Читать книгу Времена. От Цезаря до Путина - Игорь Анатольевич Карпусь - Страница 44

Актёры тоже плачут, и слёзы их притворные, сценические, как всё, что они делают под маской. А настоящие солёные слёзы они проливают за кулисами, в ночные подушки, в уединении. И то, что Киркоров лил настоящие слёзы перед камерой – это сенсация. Хочется верить, что он не играл на публику, не выдавливал – слёзы выступали непроизвольно, и певец не пытался их скрыть, лишь размазывал по смятенному жалкому лицу. Да, такого Киркорова никто ещё не видел, как вообще любого популярного исполнителя, любимца миллионов. Что случилось, какая душевная буря преобразила этого человека? Неужели громкий скандал с молодой женщиной – режиссёром на записи программы? Так их столько было, и ничего, как с гуся вода, проходили бесследно.

Вообще нравственный облик эстрадных кумиров – разговор печальный. Их искусство пребывает, по законам жанра, в оправе хамства, грубости, злословия и самолюбования. Они постоянно сводят счёты, легки на оскорбления и агрессивные выпады, всеми способами поддерживают культ величия и исключительности. Впечатление от их развязных манер и элементарной невоспитанности – тяжёлое и болезненное, они похожи, как клоны, потому что действительно копируют рекламные стандарты самого низкого пошиба. Таким был и Киркоров. Его распущенность и оскорбительные манеры вне сцены смаковали все любители попсовой хроники. И вдруг все увидели потрясённого мужчину, его предельная открытость взбудоражила и изумила.

Возможно, толчком послужил последний хулиганский случай, который подпадает под статьи Уголовного кодекса. Во всяком случае, передо мной предстал не известный актёр, а неизвестный человек, каким бывает каждый из нас в трудные моменты жизни: слабым, растерянным, надломленным свалившимся несчастьем. Не баловень судьбы с ослепительной улыбкой и магнетическим взглядом, а раздавленный, одинокий мужчина. Впервые у него появилась потребность к раскаянию, осознанию своей неправоты. И он каялся искренне, порывисто, жадно перед миллионами зрителей. Мелькали годы, имена, ошибки, увлечения, вырывались глубоко личные признания. К себе и к нам был обращён настойчивый вопрос: что со мной? Как я дошёл до этой черты?

Сам певец склонен признать, что болен. Вряд ли, скорей всего – страшная усталость, опустошённость и потеря самоконтроля. Медики говорят про нервный срыв. К таким катастрофическим срывам идут годами, и постепенно дух изнемогает, а душа растрачивает резервы. Киркоров выглядел именно таким, растерянным и обессиленным. Он потерял привычную внутреннюю опору и новой пока не приобрёл. В своих взволнованных признаниях он постоянно возвращался к образу роковой женщины, с которой связал жизнь и которая его бросила ради юного любовника.

И всем стало ясно, что Филипп по-прежнему любит её. Она-то и разбила его жизнь, нанесла незаживающую рану. Он не позволил себе ни одного слова осуждения, ни одного двусмысленного выражения – только благодарность и признательность (я вспоминаю, как окрестил свою бывшую в подобной ситуации Кобзон). И когда звучал этот сбивчивый страстный монолог, можно сказать, что певец исполнял лучшую в своей биографии песню – песню всепобеждающей и немеркнущей любви.

Тут не было никакой игры, Киркоров был абсолютно откровенен и доверчив. Он вызывал огромное уважение страдальческим обликом. Верность, постоянство такие редкие качества в наш век, что воспринимаются как чудо. И чудо исходило от всей фигуры знаменитого певца, от каждого жеста его нервных рук, интонаций срывающегося голоса и взывающих к пониманию глаз. Мы понимаем тебя, Филипп. Мы с тобою. Оставайся таким всегда!