Читать книгу Кумач надорванный. Роман о конце перестройки - Игорь Бойков - Страница 5

Дня через четыре Валерьян набрал номер Стаса. Тот подошёл к телефону не сразу, лишь полминуты спустя снял трубку.

– Привет! Не передумал ещё в Москву ехать? – спросил Валерьян.

Стас, что-то дожёвывая, пробасил:

– Я-то что… Главное, чтоб ты не передумал.

– А мне чего передумывать? Съездим.

– Съездим, – Стас, дожевав, дал совет. – Ты только денег больше с собой бери. С нами один чувак будет. Он прошареный. Хорошо сечёт, где там чего достать.

– Музыку?

Стас, раздражаясь недогадливостью Валерьяна, цыкнул:

– Далась тебе музыка… Музыки этой – полный Арбат. Я про другое. Кроссовки там фирменные, джинсы, то-сё. Чувак с этим поможет.

– А-а, с этим, – Валерьян, подумав про свои шесть рублей, запнулся. – Ну, посмотрим. Так вы когда собираетесь? В субботу? В воскресенье?

– В воскресенье. На второй стартанём. От нас она в шесть пятнадцать уходит. В курсе?

– Не рано?

– Когда приедем, будет уже девять. Самое то.

Детальных планов на поездку Валерьян не строил. Послоняться по Красной площади, по центру, завернуть на Арбат, раздобыть новые записи “Кино” или других рок-групп, выпить пива – на большее у него просто не хватало денег.

Влажным росистым утром воскресенья компания на вокзале собралась немалая. Со Стасом было двое приятелей, ушедших из их школы после восьмого класса – Вася Гришин и Серёга Мельница, прозванный так за длинные и разлапистые, будто лопасти ветряка, руки, две незнакомые Валерьяну девицы, представившиеся Таней и Женей, и тоже незнакомый, низкорослый, тонкий в кости парень, на вид постарше остальных.

– С нами? – пожимая руку, он деловито прощупал Валерьяна своими глубоко посаженными, подвижными глазами.

Тот кивнул.

– Закупаться или так?

Валерьян пожал плечами.

– Как выйдет.

– Да он от рока тащится, – снисходительно ухмыльнулся Стас. – От Цоя, от “Кино”.

Парня это не сильно вдохновило, и он, обернувшись к Стасу, произнёс сумрачно и тихо:

– Смотри, Тюлень.

Стас натужно улыбнулся:

– Да нормально всё. Свой пацан, говорю. Со школы знаю.

Старшего парня звали Саней, или Кротом (Стас шепнул Валерьяну, что кличка пошла от фамилии – Кротов), и держал он себя с остальными уверенно, даже властно, как вожак.

– В первый давайте. Скорее в город выскочим, – распорядился он, когда зелёные вагоны электрички стали приближаться к платформе.

К электричке устремилась и другие пассажиры, запруживая перрон густой массой. Ребятам даже пришлось припустить трусцой, чтобы оказаться у первого вагона ранее остальных.

– Вовремя мы, – удовлетворённо заметил Мельница. – Вон набивается сколько.

Вагон заполнялся стремительно. Все места заняли в пару минут, вошедшим позже приходилось стоять в проходе.

– Кто в Москву, а кто на дачи, – сказала худолицая Женя, заинтересованно поводя вокруг длинноватым, заострённым носом.

– Ага, – подтвердил Гришин. – Час-полтора проедем – и рассосутся.

Плешивые мужики и крепкотелые тётки забрасывали на багажные полки обмотанные чехлами инструменты и грабли, закатывали под скамьи тележки. Старичок в выцветшей, линялой кепке пристроился возле сидящего у прохода Валерьяна.

– Потеснитесь уж, ребята, – попросил он извинительно. – Я недалеко, до “Тридцать пятого километра”.

В дороге разговоры в их компании крутились вокруг нескольких близких тем: импортная одежда, видеомагнитофоны, кассеты. Как скоро выяснилось, все в их компании, кроме Валерьяна, ехали в столицу, чтобы чего-нибудь там прикупить, а водящий дружбу с фарцовщиками и спекулянтами Кротов обещал отвести всех к нужному продавцу.

– У Серого затаритесь по самое не хочу. Придём в его закрома – глаза разбегутся, – нахваливал он знакомого перекупщика.

Таня и Женя желали разжиться джинсами, даже рюкзаки специально с собой прихватили. Гришин думал добыть адидасовские кроссовки и, может быть, какую-нибудь фирменную футболку, пошитую “не в совке”. Мельница, не жадный до тряпья, хотел отыскать записи западной эротики и китайских боевиков, которые можно будет гонять дома, на раздобытом старшим братом “видаке”. Стас рассчитывал и на импортную обувь и на “фильмец”, если тот окажется по-настоящему “клёвым”. Искать новые музыкальные альбомы никто, за исключением Валерьяна, не собирался.

– Но на Арбат-то мы хоть зайдём? – спросил тот опечаленно.

Кротов поглядел на него от окна, обнажил искривлённо расходящиеся друг от друга резцы:

– Да зайдём, зайдём. Не убежит никуда твой музон.

Настроение у Валерьяна подпортилось. Ему почудилось, что не только Кротов, но и остальные держат его за чудаковатого простофилю.

– Вам что, одно шмотьё в Москве надо? – не сдержался он.

Гришин с Мельницей переглянулись, Кротов, выдохнув с тихой брезгливостью, отвернулся к окну.

– Затаримся – загуляем, – подтолкнул плечом Стас. – Не кисли.

На Ленинградском вокзале им удалось проворно выбраться из сутолоки, но прежде чем спуститься в метро, Кротов остановился возле телефонной будки. Радуясь, что к ней нет очереди, он распахнул дверцу, но спустя секунду изругался – из телефонного аппарата была выдрана трубка, и размочаленный пучок проводков торчал прямо из привинченного к стене металлического корпуса.

– Козлы!

– Слышал, в трубках этих мембрана из какого-то редкого материала сделана. Вот и срезают, – сказал Гришин.

– Чтоб продать? – спросила Женя.

– Ага. Говорят, цеховики чего-то из него мастрячат потом.

Кротов оценивающе хмыкнул.

Чтобы позвонить, пришлось возвращаться обратно в здание вокзала и выстаивать очередь. В зале ожидания автомат был исправен.

– Алло! Серый? Я… Да, в Москве, – сообщал Кротов, позвякивая пригоршней мелочи. – Да нормально всё, свои ребята. Так куда? А… а… Так… А оттуда? А, встретишь? А… ага… Ну о-кей… о-кей…

Отойдя от автомата, он объявил:

– Мотнёмся сейчас в “Беляево”. Там всё на мази, – Кротов ухмыльнулся. – Главное, чтоб было чем отбашлять.

– Отбашляем, – ухарски хлопнул себя по карману Гришин. – Пусть только будет из чего выбирать.

– Выберите. У Серого не какое-нибудь польское барахло. Он хоть штатовские джинсы выложит, хоть кроссовки фирменные от “Адидас”.

– “Берёзка” у него там целая что ли? – удивился Валерьян.

Кротов заложил за щёку язык, выгнул тонкие губы.

– “Берёзка”, “Берёзка”… Только торгует на деревянные и скидывает своим.

На выходе из станции метро их поджидал сухощавый, в седоватой щетине мужичок. Его короткие, торчащие ёжиком белесые волосы казались припорошенными пеплом.

– Двинули? – деловито спросил он Кротова без лишних приветствий.

Через продолговатые, тенистые дворы Серый привёл всех к подъезду приземистой панельной “коробки”, по узкой полутёмной лестнице взбежал первым на третий этаж. Дверь квартиры была с виду самая обычная, обитая давнишней, местами пошедшей трещинками, тёмной от пыли клеёнкой.

– Сим-сим, откройся, – хохотнул Кротов из-за спины Серого, поворачивающего в замке ключ.

Неухоженная и явно нежилая однокомнатная квартира походила на склад. В прихожей вдоль стен громоздились пирамиды картонных коробок, в комнате и даже на кухне, притиснутые один к одному, стояли заполненные доверху мешки, сумки, баулы.

– Выбирайте, – Серый по-хозяйски вытряхнул на диван содержимое пары сумок. – Куртки, плащи – это тоже всё есть.

Гришин, Мельница, обе девицы, даже Кротов, нетерпеливо толкаясь, принялись перебирать ворох набросанной одежды, прикидывать на себя джинсы, футболки, лёгкие спортивные свитера. Один только Валерьян продолжал бестолково топтаться в прихожей, с настороженным любопытством осматривая берлогу спекулянта.

– А кроссовки? – спросил Гришин.

Серый молча выдвинул из-под дивана деревянный ящик, набитый доверху всевозможной обувью. Пары ботинок, кроссовок, туфлей, кед лежали в нём вперемешку, связанные шнурками или промотанные друг к другу бечёвкой.

– Нехило! – воскликнул впечатлённый Стас.

Обувь и одежда были заграничные, потому их броские, яркие этикетки с непонятными словами из латинских букв, осматривали и ощупывали едва ли не дольше, чем сами вещи.

– Джё-ёр-дашш! – Таня, поглаживая пальцем пристроченную к джинсовой талии этикетку, прочла по слогам чудное название.

Джинсы были неновые, уже кем-то ношеные, но чтобы купить такие, она, как сама обмолвилась в электричке, откладывала со студенческой стипендии уже несколько месяцев.

– Это мужские, – потешливо фыркнул в кулак Серый. – Погоди, я женские принесу.

– Не, Wrangler круче, – Мельница, не смущаясь девиц, быстро спустил штаны и принялся примерять джинсы прямо при них.

Все, кроме Валерьяна, продолжали увлечённо копаться в грудах тряпья. Серый, не скупясь, подваливал на диван новые груды. Таня и Женя время от времени убегали на кухню как в примерочную. Протёртые, размахрявленные на коленях джинсы, узкие, на каблуках, туфли, облегающие юбки – всё они примеряли с какой-то нахлынувшей, будоражащей страстью, в количестве несоизмеримо большем, чем могли бы купить.

– О, в “Плейбой” тебя, на обложку, – подзадорил Кротов, когда Таня вернулась с кухни, обтянув ширококостные бёдра сильно укороченной, вызывающе красной юбкой.

Она хихикнула, скорее польщённая, но покупать такую всё же не стала.

Валерьян, бродя по квартире, задумчиво оглаживал подбородок.

– Ну, вы и скопили…

Серый встопорщил щетину в развязной усмешке:

– Спасибо зарубежным трудящимся.

Каждый выбрал себе обновы по вкусу и по кошельку.

Стас купил удлинённые, до колен, джинсовые шорты – чтобы их застегнуть на поясе, ему пришлось изрядно втянуть живот. Гришин без торга взял за пятнадцать рублей кроссовки, только-только отыскав в общей куче пару с надписями “Adidas”. Даже от пыли эти надписи аккуратно принялся носовым платком очищать, будто ему досталась не обувь, а редкая коллекционная монета. Мельница, одев джинсы, так их и не снял, нудно торгуясь с Серым о конечной цене. Таня тоже взяла джинсы – те самые “Jordache”, женский фасон которых у перекупщика действительно был, а Женя – туфли и матерчатую, с англоязычной надписью во всю спину, куртку. Даже Кротов, держащийся с Серым по-свойски, отдал три рубля за приглянувшиеся солнцезащитные очки. Один Валерьян, помяв бесцельно в руках сначала футболку, затем длиннополый кожаный плащ, ничего покупать не стал.

– Не прикололо что ли ничего? – спросил озадаченный Стас, когда они, выйдя из квартиры, сбегали все вместе по лестнице вниз.

Валерьян отвернулся к стене, неопределённо цокнул языком. От неотвязчивой мысли о всего нескольких лежащих в кармане рублях ему делалось неуютно.