Читать книгу Плоть и кровь - Иэн Рэнкин - Страница 7

В понедельник утром Ребус снова был на службе – в кабинете старшего суперинтенданта.

Фермер Уотсон лично разливал кофе себе и старшему инспектору Лодердейлу. Ребус отказался. Он в последнее время пил только декафеинизированный, а Фермер даже слова такого не знал.

– Ну и вечерок выдался в субботу, – сказал Фермер, протягивая Лодердейлу захватанную кружку. Лодердейл принялся незаметно большим пальцем стирать с кромки темные пятна. – Кстати, как ты себя чувствуешь, Джон, получше?

– Гораздо лучше, сэр, спасибо, – сказал Ребус и глазом не моргнув.

– Чтобы такие – и прямо под зданием муниципалитета!

– Да, сэр.

– Так что у нас есть?

Настала очередь вступить в разговор и Лодердейлу.

– У жертвы семь пулевых ранений; стреляли, похоже, из револьвера калибра девять миллиметров. К концу дня поступят результаты баллистической экспертизы. Доктор Курт говорит, что смертельным оказался выстрел в голову – последняя пуля. Его заставили помучиться. – Лодердейл отхлебнул кофе (кромку он уже очистил).

Дальше по коридору развернули оперативный штаб для расследования убийства, ответственным назначили Лодердейла. Поэтому сегодня на нем был его лучший костюм. Предстояло общаться с прессой и, может быть, раз или два мелькнуть на экране телевизора. Лодердейл явился в полной готовности. Ребус с удовольствием опрокинул бы кружку кофе на сиреневую рубашку и галстук с «турецкими огурцами».

– Какие мысли, Джон? – спросил Фермер Уотсон. – Кто-то вроде бы упоминал шестерной комплект.

– Да, сэр, в Северной Ирландии так обычно карают провинившихся.

– Я слыхал про коленную чашечку.

Ребус кивнул:

– За небольшие провинности простреливают локти и голеностопные суставы. За серьезные проступки – колени. И наконец, шесть выстрелов подряд – в оба локтя, обе голени, оба колена.

– Ты хорошо осведомлен.

– Я служил в армии, сэр. До сих пор интересуюсь этими делами.

– И в Ольстере был?

Ребус задумчиво кивнул:

– В самом начале.

Старший инспектор Лодердейл осторожно поставил кружку на столешницу.

– Но ведь обычно они провинившегося не убивают?

– Обычно не убивают.

На несколько секунд в кабинете воцарилось молчание, которое нарушил Фермер.

– Карательный отряд ИРА? Здесь, у нас?

Ребус пожал плечами:

– Может, кто-то обезьянничает. Банды копируют то, что видят по телевизору.

– Однако используют серьезное оружие.

– Очень серьезное, – сказал Лодердейл. – Это может быть как-то связано с угрозой взрывов.

Фермер кивнул:

– В прессе об этом и пишут. Может быть, наш потенциальный бомбист пустился во все тяжкие, нарушил инструкции – и его прикончили.

– Тут есть еще кое-что, сэр, – сказал Ребус. Он заранее позвонил доктору Курту и убедился в своей догадке. – Коленки ему простреливали сзади. Максимально тяжелое ранение. Перед тем как пробить коленную чашечку, пуля разрывает артерии.

– Ну и что из этого следует?

– Сразу две вещи, сэр. Во-первых, они точно знали, что делают. Во-вторых, зачем мудрить, если все равно собираешься его прикончить? Может быть, тот, кто это сделал, в последнюю минуту передумал. Может быть, жертву хотели оставить в живых. Предполагаемое орудие убийства – револьвер. У него в барабане шесть патронов. Следовательно, палач должен был прерваться, перезарядить револьвер и только потом пустить последнюю пулю в голову.

Они старались не встречаться взглядами, пытались представить, как все происходило, ставили себя на место жертвы. Ты получил свой подарочек из шести пуль. Ты думаешь, что уже всё. А потом слышишь, как револьвер перезаряжают…

– Господи Исусе… – сказал Фермер.

– Слишком много оружия развелось, – будничным тоном проговорил Лодердейл.

Так оно и было на самом деле: в последнее время количество огнестрельного оружия на улицах неуклонно росло.

– А почему они выбрали тупичок Мэри Кинг? – спросил Фермер.

– Туда вряд ли кто сунется, – предположил Ребус. – К тому же почти полная звукоизоляция.

– То же самое можно сказать о многих местах, и большинство из них далеко от Хай-стрит, которая в самом центре фестиваля. Они сильно рисковали. Зачем?

Ребус тоже думал об этом. Ответа у него не было.

– А Nemo или Memo?

Наступила очередь Лодердейла на минутку отвлечься от кофе.

– Мои люди над этим работают – роются в библиотеках, просматривают телефонные справочники, пытаются выловить какой-то смысл.

– А с ребятами, которые его нашли, удалось поговорить?

– Да, сэр. Они, похоже, рассказали все как есть.

– А с тем, кто дал им ключ?

– Он им ничего не давал, сэр, они его взяли без спросу. Ему за семьдесят, и он прям, как шнур отвеса.

– Я знаю строителей, – сказал Фермер, – которые тебе и шнур отвеса согнут.

Ребус улыбнулся. Он тоже знал таких строителей.

– Мы опрашиваем всех, – продолжал Лодердейл, – всех, кто работал в тупичке Мэри Кинг.

Ребусу показалось, что шутка Фермера до Лодердейла все же не дошла.

– Ладно, – вздохнул Фермер. – Джон, ты служил в армии. Что скажешь про татуировку?

Да, татуировка. Ребус понимал, какой скороспелый вывод здесь вроде бы напрашивается. Судя по записям в деле, за него и ухватились и убили на это чуть ли не все воскресенье.

Фермер разглядывал фотографию, сделанную в воскресенье во время вскрытия. Криминалисты тоже делали съемку, еще в субботу вечером, но мелкие детали там было не разобрать.

На воскресной фотографии хорошо была видна татуировка на правом предплечье жертвы – непрофессиональная, грубо сработанная: такие часто встречаются у подростков, обычно на тыльной стороне руки. Игла и любые синие чернила – вот все, что для этого требуется. Да, и немного удачи, чтобы не получить заражения крови. Таким нехитрым способом и была сделана у парня наколка – SaS.

– Это не имеет отношения к воздушно-десантным войскам[12], – сказал Ребус.

– Нет?

Ребус отрицательно покачал головой:

– По разным причинам. Начать с того, что буква А должна быть прописной. Уж если хочешь сделать татуировку десантника, так наколешь себе герб – нож с крылышками – и девиз: «Смелый побеждает». Что-нибудь в этом роде.

– Для этого нужно хоть что-то знать о Специальном военно-воздушном полке, – возразил Лодердейл.

– Если ничего не знаешь, зачем тебе татуировка?

– Так какие соображения? – спросил Фермер.

– Выясняем, – сказал Лодердейл.

– И мы до сих пор не знаем, кто он такой.

– Да, сэр, не знаем.

Фермер Уотсон вздохнул:

– Тогда на этом пока закончим. Я знаю, что наши силы сейчас ограниченны – фестиваль, угрозы взрывов и прочее, но само собой разумеется, что это дело приоритетное. Задействуйте все свободные силы. Мы должны разобраться с этим как можно скорее. Привлекайте к расследованию всех, кто вам нужен. К этому делу проявляют интерес Особый отдел и Отдел по борьбе с оргпреступностью.

Так, подумал Ребус, вот, значит, почему Фермер немного более въедлив против обычного. В стандартной ситуации он позволил бы Лодердейлу вести расследование совершенно самостоятельно. Лодердейл был довольно эффективен в кабинетной работе. А вот оперативник из него никудышный, не дай бог оказаться с таким на задании. Уотсон шелестел бумагами у себя на столе.

– Я смотрю, баночники опять оживились.

Пора было двигаться дальше.

У Ребуса и прежде бывали дела в Пилмьюире. На его глазах в этом районе хороший полицейский пошел по дурной дорожке. Ребус кое-что знал про тамошний тлетворный дух. Горькое воспоминание вернулось к нему, когда он снова увидел чахлую траву на обочинах, поломанные деревца. Хотя туристы сюда не заглядывали, радушное приглашение он увидел. Оно было огромными белыми буквами начертано на фронтоне одного из домов: ПОЛУЧИТЕ УДОВОЛЬСТВИЕ ОТ ВИЗИТА В ГАР-БИ.

Гар-Би – именно так (за неимением лучшего названия) называли квартал Гарибальди подростки. Он представлял собой мешанину из индивидуальных, так называемых террасных домиков начала шестидесятых годов и многоэтажек конца шестидесятых, все они были отделаны серой штукатуркой с вкраплением галечника; унылые пожухлые газоны отделяли район от шоссейной дороги. Повсюду во множестве валялись оранжевые конусы дорожного ограждения. Ими удобно было обозначить штанги ворот, когда хотелось по-быстрому сыграть в футбол, или использовать как стоп-сигнал для байкеров. Год назад какая-то предприимчивая душа нашла для них лучшее применение: оранжевыми конусами перегородили дорогу, направив движение в объезд через Гар-Би, где юная шпана забрасывала машины камнями и бутылками. Если водитель выскакивал из машины и давал деру, ему позволяли убежать, но машину раздевали догола – вплоть до покрышек, обивки сидений и деталей двигателя.

Когда позже в том же году дорогу разрыли и перегородили настоящими конусами, многие водители их игнорировали и в результате угодили в свежевырытые ямы. На следующее утро оставленные машины были раздеты догола. Молодчики Гар-Би и краску бы содрали, если бы умели.

Нужно отдать должное их изобретательности: будь у этих ребят деньги и возможности, они стали бы главной надеждой капиталистического государства. Но государство откупалось от них пособием по безработице и дневным телевидением. Когда Ребус парковал машину, за ним наблюдала группка мальчишек. Один из них выкрикнул:

– Эй, где ваша классная тачка?

– Это не он, – сказал другой, лениво лягнув первого по голени. Оба были на велосипедах и, похоже, лидерствовали в группке, будучи на год-другой старше, чем их товарищи. Ребус махнул, подзывая их.

– Чего надо?

Хоть и неохотно, они все-таки подошли к нему.

– Приглядите-ка за моей машиной, – сказал он им. – Если кто ее тронет – вы сами его троньте. Ясно? Когда вернусь, получите два фунта.

– Половину вперед, – тут же сказал первый. Второй кивнул.

Ребус дал им половину обещанного, и фунт тут же исчез в кармане.

– Не бойтесь, мистер, такую машину никто не тронет, – сказал второй, и ватага у него за спиной отозвалась дружным хохотом.

Ребус удивленно покачал головой: языки у ребят тут острее, чем у многих конферансье на «Фриндже». Мальчишки, вероятно, братья. Ребус подумал, что точно такие же ошивались здесь и в тридцатые годы. На этих, правда, была современная дешевая одежка, но головы стрижены под ноль, уши торчком. Землистого цвета лица с черными кругами вокруг глаз. Такие же ребята смотрели со старых фотографий, одетые в большие, не по размеру, ботинки и с мрачными не по возрасту лицами. Они казались старше – не остальных ребят, а самого Ребуса.

Повернувшись к ним спиной, он представил себе, что они превратились в старую пожелтевшую фотографию.

Он направился к зданию центра. Ему пришлось пройти мимо запертых гаражей и одного из трех двенадцатиэтажных жилых зданий. Центр был невелик и вид имел довольно непрезентабельный: забитые досками окна и нерасшифровываемые граффити. На плоской асфальтово-черной крыше разлеглись четыре голых по пояс подростка с сигаретами во рту. Футболки они повязали на поясе. На крыше было столько битого стекла, что ребята вполне могли бы выступать факирами в цирке. Перед одним из парней лежала стопка бумаги, он сворачивал самолетики и пускал их с крыши. Судя по числу самолетиков в траве, в диспетчерской аэропорта сегодня выдалось напряженное утро.

С дверей центра краска облупилась, и один слой фанеры под ней был пробит ударом кулака или ноги. Но дверь была надежно заперта не на один, а на два навесных замка. Еще два парня сидели на земле, опершись спиной на дверь и вытянув перед собой ноги, – ни дать ни взять охранники, присевшие отдохнуть в тенечке. Рваные кроссовки, латаные-перелатаные джинсы. Может, мода у них такая. На одном была черная футболка, на другом – расстегнутая джинсовая куртка на голое тело.

– Закрыто, – сказал Джинсовая Куртка.

– А когда откроется?

– Ночью. Но полицейским вход воспрещен.

Ребус улыбнулся:

– Мы, кажется, не знакомы. Тебя зовут-то как?

В ответ он получил наглую улыбку. Черная Футболка издал полусмешок. В волосах парня Ребус заметил белые хлопья перхоти. Ни тот ни другой отвечать не собирался. Подростки на крыше встали на ноги, готовые спрыгнуть, если что.

– Крутые мужики, – сказал Ребус, повернулся и пошел прочь.

Джинсовая Куртка поднялся и догнал его.

– А что случилось-то, дяденька полицейский?

Ребус не повернулся в его сторону, но остановился.

– Обязательно должно что-то случиться?

Один из бумажных самолетиков, прицельно или нет, попал ему в ногу. Он поднял его. Парни на крыше беззвучно давились от смеха.

– Почему обязательно должно что-то случиться? – повторил он.

– Ну вы даете. Ведь вы не с нашего участка.

– Перемены – хорошая вещь, лучше только отдых.

– Под дых? За что?

Ребус снова улыбнулся. Теперь он повернулся к парню. Он, видно, только-только перерос юношескую прыщавость, и в ближайшие несколько лет его лицо обещало быть привлекательным, пока его не коснется печать деградации. Плохое питание и алкоголь сыграют свою губительную роль, если наркотики и драки не изуродуют его еще раньше. Волосы у парня были светлые, по-детски кудрявые, хотя и не густые. Он смотрел на Ребуса умными, прищуренными глазами. Ум его тоже был какой-то прищуренный, сосредоточенный только на одном – на следующем ходе. А еще в его глазах сверкала злость, и под ней что-то такое, о чем Ребус и думать не хотел.

– Ты прямо артист – тебе бы на «Фриндж».

– Видал я ваш фестиваль!..

– Разделяю твои чувства. Так как тебя зовут, сынок?

– Вы что – зациклены на именах?

– Я так или иначе смогу узнать.

Парень засунул руки в тугие карманы джинсов:

– Вам это не пойдет на пользу.

– Да?

Парень неторопливо покачал головой:

– Нет, не пойдет. – Он повернулся и пошел назад, к своим приятелям. – Не то в следующий раз ваша машина вообще здесь не появится.

Ну конечно: стоило Ребусу подойти поближе, как он увидел, что его машина лежит брюхом на земле. Вид у нее был такой, словно она хочет стать невидимкой. Но на самом деле у нее всего лишь были спущены покрышки. Они еще проявили великодушие – прокололи только две. Он оглянулся. Группки ребятишек как не бывало, хотя, наверное, они и смотрели на него с безопасного расстояния из окна многоквартирного дома.

Ребус оперся спиной на машину и развернул бумажный самолетик. Он был сложен из листовки «Фринджа», и рекламный текст на заднике сообщал, что данная театральная труппа переезжает из центра города, чтобы дать одно представление в клубе муниципального округа Гарибальди.

– Вы сами не ведаете, что творите, – пробормотал себе под нос Ребус.

Навстречу ему через футбольное поле шли какие-то молодые мамаши. Одна сотрясала коляску для успокоения плачущего младенца. Другая тащила за руку орущего во все горло малыша постарше, но тому это не нравилось, он отказывался двигать ногами, и они просто скребли землю. В конце концов и младенца в коляске, и того, что постарше, доставили обратно в Гар-Би. Хотя и не без сопротивления с их стороны.

Ребус не мог осуждать их за нежелание возвращаться.