Читать книгу По банановым республикам без охраны - Игорь Голубятников - Страница 6

Оказывается, что с той же площади, куда мы прибыли поздно вечером накануне, автобусы отправляются почти во все департаменты страны. По крайней мере, именно такую информацию мне выдал набриолиненный до зеркального блеска, с безупречным пробором и улыбающийся самым ослепительно-голливудским образом хозяин кафе по имени Родриго де ла Вега.

Само помещение мне понравилось. Сцена, вернее – подиум, расположена почти в центре. Второй, на деревянных сваях, этаж, опоясывающий по периметру не слишком большой зал, позволяет почти удвоить число клиентов, не удаляя их от исполнителя. Звук должен доходить без искажений до всех слушателей, и мне не придется использовать микрофон.

Выхожу на воздух, вспоминаю, откуда вчера пришел к отелю и с уверенностью направляюсь в сторону автобусной стоянки. Утро не украсило ярким светом, как «стены древнего Кремля», узкие столичные улочки. Только всяческий мусор, да еще похожие на вчерашнюю кучку продукты жизнедеятельности человека и животных становятся заметнее, а значит, и безопаснее для праздных гуляк.

Быстро нахожу нужную площадь, спрашиваю у каких-то ладино, где здесь автобус на Антигуа, они дружно машут руками в сторону, и я вижу свое транспортное средство.

Восторг предвкушения экскурсии от вида древнего, похожего на спичечный коробок автобуса, напоминающего блаженной памяти отечественные ПАЗики, тут же куда-то исчезает. Да, это явно хуже того, на чем я добирался в столицу вчера. Интересно, а как у этого ископаемого с тормозами?

Осторожно захожу в автобус, осматриваюсь и, обнаружив помимо себя, еще нескольких бледнолицых, немного успокаиваюсь. В самом деле, если другие европейцы и гринго не побоялись залезть в это чудо времен второй мировой, то чего же и мне беспокоиться? Как-никак, мы из «Расеи, от Волги и до Енисе-ееяяяя!», как справедливо выразилась когда-то после удачного опохмела одна из наших эстрадных «звезд».

Ждем, пока коробочка не заполнится до отказа такими же, жаждущими свидания с древней столицей Генерал-Капитанства, туристами и едущими по своим делам ладино. На самом деле, набор пассажиров происходит довольно таки быстро. И это хорошо.

Потому, что через полчаса внутри уже становится нечем дышать. Народу набилось порядочно, солнце стоит почти в зените, металлическая крыша прокалилась до уровня готовой к жарке блинов сковородки, а окна автобуса явно предназначены к поездкам по гораздо менее солнечному и более ветреному Иллинойсу.

Наконец, шофер заводит мотор, жмет на газ и трогается, даже не закрыв входной двери. Из нее вскочивший уже на ходу в автобус кондуктор продолжает зычно зазывать пассажиров до Антигуа. Не знаю, как чувствуют себя те, кто залез в автобус последними, но я, сидя где-то посередине салона, на безопасном расстоянии от дверей, благодарю небеса за потоки орошающего мое употевшее тело свежего воздуха. А высунувшийся из двери кондуктор (по-местному – cobrador) на встречном ветерке балдеет, как в гамаке меж двух сосен на склоне горы!

Автобус, нырнув под мост, выезжает на бульвар, густо засаженный королевскими пальмами, декоративными кустарниками посередине и коммерческими зданиями по бокам. Банки, автосалоны, супермаркеты, кабинеты пластической хирургии, частные стоматологические клиники и прочие престижные заведения облагородили, как умели и насколько им позволил их «скромный» бюджет, прилегающее пространство.

Час не ранний, но на выезде из города пробок практически нет. Дорога после окончания бульвара карабкается вверх, петляет между утопающих в густейшей зелени особняков и элитных жилых комплексов. Что ж, похоже, здесь, как и везде в мире, народ побогаче бежит из центра в пригороды, спасаясь от грязи, вони, тесноты и надоедливых попрошаек, будь они коммивояжеры или просто бедняки.

Через несколько минут с левой стороны открывается потрясающий вид на обрамленную горными грядами долину с втиснутым в нее со всего размаху мегаполисом, поневоле заставляя отвлечься от дороги и придорожно-архитектурного великолепия.

А она, дорога, определенно заслуживает к себе самого пристального внимания и не прощает даже легкого пренебрежения. Напоминанием о неотвратимом наказании за измену служат два сгоревших дотла на дне ущелья остова грузовиков.

На начавшемся через какое-то время спуске то и дело попадаются призывы, типа «тормози мотором» и «до аварийного съезда 200 м», после которых ответвления уводят в сторону от шоссе и заканчиваются резким подъемом или просто грунтовой стеной. Повороты становятся все больше похожими на центрифугу, и на каждом из них автобусная белолицая компания ухает, как на аттракционных каруселях, а бывалые ладино только посмеиваются себе в усы, посматривая на бесполезных гринго.

Наш Шумахер, похоже, и не собирается притормаживать даже тогда, когда на очередном центрифужном витке колеса с одной стороны его болида почти отрываются от полотна, и кто-то, явно беременный, вскрикивает утробным голосом от испуга. Едва не вывалив содержимое своей коробки вместе с роженицей и азартно ухающими бледнолицыми, водила таки доводит автобус до длинного прямого участка, в конце которого брусчатка сменяет асфальт.

Зуб теперь не попадает на зуб, но слава Богу, что от новой столицы страны до старой всего-то около часа езды! Было бы больше – я бы точно забрызгал кого-нибудь из моих соседей гостиничным завтраком.

На брусчатке шофер тотчас сбрасывает скорость, и мы почти сразу же оказываемся на тихой улочке среди высоких деревьев, скрывающих в своей тени каменные заборы старых монастырей и конвентов. Всепоглощающее спокойствие, разлитое веками по кварталам колониального городка и его застывшая в напоенном кипарисами воздухе отрешенность от всяческой земной суеты утихомиривают на минуту даже буйных гринго.

Тишина, однако, остается лишь приятной мимолетностью после высадки из автобуса на рыночной площади недалеко от исторического центра. Рынки и рыночки в этом, ставшим туристической Меккой Гватемалы, городе, возникают под чутким руководством местного начальства везде. Особенно там, где есть открытые для всеобщего обозрения колониальные достопримечательности и толпы голодных на впечатления иностранных туристов. И того и другого здесь полно.

Помимо центральной площади с ее обязательным кафедральным собором, дворцом капитан-губернатора и ayuntamiento – ратушей, город изобилует соборами поменьше, часовнями, религиозными колледжами и прочими старинными зданиями, создающими полную иллюзию пребывания в испанской колонии времен пост конкисты. Усаженные вековыми сейбами, кедрами и высоченными королевскими пальмами дворы и улицы старых кварталов прелестно вписываются в общий ландшафт долины, обрамленной по периметру зеленеющими и, на первый взгляд, такими умиротворенными вулканами.

Мир этой столицы, основанной через несколько лет после завоевания Теночтитлана (ныне – Мехико) Эрнаном Кортесом, тем не менее, нарушался подземными силами не раз и не два. Да так, что в XVIII веке, после очередного землетрясения, забравшего жизни почти всего наличного населения, включая испанских чиновников, столицу решено было перенести в то место, где она по сию пору и находится.

Да и какой мир мог существовать в городе, заложенном ближайшим сподвижником вора, предателя и несостоявшегося висельника Кортеса, его талантливым помощником и учеником доном Педро де Альварадо? Или, как его прозвали сжигаемые заживо и отдаваемые им на растерзание испанским догам индейцы гватемальского плоскогорья – Рыжим Педро.

Альварадо был направлен Кортесом на завоевание Гватемалы после того, как в бухгалтерских книгах покоренных ацтеков был обнаружен подробный расклад того, когда, сколько и что именно должны были отправлять в виде дани индейцы киче в Теночтитлан. Когда киче прознали, что последний правитель ацтеков Монтезума пал смертью храбрых на переговорах о сдаче города, они решили, что платить больше некому и закатили по этому поводу веселенькую пирушку!

Рыжий Педро быстренько собрал отряд худородных, но жадных до золота и серебра идальго, численностью аж в четыреста душ, и отправился к смутьянам на разборки в их столицу Утатлан (современный Кетцальтенанго). Хитромудрый конкистадор понимал, что числом воинственных киче ему не одолеть, а посему заключил союз с их врагами – какчикель. Те развязали партизанскую войну в окрестностях столицы, отрезав осажденных от всех ресурсов. Утатлан пал, уцелевшие киче и ненужные теперь какчикель были превращены в рабов, а победители «хорошенько погуляли» на развалинах города.

А еще Рыжий Педро был весьма примечателен (даже среди безвозвратно дуревших от близости золота испанцев!) не только своей патологической жадностью и жестокостью, но и, прямо таки, дьявольской ловкостью.

Когда восставшие хотели пустить рыжебородому кровь с целью облегчения выхода его грешной души из бренного тела, тот воспользовался копьем, как шестом для прыжков в высоту, и таким вот неслыханным доселе методом упорхнул от своих краснокожих лекарей!

Сиганул дон Педро не хуже, чем сейчас это делает несравненная Елена Исинбаева, перепархивая с неземным изяществом через очередную планку. Но, надо отметить ради исторической справедливости, что сотворил он сей кульбит гораздо раньше, чем это стала проделывать прекрасная Елена. Вот таким весьма изящным способом дон Педро и вышел, или, вернее, вылетел в тот раз сухим из воды, а подвиг его вошел в анналы истории, как «Альварадов прыжок».

Онемевшие от изумления индейцы так и застыли, забыв о самой цели проводимого ими мероприятия. Очнувшись, бедолаги даже и не подумали догонять родоначальника нового вида спорта, наверно, сразу приняв испанца за земное воплощение их бога, пернатого змея Кетцалькоатля.

Первые из туземцев, встретивших конкистадоров близ современного мексиканского Веракруса, тоже поверили было, что на землю из небесной лодки под парусами высадились бледнолицые бородатые боги. Но бородачи не подарили шоколад и кукурузу аборигенам, как когда-то это сделал Кетцалькоатль.

Упокоился прыгающий змей дон Педро уже в Мексике, близ веселого города Гуадалахары, сброшенный наземь собственной лошадью, не пожелавшей более носить на себе такую мразь.

Эпитафию ему, а заодно и всем остальным Кортесам, Писарро, Бальбоа и Педрариасам, написал монах-доминиканец Бартоломео де Лас Касас в своем фундаментальном труде «История Америк», метафорически отправив ненасытных идальго прямиком туда, откуда они повыползали на Землю, то есть – в ад.

С ним, кстати, не согласился один из индейских вождей по имени Атауэй. Будучи плененным конкистадорами и подготовленный к поджарке заживо, этот мудрый воин был исповедан перед казнью неким монахом, обещавшим ему в случае его добровольной баутизации отправиться сразу после сожжения в рай. «А куда отправятся после смерти испанцы?» – спросил дальновидный вождь. «Тоже в рай!» – ответствовал священник. «Ну, тогда я предпочту ад», – сказал Атауэй и не стал креститься.

Как бы то ни было, именно дон Педро де Альварадо, этот новоиспеченный Генерал-Капитан и стал отцом-основателем Антигуа. На месте первого поселения, стертого брезгливой отрыжкой вулкана почти сразу же после его возведения, сейчас находится деревня по имени Villa Vieja.

Ну, а после дона Педро, убежавшего искать себе на одно место новых приключений, городом продолжала править его сожительница, донья Беатрис де ла Куэва – родная сестра предыдущей его избранницы. И правила она им вплоть до того момента, пока окончательно потерявший терпение вулкан Агуа, вняв горячим мольбам индейских жрецов, не смыл недавно перенесенный в новое место город (а заодно и всю капитанскую семейку!) мощным потоком из грязи, лавы и камней.

Отстраиваемый не раз заново и недавно отреставрированный Министерством туризма Гватемалы, городок сейчас привлекает множество любителей приключений со всего белого света. Исторический центр изобилует не только свежевыкрашенными колониальными зданиями, но и молодежными hostel (общежитиями), берущими со своих гостей чисто символическую плату за койко-место.

Правда, атмосфера этих общаг, напоенная в любое время дня и ночи дымком от colitas и гитарным перезвоном, может и не понравится некоторым состоятельным туристам. Но их туда никто и не тащит. Несите ваши денежки в Ramada и Holiday Inn, если вам так хочется. А я, если приспичит, остановлюсь сегодня здесь.

В Антигуа полным-полно кафе, уютно свернувшихся в patio (внутренний двор) двухэтажных особняков в андалузском стиле. Небольшие дворики, убранные яркими драпировками из тканей, производимых прямо на улице за углом, журчащий посреди булыжного пола миленький фонтанчик, неспешно двигающиеся muchachos (здесь – официанты) c белыми полотенцами за поясом – все это умиротворяет, настраивает на созерцательно-философский лад…

В кафе подают настоящий, выращенный неподалеку и высушенный под солнышком прямо на придорожной обочине, кофе и горячий chocolatl` (шоколад) – любимый напиток доколумбовых обитателей высокогорных плато Мексики и Гватемалы. Я обожаю неспешно смаковать шоколад в таких местечках, передвигаясь вместе с термобокалом под широким, протянутым по всему периметру второго этажа балконом, защищающим обитателей patio от прямых солнечных лучей в любое время дня.

По вкусу шоколад напоминает какао, поскольку приготовлен из семян этого тропического плода, но, в отличие от одноименного напитка, он более горек. И намного более тягуч. Ацтеки и майя пили его в особых случаях, празднуя победу над соседями или оказывая почтение гостю.

«А не плохо бы в процессе дегустации любого напитка еще и сервировать для полноты ощущений воздух местности, где напиток этот был произведен. Без этого оценка вряд ли будет адекватной, а удовольствие полным», – так размышляю я до тех пор, пока на дне толстого бокала не остается только коричневая гуща. Ленивый шмель с трудом отрывается от цветка наполеона, завоевавшего полстены дома, а я с неохотой покидаю философский патио и иду в гости к ткачам.

На небольшой площади напротив кафе несколько женщин киче разложили лотки со своей продукцией. Чуть поодаль две их соплеменницы ткут свои ярчайшие ткани, привязав готовый конец к стволу королевской пальмы и периодически передвигая планку с новым переплетенным слоем к нему наверх. Наверно, так же делали их прапрабабушки еще в те времена, когда всякими рыжебородыми донами и ruso turisto здесь и не пахло.

Я пытаюсь заснять на камеру процесс появления на свет скатерти или что там еще выйдет из куска материи, но ткачиха оборачивается ко мне в анфас и одаривает таким взглядом, что я срочно захотел купить у нее что-нибудь. «I come to you, people, with peace»! А то ведь, не дай Бог, так и новое восстание против бледнолицых захватчиков спровоцировать недолго. И, как показал вчерашний инцидент на дороге, восстания здесь вспыхивают с неподражаемой легкостью.

Перетряхнув ребенка в куске ткани у себя за спиной, женщина не спеша поднимается с колен, подходит и наотмашь заламывает такую цену за приглянувшиеся мне скатерть и салфетки, что я даже не хочу и пробовать торговаться, как здесь принято. Видимо, моя камера нанесла ее индейской идиосинкразии такой урон, что это даже затмило естественное желание нажиться на любопытном гринго. С позором ретируюсь, оставляя победительницу наедине с ее монотонной работой, сопливыми детьми и кучей продукции, похожей, как две капли воды, на товар ее соседки. У которой я и покупаю все понравившееся мне дешевле раза в полтора.

Дело идет к вечеру, повторять в сумерках утренний аттракцион на дряхлом ПАЗике решительно не улыбается, и я окончательно решаю остановиться здесь на ночь. Иду в давешний хостел с франко-немецко-голландской компанией, отдаю неулыбчивой (кто ж улыбнется за восемь долларов с носа!) хозяйке деньги, знакомлюсь с некоторыми обитателями ночлежки и решаю угостить этих милых ребят местным пивком.

От colita с травкой, в честь знакомства предложенной мне долговязым белобрысым немцем по имени Патрик, благоразумно отказываюсь, ссылаясь на то, что я вообще не курю. Ребята и девчата в количестве пяти-шести человек натягивают на себя, что есть под рукой, похоже, не заморачиваясь особо по поводу того, кому из компании принадлежат одеваемые вещи, залезают в одинаковые адидасовские сандалии, и мы выходим на поиски напитков.

Во дворике ночлежки я заметил, помимо развешанной там и сям сохнущей одежды, ржавую бочку, доверху наполненную пустыми банками из-под пива. Прикинув, что моя команда тоже должна была поучаствовать в ее наполнении, я прошу ребят довести меня кратчайшим путем до магазина, где можно недорого приобрести желаемое и сопутствующие хрустящие товары.

Так, с шутками и прибаутками на разных языках, мы в сумерках подходим к небольшому магазинчику. Хозяин уже собирался его закрывать, ибо расположен он несколько на отшибе, а ночью в Гватемале даже в туристическом городке можно запросто лишиться не только всей дневной выручки, но, и жизни иногда.

Крупные магазины и заправки, рестораны и дискотеки, работающие по ночам, всегда охраняются или вооруженными М-16 и АК-47 полицейскими или военизированной стражей. Надо отметить, что честь оберегать частную собственность предоставляется только мужчинам ладино. Деревенских сторожей из индейской глубинки с мачете и берданками, заряженными солью, в охранники не берут.

Под одобрительные возгласы моих новых знакомых я прошу хозяина дать мне пять six-pack лучшего местного пива, соленых орешков мараньона и кукурузных чипсов. «Gallo es lo mejor!» – подсказывают ребята. Я не сразу догоняю, при чем здесь петух (gallo), но когда вижу на прилавке первую упаковку пенного напитка, понимаю, что это есть марка местного пива, признанная моими новыми товарищами достойным потребления. Кстати, рекомендую, граждане – отличное светлое пиво, совсем не крепкое, и с ярко выраженным солодовым вкусом.

Затемно возвращаемся в ночлежку. Освещены только центральные улицы, но и на них как-то уж совсем мало гуляющего народу. Только пара похожих на нашу компаний, еще не отвыкших от привычной европейской безопасности в отнюдь не безопасной Центральной Америке, попадается нам по дороге.

Через пару часов от пива и чипсов остается лишь икота, а глаза вообще перестают хотеть смотреть. Попрощавшись с компанией, карабкаюсь на второй этаж и плюхаюсь на старенький матрас, предварительно приоткрыв балконную дверку. Перед самым провалом в колодец сновидений улыбаюсь невидимому жасмину и лунной подсветке изумрудного бока вулкана.

Завтра первый концерт…