Читать книгу Кумач надорванный. Роман о конце перестройки - Игорь Бойков - Страница 18

Часть первая
XVII

Оглавление

Инну Валерьян увидел на следующий день. Она сама позвонила ему от соседей.

– Как ты? – обеспокоенно спросила она. – Сказали, ты приходил, но тебя увезли в милицию.

– Да в порядке всё, мурыжили недолго, – отбрехался Валерьян и, вздохнув, осторожно спросил сам. – Ты-то как?

– Я? С мамой была. Ей сегодня полегчало чуть-чуть.

После недолгого молчания, Инна глухо проговорила, дыша в трубку:

– Я… я хочу тебя видеть.

Они встретились возле центрального универмага и на счастье сумели быстро разыскать свободное, несмотря на праздничный день, кафе. Морозило ощутимо, и другого места для разговора им было не отыскать.

Инна, вопреки опасениям Валерьяна, не выглядела раздавленной горем, но взгляд её глаз был глубок.

– Посадят его теперь. Надолго, – сказала она, сухо и без слёз.

– Отца?

– Да.

Валерьян в задумчивости подпёр ладонью подбородок.

– Ты знаешь точно, как всё там было? Может тот человек сам на него в драку полез? Первым?

– Да сосед это наш. Видела я его даже тем вечером на лестнице, когда спускалась к тебе. Они с отцом моим уж сколько раз то пили, то дрались, то снова пили…

– Так это вам всё в милиции объяснить надо. В подробностях объяснить. Пусть запишут у себя, в свои протоколы.

Инна безнадёжно пожала плечами:

– Это что-нибудь изменит?

Валерьян ухватил её за предплечье, энергично потряс.

– Конечно, изменит. Для них, как я понял, каждая мелочь важна. Может, большого срока и не присудят.

Инна понуро опустила ресницы.

– Они вдвоём у нас были. Кто ж наверняка разберёт, с чего у них в этот раз всё началось? Сначала пили, потом задрались – соседи слышали крики, шум. Тот его вроде бутылкой огрел. Отец – за нож.

Инна прижала ладонь к глазам Малоподвижное лицо её вдруг, словно сведённое внезапной судорогой, скукожилось.

– Пил, пил, мучил нас, мучил… А теперь вот… человека убил, – утробно хрипя, зарыдала она. – Убил… Взял и убил!

Связный разговор их на том оборвался. Ни у него, ни у нее слова больше не шли с языка.

Валерьян привлёк Инну к себе, топя щёки в её длинных, лежащих по плечам волосах. Она, рыдая, содрогалась сведённым, одеревенелым телом в мучительном страдании…


Нелегко пришлось Валерьяну с домашними. Первоначальная оторопь родителей сменилась негодованием.

– Почему же ты столько времени всё от нас скрывал? Почему до сих пор ничего не рассказывал про эту девушку? – кипятилась мать. – Что, для этого надо было обязательно в грязную историю угодить?

Валерьян тёр пальцем переносицу, сердито сопел.

– Да никуда я не угодил. Записали показания – отвязались…

Павел Федосеевич, скрещивая руки на груди, недобро сужал глаз.

– А я знаю, почему он скрывал. Потому как знал: мы таких отношений не одобрим. Дочка каких-то пьянчуг, папашу за драку с поножовщиной арестовали…

– Неправда! У неё только отец алкоголик, а мать нормальная, непьющая. И сама Инна в нашем университете учиться, на химфаке.

Но Валентина наседала на него неугомонно:

– Лерик, послушай нас! Мы, родители, тебе только добра хотим. Ты на эту девицу не засматривайся. Из-за хороших девушек в милицию не попадают, знай!

– Не хватало только, чтобы тебя теперь ещё по судам таскать начали. Только этого не доставало, – поддавил отец.

Валерьян, внутренне кипя, ещё не оставлял надежды сгладить разговор.

– Я туда к ним поехал, потому что мать Инны нам звонила – сами же и рассказали. Кто мог заранее знать, что там случилось?

Родителей его аргументы не убеждали.

– А зачем ты ей понадобился вообще? Зачем она тебя в эти дрязги пьяные сразу впутала?

– Ничего она не впутала. Она просто дочку разыскать хотела.

– Ты эту семейку повыгораживай ещё! – бросил Павел Федосеевич, уже резче и грубее. – Такие и сами жить по-людски не способны, и другим испортить жизнь норовят.

Он шагнул к окну, быстрым, нервным движением отодвинул занавеску.

– Алкашичьи дети… В университеты ещё лезут, – процедил он, щеря небрежно выбритый рот. – Хоть циркуляр против таких принимай.

– Ты, Лерик, таким не верь, – подхватила Валентина. – Ты просто юн пока и жизни совсем не знаешь. Окрутить тебя хотят, простофилю.

Валерьян вскочил, сжал кулаки.

– Прекратите! Зачем вы так говорите о человеке, который мне дорог?! Которого я люблю!

Павел Федосеевич испустил долгий горестный выдох, а Валентина, собрав в болезненные морщины лицо, вскричала пронзительно:

– Да сам прекрати! Понял?! Любит он… Сил нет глупости твои слушать!

На побелевшей щеке Валерьян вылез, подрагивая, желвачок. Он ринулся из кухни прочь, толкая в сердцах дверь, заглушая гневным возгласом прущее наружу бранное слово.

– Вас, вас сил нет слушать! – восклицал он, мечась взбешенно по своей комнате.


Родители после ссоры с сыном занервничали всерьёз. В последующие дни они между собой не раз возвращались к прежнему разговору, уединившись в комнате или на кухне. Павел Федосеевич, будто стремясь оправдаться за былое благодушие, как правило затевал его первым.

– Нет, я, конечно, понимал, что у него появилась девушка, но что всё обстоит вот так… Дочь алкоголика, убийцы… – он в горьком недоумении выпячивал губу и поджимал плечи. – Не думал, никак не думал, что мой сын с такой свяжется.

– Вот чуяло моё сердце, что там неладно. Чуяло, – повторяла, гордясь и в печали своей прозорливостью Валентина. – Все эти его увёртки, отговорки мне с самого начала не нравились.

– Да я думал, он просто из застенчивости скрытничал с нами. Думал, потом всё сам расскажет. Позже.

– Мы, конечно, подупустили его. Внимательнее стоило быть – ведь восемнадцать лет, такой возраст…

Валентина вставала, садилась, снова вставала, не находя себе места.

– Ты учти, она ещё замуж его вовсю тащить станет. А Лерик ведь наш такой ещё неопытный…

Павел Федосеевич зажмурил на мгновенье глаза, содрогаясь.

– Ладно тебе каркать!

Валентина повторила с упорством:

– Я серьёзно тебе говорю. Эта девица так просто, сама, от него не отвяжется.

Павел Федосеевич откинулся на спинку стула.

– Что на него нашло? Ведь здравомыслящим, разумным парнем всегда был. Никогда прежде ни с какими люмпенами дружбы не водил. Думали, год-другой – и найдёт себе хорошую девушку из приличной, интеллигентной семьи. И вдруг такое…

Валентина уселась напротив мужа, прикусила ноготь мизинца.

– Разговаривать с ним надо. Только аккуратно, без скандалов. Постепенно всё объяснять. Я поняла: если так, прямо в лоб эту девицу ругать начинать, то лишь хуже сделаешь.

На старый Новый год Павел Федосеевич с Валентиной отправились в гости к Мироновым, но застольный разговор вдруг быстро соскользнул на болезненную для них тему. Оказалось, Ирина Миронова недавно видела в городе Валерьяна, но тот был не один, с Инной, и поглощённый ею, даже не глядел вокруг.

Миронова начала плести рассказ вкрадчиво, более норовя вывести на встречный рассказ самих Ештокиных. Но под конец, будто исподволь поддразнивая, самое неприятное для них расписала с откровенностью:

– Подхожу к остановке возле университета, смотрю – Валерьян. Да не один, с какой-то девицей. Забились под навес в самый угол, милуются. Он обнимает её и прямо такими влюблёнными глазами на неё смотрит…

Миронова подхихикнула:

– Вы не говорили прежде, что у сына вашего, оказывается, невеста есть.

Валентина резко вскричала, точно уколотая булавкой:

– Господи, да глаза б мои такой невесты не видели! Как прилепился он к ней, так прямо не знаем, что и делать…

Миронова, любопытствующее блеснув глазами, прикинулась удивлённой:

– А чем же она плоха? На вид симпатичная, стройная, не вульгарна…

– А, стройная… – отмахнулась, вздыхая, Валентина. – Из семьи-то она какой? Папаша – пьяница законченный, в тюрьму посадили недавно.

Павел Федосеевич поджал с недовольством губы, но изведшуюся за эти дни Валентину было не сдержать. Она поведала Мироновым обо всём с такой горестью, что и благодушный Сергей Михайлович и даже Ирина по-настоящему прониклись.

– Надо же, а. А на вид такая благопристойная показалась, – проговорила Миронова, прицокивая языком. – Такая приличная.

– Пройда она – уверена, – выпалила Валентина с чувством. – Это просто наш такой неопытный простофиля. Раньше и девушек-то у него не было толком никаких, потому и раскусить её не может.

– А объяснить пробовали? – спросил Сергей Миронов. – Или совсем слушать вас перестал?

– Совсем, – Валентина, будто мучимая головной болью, приложила ладонь к виску. – Раньше такой мягкий, внимательный был, а тут…

– Познакомить его тогда с какой-нибудь другой девушкой надо. Вдруг переключится? – посоветовала Ирина.

Ештокины удручённо молчали, горюя от внезапно нашедшей на них напасти. Павел Федосеевич подлил себе в рюмку водки.

По пути домой он сказал жене:

– Может, и правда стоит попробовать, как Ирка говорит? У твоих знакомых, подруг дочки – сверстницы Лерика – есть?

Он посмотрел вверх, на мерцающие в стылом воздухе звёзды. Скрипнул зубами:

– Ну нельзя ж дожидаться, когда в городе на сына нашего пальцем показывать начнут. Мол, смотрите, вон он идёт – с дочкой убийцы.

Кумач надорванный. Роман о конце перестройки

Подняться наверх