка. Знаешь, что это за леди?

– Н-нет, – тихо промямлила я и уселась на краешек ближайшего ко мне кресла.

– «Прекраснейшая Виолетта», так называется картина. Эта леди была замужем за состоятельным предпринимателем, но супруг пропал на войне, а в это время она быстро промотала все его состояние, и, почувствовав вкус бедности, решила найди себе спонсора, как сейчас модно говорить. Вскоре она познакомилась с ревнивым и взбалмошным генералом Генрихом Монтгомери. У них завязался бурный роман, но была одна проблема – муж Виолетты внезапно оказался жив. В течение нескольких лет Виолетта металась между ними. Мужа она вроде как любила, но жить с ним в нищете не хотелось, а генерал обладал ужасным характером, но обожал ее и поэтому обеспечивал. Справедливость восторжествовала, и Виолетта внезапно скончалась от болезни. Безутешный генерал заказал ее портрет, но об этом прознал муж. Когда генерал перевозил готовую картину к себе домой, супруг Виолетты выследил его и выстрелил в полотно, в надежде испортить картину, чтобы любимая никому не досталась даже после смерти.

Я внимательно посмотрела на портрет. Он казался целым и невредимым.

– Генерал закрыл собой картину и получил пулю прямо в легкое. Скончался на месте. Мужа арестовали и отравили в колонию, где он подхватил тиф и тоже вскоре умер.

– Весьма грустная история, – без доли сарказма сказала я.

– На аукционах много таких интересных вещей с историями и получше. Мне удалось выкупить все это фактически за бесценок. Быть может кресло, на котором я сейчас сижу, было любимым предметом мебели какого-нибудь короля.

– Почему вы мне все это рассказываете?

– Нет особой причины. Современные молодые люди знают, кто такой Шекспир, и в то же время читают что-то такое, – он повернулся ко мне лицом и слегка помахал той самой похабной книжкой из моего рюкзака.

Я почувствовала одновременно стыд и облегчение, потому что хотя бы поняла, что мои вещи находятся либо у него, либо у Никки.

– Какая разница? – спокойно парировала я. – Это моя жизнь – что хочу, то и читаю. Не вам меня судить.

– Как думаешь, Отелло бы одобрил, найди он у нежной и чистой Дездемоны подобную литературу?

– Судя по тому, что он ее убил из ревности – вряд ли. Но я не Дездемона, а вы не Отелло.

– Это ты верно подметила, – он замолчал на минуту, я слышала, как он шелестит страницами. – Я тоже прочитал. Особенно мне понравилась та часть, где главные герои встречаются и предаются долгожданной любви. Как ни странно, но хорошие концы даже во мне вызывают теплые чувства.

Мне стало не по себе. Наученная прошлым опытом, я понимала, что он может сорваться в любой момент. Я будто прогуливалась по минному полю. Меня грела лишь мысль о Монике, что ждет меня за дверью, но пока вампир сидит лицом ко мне, выиграть время и сбежать не получится. Пока я размышляла, Анаксимандер опять углубился в роман.

– Читай с этой страницы вслух, – он швырнул в меня книгу в мягкой обложке, но я не смогла поймать и полезла поднимать ее, уже измятую и пережившую много читателей, с пола. Тут мой взгляд упал на стоявшее напротив еще одно кресло. Под ним, в узком пространстве между полом и расписным шелковым сиденьем лежал складной нож. Я быстро повернула голову – вампир снова отвернулся и сидел спиной ко мне. Молниеносно вытащив нож и подняв книгу, я уселась обратно в кресло и засунула нож под резинку трусов на боку. Благодаря свободному платью прямоугольной ручки ножа было совсем не видно.

Я открыла на той странице, где был залом, и ощутила всю неловкость ситуации. Он выбрал далеко не самый пикантный момент, но лучше от этого не становилось. Почему-то в тот момент мне стало жаль свою однокашницу, которая, скорее всего, книги больше не увидит. Я наигранно откашлялась и принялась читать вслух.

– Алекс не виделся с Софи уже больше трех месяцев. Эти дни и часы разлуки давались ему очень тяжело. Пускай его и грели фотографии возлюбленной, но надобность ощущать ее присутствие физически не отпускала его тело и душу. Он не стремился изменять ей, хотя признавался себе, что, грешным делом, засматривался на других женщин и всегда понимал, что в них есть что-то от Софи: то цвет волос или прическа, то фигура, то голос. Одинокими вечерами, когда тоска наиболее сильно одолевала его, он ходил перед сном освежиться под прохладный душ. После чего ложился в постель и размышлял о завтрашнем дне. Но дела насущные быстро покидали его голову, оставляя лишь простор для фантазий, что мучили его днями и ночами. Лишь в своих мечтах он мог позволить себе полигамные отношения, прекрасно понимая, что в реальной жизни это невозможно и аморально. Сейчас он был наедине с самим собой. Но, нет… Здесь был еще кто-то. Это была Софи, прекрасная Софи, которую он так долго не видел. Она не только внезапно вернулась, но и нашла где-то сестру-близняшку. Алекс с упоением наблюдал, как раздвоившаяся ради его желаний женщина, ублажает его… – мне стало неловко. Кровь прилила к лицу, и я закрылась книгой.

– Так как она его ублажает? – подал голос все это время молчавший вампир.

– Р-ртом.

– Дальше можешь не читать.

Я облегченно вздохнула. Вот каково это – получить освобождение от пытки. Я перевела дух, закрыла книгу и положила рядом с собой. Если все идет по плану, значит, он сейчас и за меня примется.

– Какая богатая фантазия у этого Алекса, – сказал Анаксимадер, внезапно оказавшись рядом со мной.

Он сел на широкую ручку кресла и, положив руку мне на плечо, прижал голову к своей груди. Я услышала, как бьётся его сердце – медленно и как будто через силу. По сравнению с ним, я пробежала сейчас Марафонскую дистанцию. Потом он снял руку с плеча и поправил мне волосы, чтобы обнажить шею. Опять он принялся гладить старые укусы, которые, как ни странно, зажили гораздо быстрее, чем первые.

– Сначала всегда больно, – продолжил он. – Мне нравится твоя воля к жизни, вернее, к побегу.

Тут меня обдал холодный пот. Неужели он понял, что Моника мне помогает?

– Еще мне нравится, что из-за тебя я чувствую неловкость. Так давно меня никто не вгонял в краску, хотя, если честно, эти чувства не доставляют мне ничего: ни страданий, ни удовольствия. Все одно – еда, питомцы, книги. Лишь одно меня радует – ощущение того, что кости снова гнутся, что пища приобретает вкус, что можно не прятать лицо и наслаждаться солнечными деньками. А ты… – он водил подушечками пальцев от моей ключицы до подбородка и обратно. – Ты должна быть счастлива, что попала сюда. В чем заключалась твоя жизнь там? Отучиться, пойти работать, найти самца и нарожать ему детей? – философски спросил он то ли меня, то ли мебель.

– А что в этом плохого? – аккуратно уточнила я.

– Разве ты не чувствуешь бессмысленности жизни? Замкнутого круга, из которого невозможно выбраться? Природой тебе отпущено так мало времени, поэтому нужно быстрее размножиться, пока твои чресла еще на что-то способны, а когда потомство вырастет, ты станешь никому не нужна.

– Но ведь необязательно заводить семью. У вас не было детей, вероятно, вы очень счастливы? – он продолжал гладить мою шею, и я без конца покрывалась ледяными мурашками.

– В отличие от меня, ты очень подвержена биологическим ритмам. Даже если ты считаешь необязательным заводить семью, то признай хотя бы, что желание самца одно из важнейших по твоей сущности после потребности в еде и сне.

– Многие люди жили одни и создавали шедевры, например, знаменитые художники и писатели, – я поежилась и вжалась в кресло, чтобы скрыть торчавший из нижнего белья нож, который от моих телодвижений начал выскакивать и выпирать из-под платья.

– И страдали от этого. Даже я, будучи не очень общительным, окружил себя питомцами, что искренне любят меня и никогда не предадут.

– Вы имеете в виду своих слуг?

– Да, все они: Моника, Никки и остальные – мои милые дети, мои питомцы. Тебе же сказали, что я больше всего ценю в своих малышах?

– Покорность, – тихо сказала я.

– Верно. Мне осталось совсем немного, чтобы восстановить свое здоровье. И если ты будешь себя хорошо вести, я, быть может, впущу тебя в свою семью. Кажется, Моника к тебе привязалась, ей тоже будет приятно.

– А если не буду?

Он больно обвил пальцами мою шею.

– Слушай внимательно – я не привык повторять дважды, – тон его перестал быть спокойным и располагающим. – Сначала я отрублю тебе руки, а потом ноги. А когда мне надоест слушать твои глупости, то и язык отправится на корм бродячим собакам. Ты будешь похожа на резиновую куклу для ублажения жирных вонючих мужиков.

Меня снова обдал холодный пот. После этих угроз вся моя храбрость и мысли о подобии Мате Хари испарились в один момент. Я почувствовала себя маленьким котенком, которого загнал в угол огромный пес и скалит на него зубы, готовый вот-вот напрыгнуть и разорвать на части.

Тут он наклонил мою голову и коснулся шеи клыками.

– Чем ваша семья отличается от обычной людской, которую вы считаете недостойной? – выпалила я в надежде, что это отсрочит пытку. Вопрос, на удивление, сработал, потому что он снова оторвался от меня, задумчиво уставившись в стену.

– Многим. В нашей семье строгая иерархия, но все строится исключительно на взаимной любви. Я воспитывал своих питомцев в уважении и почете к своему отцу. Они рады быть моими, а я рад ими распоряжаться. Если кто-то из них захочет вернуться в город, то никто держать не будет. Но они не уйдут. Потому что слишком любят меня.

– В обычной патриархальной семье одна женщина прислуживает мужчине, а вам прислуживает десяток женщин, разве это лучше?

– Они здесь по своей воле. Они благодарны мне за возможность трудиться и просто жить. Наверное, тебе покажется это странным, маленькое испорченное создание, – сказал он шепотом мне на ухо, – но я не эксплуатирую их тела.

– Почему? Обладать целым гаремом – мечта любого.

– Неужели тебя не прельщает господин, которому не интересно, что у тебя между ног? В отличие от твоего бариста. Рассказать, что он с тобой сделает на первом же свидании?

– Нет! Не надо! – забывшись, я закрыла уши руками. Тут только до меня дошло, что она давит мне на психику и попросту запугивает. Выставляет себя с хорошей стороны, а мою прошлую жизнь поливает помоями. Если он будет постоянно так делать, я могу не выдержать и сдаться.

«Я – Мата Хари, и не должна его бояться!», – шептала я про себя, словно молитву.

– Но ведь семья – это не только подчинение одного другому, это и нежные чувства друг к другу, доверие и все такое. Почему бы вам не попробовать поменять одно на другое?

– Что ты имеешь в виду?

Воспользовавшись замешательством, я выскользнула из его рук, и, делая вид, что подправляю юбку, придержала нож, чтобы тот предательски не выпал.

– Послушав вас, я поняла, что вам кое-чего не хватает. В чем смысл долгой жизни, если вы только и занимаетесь разведением «питомцев»? Нужно использовать молодость на полную, раз уж вам природа даровала такую исключительную способность.

Я залезла к нему на колени и обняла одной рукой за плечи.

– Зачем ходить вокруг да около? Вы мне нравитесь, и я вам, наверное, тоже.

Он не сопротивлялся моим действиям, хотя и было видно, что я повергла его в некоторый конфуз. Анаксимандер нахмурился и тоже обнял меня, положив руки на спину. Его кожа была ни холодной, ни теплой. Он был как металл, который нагревался от каких-то внешних факторов, а не от работы внутренних органов, кровообращения и всего остального.

– Вы никогда не обнимаете своих питомцев?

– Нет, – равнодушно ответил он.

– И не целуете?

– Нет.

– Хотите, я вас поцелую, – я делала ставку на то, что он не отталкивает меня. Будь ему вообще неприятны мои действия, он бы уже давно сделал свое кровавое дело и отослал меня.

Он не ответил, лишь удивленно повел бровью. Я приняла это за знак согласия и сухо чмокнула его в уголок рта.

– Ну как? Может, еще?

Он снова не ответил, а я, набравшись храбрости, снова чмокнула его уже прямо в чуть теплые губы. Я удивилась тому, какой он слишком «обычный» человек. Если откинуть его клыки и потребность в крови, то его вообще ничем на отличить от старомодного жителя Англии.

Тут его рука скользнула со спины на талию, а другую он положил мне на затылок. Таким образом, он совершенно не мог видеть, что я в этот момент схватилась за нож. Мы смотрели друг другу в глаза, и я не видела в них ничего, кроме пустого равнодушия и скуки. Уверена, будь у меня три головы и цилиндр с выпрыгивающими оттуда кроликами, он бы лишь зевнул и отправил куда подальше. Я максимально старалась удержать его внимание на своем лице, и, уж не знаю, что с ним случилось, но буквально через минуту молчаливого рассматривания друг друга, он сам вцепился мне в губы. Острыми зубами он поцарапал мне рот и подбородок, и затем слизал показавшиеся капельки крови. Я решила, что настал тот момент, когда нужно максимально отвлечь его от реальности. Мои губы все еще продолжали кровоточить. Я провела по ним языком и почувствовала старый-добрый железный привкус живительной жидкости, что была так ценна в этой тюрьме.

– Если вы любите кровь, – прошептала я, – уверена, так будет еще приятнее.

Мы снова поцеловались, на этот раз глубоко и долго. Вампир, видимо, войдя в раж, прижимал мою голову к себе все сильнее, как будто хотел меня поглотить или сделать частью себя. Не сказать, что я наслаждалась этим, просто расценивала как часть моей «роли» и нужный этап для побега. Чтобы не раскрыть свои истинные чувства, я закрыла глаза, а когда приоткрыла, то увидела, что он тоже на меня не смотрит, вовсю отдавшись процессу.

«Вот оно!» – крикнула я про себя.

Я достала уже раскрытый до основания нож из-под платья и со всей силы вонзила ему в шею. Лезвие вошло так мягко, будто я проткнула подушку.

Первую секунду он как будто ничего не почувствовал, но потом громко закричал и схватился за горло. Я соскочила с его колен и ринулась к двери, что казалась мне выходом в спасительный рай. Однако не успела я пробежать и полметра, как Анаксимандер схватил меня за волосы на затылке, повалил на пол и ударил лбом об деревянную ручку кресла.

Я вскрикнула и попыталась выползти из-под него, но кровь, моя, смешанная с его, начала заливать мне глаза. Он перевернул меня на спину, раскинул руки, и наконец я увидела его во всей красе злости и ненависти. Его темные глаза испепеляли меня, а пальцы так сильно вдавили мои руки в пол, что я перестала чувствовать ладони, которые резко побледнели. Вампир тяжело дышал, ему явно мешал все еще торчавший из шеи нож, но он не умирал, как любой нормальный человек. Его русые волосы растрепались, рот наполнился слюной и кровью. Темно-бардовая жидкость обильно капала мне на платье и лицо.

Мне было так страшно, что я думала, пусть он уже убьёт меня, все равно отсюда выход либо на своих двоих, либо вперед ногами.

Но он не убил. Все повторилось вновь: опять боль от разрывающейся кожи в одних и тех же местах, опять это ужасное чувство, когда он присасывался к ранам и выкачивал мои ресурсы, восполняя потерянные свои. Я уже даже не сопротивлялась, тело мое обмякло от пережитого стресса, а от непрекращающейся боли невозможно было сосредоточиться и подумать о чем-то приятном.

– Помнишь, что я обещал отрезать тебе?

Я с ужасом посмотрела на его самодовольное лицо. Все еще сидя на мне, он выдернул нож из шеи и с интересом пощелкал им, будто видел впервые. Агрессия унялась после того, как он восполнил силы. Как и в прошлый раз, на него напала какая-то «расслабуха». Я наконец поняла, что обычно так выглядят люди, которые от чего-то зависят. Выкуренная сигарета, выпитая банка пива и далее по списку – накатывает желанное облегчение, и короткое ощущение эйфории преследует некоторое время, пока организм не исчерпает «таблетку счастья» и не потребует добавки.

– Знаешь, я передумал, – вдруг сказал он, вернувшись в свое привычное равнодушное состояние. – Мне даже интересно стало, на что ты решишься в следующий раз. Но наказания тебе не избежать.

Не успела я вздохнуть, как он схватил мою левую руку, сжал и резко дернул на себя, расположив пальцы в пространстве между костями. Он надавил на руку и тут я услышала похожий треск, какой издал несчастный мизинец Моники. Так же, как и до вампира, боль дошла до меня не сразу. Лишь спустя секунду, а то и две, она накрыла меня с головой, заставив закричать еще сильнее и начать унизительно, по-рабски, извиваться под ним и умолять прекратить.

Анаксимандер отпустил мою руку, которая тут же камнем рухнула на пол. Я не могла ею пошевелить и лишь с зареванным лицом смотрела, как плечо опухло, и половина руки, до локтя, сильно покраснела. Я развернула голову и посмотрела в направлении, куда ушел вампир. Он постучал в дверь, и открыла Моника. Последнее, что я видела, это то, как она смотрит на меня, в ужасе закрывает лицо руками и убегает в неизвестном направлении. Вампир смотрит ей вслед, затем оборачивается ко мне и ехидно улыбается.