Читать книгу Золотой тупик II – III - Игорь Иванович Бахтин - Страница 7

Артур Арнольдович Клю́ковкин в душе был эстетом, его волновала и воодушевляла красота женского тела. Наслаждаться ею он начал совсем в раннем сопливом детстве, когда бабушка брала его с собой в женскую половину бани. Артурчик, краснея, стесняясь и волнуясь, разглядывал голых женщин, и это доставляло ему неосознанное удовольствие и волнение.

Когда он подрос до того возраста, в котором ходить в баню с бабушкой стало неприлично, ему пришлось мыться в мужском отделении. Ему уже довелось пролистать иллюстрированную книгу об искусстве Древней Греции, с фотографиями скульптурных работ мастеров того времени из музейных коллекций. Прекрасные тела юношей и дев восхищали его. В бане же он видел карикатуры на мужское тело: кривые ноги, волосатые груди и спины, брюхастые тела, свисающие ужасные детородные органы.

По мере взросления эстетизм в нём стремительно возрастал. В отрочестве, чтобы восполнять приятные ощущения, Артур вместе с другими подростками иногда пробирался на чердак кочегарки, где было отверстие, через которое можно было наблюдать за моющимися женщинами. Такое «кино» длилось недолго. Через некоторое время за этим занятием подростков застукал кочегар бани Тимофеич. Он надрал ребятам уши, но родителям о гнусном поведении их детей ничего не сообщил. Причина была банальной – это суверенное отверстие проделал сам Тимофеич и огласки ему совсем не хотелось.

Двор всё же узнал о хобби кочегара, Тимофей был побит мочалками и мокрыми полотенцами разгневанными женщинами. Скорей всего, кто-то из женщин обратил внимание на пунцовое ухо своего отрока, допросил его с пристрастием, а пацан раскололся и всё рассказал. Во время наказания женщины не посмотрели даже на то, что Тимофеич был партийный. Обсуждалось ли его аморальное поведение в парткоме неизвестно.

В юности Артур прочёл роман Эмиля Золя «Нана», который потряс прыщавого юнца сексуальными сценами. Он долго ходил под впечатлением романа и неожиданно понял, что влюблён в молоденькую учительницу французского языка Нину Васильевну. На уроках он стал, не мигая, совсем не платонически смотреть на учительницу, не обращавшую на него никакого внимания. Тайком, прячась, он провожал учительницу до её дома, прятался за забором и мечтал о том дне, когда избранница заметит его. Он верил, что она всё поймёт и предложит ему зайти в дом. И тогда…о, тогда он бы бросился к этим прекрасным ножкам, покрыл их поцелуями, признался бы в горячей любви и преданности, повторяя по-французски выученную фразу Je t'aime, Ninа! Бедного юношу ждал страшный удар судьбы. Однажды вечером, стоя на своём посту у дома Нины Васильевны, он увидел, как в её дверь проскользнул, озираясь, волосатый и толстый буфетчик Магомед из привокзального ресторана. Артур рыдал. Он стоял у дома своей возлюбленной до тех пор, пока в окнах не погас свет.

Артур переживал этот удар судьбы болезненно. Нину Васильевну возненавидел, стал ей дерзить, схлопотал двойку в четверти за предмет и поведение.

С горя он посетил известную в городе многостаночницу Мадлен, которую все звали проще – шмара-Маня. В её постели ни одно поколение школьников города потеряло невинность. От неё он вышел состоявшимся мужчиной, полный гордости и новых радужных планов.

Наверное, из-за любви к женскому телу он окончил курсы массажистов и освоил фотографию, преуспев в обеих профессиях. «Девушки с веслом» и «Рабочие с крестьянками» угнетали его творческую мысль, Клюковкин считал себя выше этих поделок. Его фотографии иногда печатались в местных газетах, один раз он даже участвовал в фотовыставке посвящённой русской женщине под названием «Коня на скаку остановит» и получил хорошие отзывы. Его откровенные фото «ню» было трудно опубликовать в те времена, но Клю́ковкину удавалось, ловко изворачиваясь, так преподносить свой материал за счёт подписей к ним, что иногда они проходили.

Под свои фото он придумывал шапки, несущие некую идеологическую нагрузку, соответствующую времени. Например, под фото, на котором была изображена грудастая женщина, стоящая вполоборота у раскрытого окна, чуть прикрытая прозрачной занавеской, и мечтательно смотревшая вдаль, стояло название «Вся жизнь впереди». Под другим его фото, где голая женщина с распущенными волосами выбегала в брызгах воды из реки, а под брызгами воды угадывалось прелестное тело, значилось: «Будущее прекрасно». Клюковкин интуитивно, не ведая того, использовал эффектный инверсионный метод «показывая не показывать». Привели его к этому методу морально-идеологические кандалы, но нет худа без добра, как говорится.

Клю́ковкина тянуло к классической женской красоте. Он любил снимать полных женщин, его притягивало тело, где было на чём остановиться взгляду, любимыми его художниками были мастера эпохи барроко. Надо сказать, что перебоев с натурой у него не было. Почти все женщины, которым он предлагал позировать в не очень сытные перестроечные времена, упирались недолго, а некоторым, это даже нравилось. Меркантилизм непритязательных провинциалок не простирался выше бутылки шампанского, кофе и шоколадных конфет. В близкие отношения с натурщицами он не вступал, в эти отношения с ним вступали некоторые грубые натурщицы.

Фотодело требовало материальных затрат. Вторая его специальность приносила ему неплохой заработок. Он успешно работал массажистом в профсоюзном санатории «Труд», где по-настоящему смог ощутить, в осязательном смысле, красоту женского тела.

Под его крепкими руками кряхтели, постанывали, ойкали и пыхтели женщины худые, как жердь, с торчащими лопатками и грудью подростка, дамы с тройными окороками и животами, растекающимися студнем по кушетке, мускулистые спортсменки, старушки пенсионерки, строители, артрозные ответственные партийные деятели, домохозяйки и курортницы. С хорошим материалом было неважно, но платили хорошо. Был и постоянный приработок от «левых» денежных клиентов.

Однажды Артур Арнольдович влюбился в одну свою клиентку и женился на ней. Но семейное счастье длилось недолго: виной стала эстетическая одержимость профессионала-фотографа. Однажды ночью он встал и принялся фотографировать безмятежно спавшую голую супругу. Та проснулась, дико возмутилась, надавала ему пощёчин и ушла от него в эту же ночь. Артур Арнольдович не смог ей объяснить, что в нём живёт эстет.

Через пару лет работы в санатории директор на ушко предложил ему высокий приработок в загородной базе отдыха. Клюковкин согласился. Оказалось, что это был подпольный бордель, вертеп с сауной и бассейном. Здесь тайно расслаблялись не бедные люди города, партийная элита, нужные гости из столицы. Здесь вершилась местная политика, решались глобальные экономические вопросы, совершались сделки.

В дни больших гулянок, после массажа и пропарки в сауне, гости пировали в холле. Кутили широко. Столы ломились от яств и напитков, дамы всех мастей и возрастов скрашивали мужские застолья, не брезговало отдыхом на базе и местное уголовное сообщество. Нимфы и мужчины напивались до поросячьего визга. После баньки часто ходили голышом, танцевали вакхические языческие танцы.

Однажды один самодур, из отцов города, кровно обидел его. Он, – «а подать сюда Тяпкина-Ляпкина», – приказал позвать его к столу патрициев и патрицианок, сидящих за столом в простынях, и предложил высокому обществу выпить за нашего мясника. Артур Арнольдович почти не пил, но партийный бонз заставил его выпить два стакана водки подряд, а когда тот отказался от третьего и взмолился, мол, у него язва, милостиво отпустил. Но один из гостей, сильно пьяный местный деляга Оковитый, вероломно подставил ему ногу, и он растянулся на полу под гомерический хохот и свист собравшихся.

Артур Арнольдович плакал и хотел уволиться, но понял, что ему отсюда так просто не уйти, никто ему этого не позволит, – все здесь были повязаны одной верёвкой, да и заработки намного превышали его бонусы на официальной работе, а в фотоделе могла случить стагнация, это останавливало. Позже Оковитый перед ним извинился. Артур Арнольдович пожал руку обидчика, но затаился в злобе.

У него была своя комната, где он отдыхал и готовил чай гостям. Она была смежной с большой комнатой, в которой стояла только трёхспальная кровать и две прикроватные тумбочки. Официально считалось, что это комната отдыха, на самом деле на этой кровати резвились отягощённые сексуально гости. Стена между кельей Клю́ковкина и бордельной залой, как её прозвал фотограф, была тонкостенной, деревянной, стоны из бордельной комнаты были слышны в его каморке. Однажды он отдыхал на своём топчане и на него со стены выпал большущий овальный сучок. Сучок вывалился из верхней части стены. Артур Арнольдович встал на стул, заглянул в отверстие, благо опыт у него в этом был: через отверстие чётко была видна, будто в специально наведённом фокусе трёхспальная кровать, над ней сияла пятирожковая люстра, а на кровати!..

Клюковкин задрожал: могут получиться уникальные мстительные снимки! Объектив свободно входил в отверстие, и он стал снимать ничего не подозревающие парочки, благоволило и освещение. Гости любили развлекаться при включённой люстре, или забывали её выключать, поскольку путь к кровати был для них тяжёл. Кто только не попадал в объектив его фотоаппарата! Фотографии не всегда получались удачными, но суть и люди были хорошо видны. В художественном смысле фотографии были низкого качества и вульгарны, но Клюковкин был мстителен: ту подножку пьяного Оковитого он не мог забыть и простить. Оковитый не раз попадал в объектив его камеры. Мстительный массажист припрятывал негативы: мало ли, как могла жизнь повернуться дальше, он много чего видел и знал, и подстраховаться совсем не мешало.

При Андропове свора развратников ненадолго поутихла и на время затаились. Артур Арнольдович остался без приработка и вновь серьёзно и с удовольствием занялся любимым делом. Совсем скоро дым слабеющего костра идеологических догм, стал выдуваться перестроечным ветром. Люди, занимающие посты в обкомах и горкомах перекрашивались, на экранах телевизоров каждые две минуты раздевались, в киосках появились пособия по ликвидации половой безграмотности. Артура Арнольдовича вновь призвали работать на базу отдыха. Но на то и щука в воде, чтобы карась не дремал. Кто-то стукнул куда нужно и в самый разгар шабаша в гнездо разврата ворвался ОМОН, следователи и общественниками. Скандал был грандиозный! Но до суда не дошло, как-то рассосалось. Клюковкин ходил на допросы, но ничего не говорил, сообразив, что откровенность выйдет ему боком.

На скопленный капиталец на массажной ниве он открыл фотоателье. Платил желающим позировать женщинам небольшие гонорары, начал выставлять свои работы на выставках, их печатали в некоторых журналах, но его грыз червь неудовлетворённости, напрасно прожитой в бесславье жизни, он считал себя достойным большего. Сейчас его откровенные фото были выставлены на очередной выставке, где он получал лестные отзывы.