Читать книгу Ещё двадцать одна сказка обо всём на свете - Игорь Дасиевич Шиповских - Страница 22

Через два месяца государь наведался в Преображенское проведать своих крестниц. Не обнаружив их дома он очень удивился и, позвав к себе старосту стал его гневно вопрошать.

– Где графиня Еремея с детьми? Куда делись, почему мне никто не сообщил?!… – прикрикнул на него Пётр. А староста стоит, да только весь от страха трясётся.

– Как же так государь,… ведь ты же сам за ними посылал,… приехали к графине, люди от тебя,… говорят, ты Еремею с девочками видеть желаешь, ну они собрались и уехали с ними… – еле выдавил из себя он.

– Да никого я не посылал!… а ну обрисуй, каковы те гонцы были?… – ещё больше удивившись, опять спрашивает государь. Староста, делать нечего, вздохнул глубоко и рассказал ему, что знал, как дело было. Нахмурился государь, почуяв неладное, собрал всех и объявил.

– Дозорщикам усилить караульные посты,… смотреть в оба! Коменданту назначить розыск пропавших!… и обо всех появлениях незнакомцев докладывать мне! Командиры остаются на совет!… – повелел он. Совет продолжался долго и закончился только утром. Тут же начались поиски.

– В помощь пришлю лучшего сыщика с Тайного приказа!… – на прощанье пообещал царь и отправился в столицу, где его уже ждали неотложные государственные дела. Ну, разве ж он мог тогда знать, что именно там, в столице, и надо искать девочек. Елена, попав к кабатчику, уже работала. Усердно мыла посуду, убиралась на кухне. Кроха ещё даже не успела понять, что произошло. Её долговязый хозяин по прозвищу Алексашка-верста, как только она была ему приведена, кратко и просто ей пояснил.

– Девочка,… мама твоя, уехала неведомо куда, и ты пока будешь жить здесь. А если хочешь кушать, то будешь работать… – так и сказал, а Елена, хоть и мала была, но умна не по годам. Сразу сообразила, что лучше будет работать и ждать потихоньку маму, чем плакать и голодать.

Тем более что она могла заниматься своим любимым делом – считать. А считала она всё, и тарелки, когда их мыла, и людей коим приносила ложки да вилки, и ножки у стульев и столов. Одна сердобольная кухарка и помощница Алексашки-версты, которую прозвали Чиркина-мать, потому как она постоянно чиркала огнивом отгоняя прочь чертей, пожалела малютку и начла её опекать, всячески подкармливая да отогревая. Спала Елена тут же на кухне рядом с печкой. Вскоре и кабатчик Алексашка видя её усердие в трудах, смягчился, и стал относиться к Елене более или менее сносно. Все это посчитали как хороший знак, и уже заговорили, что девочка попала в добрые руки и ей сильно повезло.

У Иринки же дела обстояли куда сложнее, жизнь бродячих комедиантов и так-то не сахар, а уж для такой малютки вообще беда. Впрочем, это быть может для какой другой девочки беда, ну а для Иринки такая жизнь показалась всласть. Главный артист и предводитель труппы, старик Фома, опытным взглядом сразу определил, что перед ним истинный самородок и взялся за воспитание юного таланта. В свободное от представлений время он с завидной настойчивостью стал обучать и натаскивать Иринку азам актёрства. У самого же Фомы, при прохождении своего тяжелейшего жизненного пути, накопился богатый артистический опыт.

А однажды ему даже удалось побывать в Европе и принимать участие в постановках настоящих театральных действ. Но волею судеб, а скорее благодаря интригам завистников, он был изгнан из Европейского сообщества театров и оказался на родине, в плачевном состоянии ярмарочного шута. Будучи харизматичным актёром и талантливым организатором он, собрав вокруг себя таких же комедиантов, создал эту труппу. И теперь не найдя приличного угла мыкался с ней из города в город, давая ярмарочные представления.

И вот сейчас видя в этом маленьком существе проблески великого таланта, Фома с большим рвением взялся за его раскрытие. Годы брали своё и, занимаясь с Ирочкой, он старался успеть передать ей как можно больше своего опыта и знаний. А она, оправдывая его надежды и труды, словно мучаемый жаждой путник пьёт воду, втягивала, впитывала в себя все его наставления и поучения, на глазах превращаясь из трогательного ребёнка в прелестно воспитанную девочку.

Не прошло и двух лет, как подросшая и повзрослевшая восьмилетняя Иринка уже вела почти все главные женские роли в спектаклях балагана. Она отлично танцевала и пела, а уж о драматическом мастерстве и говорить не приходилось. Фома, проникшись к сиротке самыми светлыми чувствами, передал ей весь багаж своего актёрского искусства и мастерства. Теперь представления маленького передвижного театрика комедиантов стали больше походить на красивый красочный карнавал устроенный где-нибудь в Европе. И этим вызывали огромный интерес у жителей столицы.

Недостатка в публики не было, здесь встречались и простые крестьяне, приехавшие на ярмарку торговать плодами своего труда, и стрельцы, отдыхавшие от ратных дел, и ремесленники со всех концов города. Даже сановные вельможи из царского окружения, жители Немецкой слободы, господа Лефорт и Гордон, находили время, чтобы насладиться этими выступлениями. В коих главным составляющим было участие талантливой и неотразимой девочки-артистки поющей и танцующей в европейской манере.

И именно они, эти образованные господа, поражённые мастерством Иринки при встрече с государем, как бы невзначай, предложили ему наведаться с ними на ярмарку, и получить удовольствие от превосходной игры молодого дарования. Коя по их словам была сравнима с божественным великолепием. Сам же царь всё воевал да строил корабли, он уже не раз сходил в поход к Чёрному морю и даже побеждал там. Но мысль о пропаже семьи графа постоянно терзала его и не давала покоя. И быть может как раз, чтоб развеять эту грусть-тоску, а может просто прельщенный той оценкой, кою дали актёрам его иноземные друзья, он обещал, что непременно последует их совету, и в ближайшее время обязательно посетит балаганчик дедушки Фомы.