Читать книгу Римская сага. Том III. В парфянском плену - Игорь Евтишенков - Страница 8

До Тигранакерта они добирались целую неделю. И когда впереди замаячили толстые, каменные стены армянской столицы, многие с радостью вздохнули. Ород не вздыхал, но в душе тоже испытал облегчение. Штурм такого города даже с хорошо подготовленной армией мог бы длиться год. И всё потому, что вода в город поступала с другой стороны, и жители не боялись умереть от жажды. При осаде это было очень важно. И хорошо, что всё решилось миром.

Недалеко от ворот Артаваз остановился и поднял руку вверх. Решётка была уже давно поднята, на высоких стенах толпились тысячи жителей, а у входа выстроились всадники. Увидев своего царя, люди радостно закричали. Артаваз подъехал к самому краю моста, который одновременно служил подъёмными воротами, и спрыгнул с коня.

– Дорогому гостю всегда почёт и уважение в нашей стране! – проговорил он как можно доброжелательней, прижав руку к груди. Ород поднял голову и увидел, что весь путь, от того места, где стоял Артаваз, до поднятой решётки был устлан коврами. По обеим сторонам стояли девушки с цветами и фруктами. Он улыбнулся и вдруг замер. Его лицо как будто окаменело. Артаваз заметил эту перемену и быстро оглянулся. Всё было в порядке, все улыбались, дорога была свободна. Он нахмурился. – Что-то не так, великий сатрап? – тихо спросил он.

– Иди первым, – одними губами произнёс тот. – Мои люди пойдут за тобой.

– Да, но я не могу ехать впереди тебя… сатрап Парфии мой гость, а гости всегда едут первыми, – попытался было возразить он, но увидев лицо Орода, осёкся и замолчал. Несколько мгновений Артаваз тоже неподвижно стоял, о чём-то думая. Но потом морщины на его лице разгладились, он выпрямился, и его голос стал другим: – Конечно, конечно. Я так и сделаю. Я и все мои люди проедут по мосту. Смотри, великий сатрап, как надёжно он держит наших лошадей! – с этими словами он вскочил на коня и отдал приказ своим воинам. Полсотни всадников медленно последовали за своим царём. Тот приветствовал людей, махал им рукой и широко улыбался. Девушки кидали под копыта коней цветы и фрукты, и, казалось, все были счастливы.

Но Ород ничего этого не видел. У него перед глазами стояла другая картина. Несколько лет назад сатрап Кармании на юге Парфии отказался платить налог в царскую казну. Ород и Сурена с войском выступили к его столице. Но к взбунтовавшемуся сатрапу присоединились несколько других городов и воевать с ними не было смысла. Сурена долго вёл переговоры с этим заносчивым человеком, хотя Ород предлагал начать осаду столицы и не уповать на разум глупца. Однако визирь использовал хитрость: он вёл переговоры не только с сатрапом, но и с его приближёнными. Втайне от него. В результате, однажды ночью, когда сатрап-бунтарь купался в бассейне с наложницами, туда из сада случайно заползли несколько ядовитых змей, и одна укусила его прямо в воде. Он даже не успел выбраться из бассейна. После этого ни о каком сопротивлении речь уже не шла. Восставшие города поспешили прислать послов с просьбой о помиловании. Ород назначил двойную плату в казну, и они с радостью согласились. А отец умершего сатрапа попросил подождать неделю, пока он похоронит сына по обычаям своего народа и тогда готов будет открыть ворота города. Ород и Сурена, ничего не подозревая, согласились. Они не знали, что за эту неделю все придворные, которые хотели немедленно сдать город парфянам, были тихо умерщвлены и тайно похоронены в саду внутреннего дворца.

Через неделю городские ворота открылись, и из них вышел отец бунтаря – старый, седой старик со сморщенным лицом и дрожащими руками. Ворота были открыты так же широко, как сейчас ворота Тигранакерта, и точно так же была устлана коврами дорога от городских стен до копыт первого парфянского коня. Огромные слоны, накрытые яркими, блестящими коврами, стояли вдоль ярких ковров, и это был знак высочайшего уважения к гостям. Вдали были видны многочисленные слуги с факелами, которые показались тогда Ороду похожими на заклинателей змей. Когда склонившиеся в поклоне послы пригласили его первым войти в город, он с пренебрежительной улыбкой тронул своего коня, но Сурена остановил его и попросил отправить одного из рабов, которого он заранее переодел в царскую одежду. В глазах визиря было столько напора и уверенности, что он согласился скорее из удивления, чем из здравого смысла. Раньше ему никогда не приходилось видеть того таким озабоченным и встревоженным. Юноша в роскошных одеждах, расшитых золотом и серебром, тронул коня и направился к городским стенам. Проехав большую часть пути, он гордо поднял вверх правую руку и приблизился к старику на коне.

Стоя теперь у стен Тигранокерта, Ород прекрасно помнил, как внезапно замолчали тогда все жители города и в воздухе повисла тишина. Они стояли, не шевелясь и почтительно согнув спины. До конца ковра оставалось шагов десять—пятнадцать, когда старый правитель города и молодой переодетый парфянин остановились друг напротив друга, чтобы поприветствовать друг друга. В этот момент ковры под ними стали медленно проседать вниз, и через несколько мгновений оба оказались на дне глубокой ямы. Старик что-то крикнул, и слуги стали тыкать факелами в ноги стоявших по краям ямы слонов. Обезумевшие животные рванулись вперёд и стали падать вниз. На дне было разлито масло, и когда вслед за слонами туда полетели факелы, оно вспыхнуло и из ямы раздался дикий рёв кричащих от боли животных. В небо взметнулся чёрный столб огня и дыма. Ород помнил оцепенение, в котором он находился всё это время, и ещё дикую улыбку старика, который перед тем, как упасть вниз, что-то назидательно сказал сидевшему на коне переодетому юноше. Наверное, он говорил о мести…

Тогда Ород долго не мог произнести ни слова. Он даже не поблагодарил Сурену – настолько сильным было впечатление от увиденного.

Поэтому сейчас, оказавшись у стен столицы Армении и увидев устланный коврами мост, он сразу же вспомнил тот ужас, который охватил его в тот страшный день. Убедившись, что Артаваз спокойно проехал по мосту, он отослал вперёд первую сотню охраны и только потом поехал сам. Спешившись у дворца армянского царя, Ород впервые сделал глубокий вдох и попытался улыбнуться.

– Прости, сатрап, – тихо проговорил Артаваз, спрыгнув с коня, – я совсем позабыл о той истории в Кармании, – примирительно сказал он. – Прости. Глупо было с моей стороны так поступать. Но мне хотелось, чтобы тебе понравилось.

– Откуда ты знаешь о Кармании? – удивился он.

– В горах такие истории не забывают и рассказывают поколениями! – многозначительно улыбнулся Артаваз. – Целый год потом оттуда приходили люди и пересказывали её каждый на свой лад, прямо как еврипидовы комедии, – он покачал головой, видимо, вспоминая эти времена, и Ород с облегчением вздохнул. – Сурена молодец, конечно, – добавил армянский царь. – Вовремя остановил тебя, – он хотел было добавить, что мудрость Сурены заключалась ещё в том, что он всегда видел проблемы намного раньше, чем они возникали. Но такие слова могли обидеть Орода, поэтому он промолчал. Если бы Артаваз знал, как сильно задели парфянского царя эти слова, то вырвал бы себе язык, но он этого не знал. А Ород, услышав имя Сурены даже здесь, в Армении, снова почувствовал в груди боль, как будто ядовитая змея укусила его прямо в сердце. Чтобы Артаваз ничего не заметил, он решил перевести разговор на другую тему.

– Кстати, ты что-нибудь приготовил мне из своих комедий? Я слышал, ты снова занялся театром и переводами Еврипида?

– Да, ты прав, – смущённо опустил взгляд Артаваз. – Нравится мне это. Я даже подготовил для тебя «Вакханок». Правда, пока на греческом. Никак не закончу перевод на армянский. Надеюсь, ты оценишь. Очень трудно идёт перевод. Много времени надо.

– Не терпится посмотреть. Давно уже не видел ничего подобного. Когда закончишь переводить на армянский, переведи и для моего двора на парфянский! Ты умеешь ставить спектакли, я знаю. Ничего страшного, что на греческом! Мы ведь с тобой поймём! – усмехнулся Ород, намекая на то, что остальные его не волнуют. – Пусть твои придворные лучше учат греческий! – добавил он и расхохотался. Артаваз тоже несколько раз хихикнул.

Празднества по поводу свадьбы Пакора и Таланик продолжались целую неделю. Пакор сразу же был очарован необычной красотой девушки, а Таланик никак не проявляла свои чувства, всё время пряча лицо и отделываясь короткими словами благодарности. Матери она говорила, что боится парфянского царевича. Умудрённая опытом царица понимала, что её дочь ещё скорее ребёнок, чем женщина, и ей надо привыкнуть к мужчине, чтобы полюбить его. Поэтому она не упрекала её, а просто успокаивала и терпеливо ждала. Эту сторону жизни нельзя было описать никакими советами.