Читать книгу Метанойя - Игорь Журавлев - Страница 4

Декабрь 1983 года

Рабочий день Николая Вениаминовича Немировича подходил к концу, когда ему доложили, что его добивается увидеть немолодая женщина по какому-то очень срочному делу. Честно говоря, он уже очень устал, поскольку день был напряженный. Впрочем, как почти все дни после того, как его перевели во вновь созданный отдел МУРа. Он поморщился, но отказать женщине не смог. Он вообще был очень стеснительным в отношении женского пола. Это была одна из причин того, что он до сих пор не женился. Вторая причина заключалась в том, что, как говорили его коллеги, он был «женат на работе», которая и правда, занимала все его время и все его мысли.

– Хорошо, пустите ее.

Женщина буквально ворвалась в кабинет и даже не здороваясь, прошла прямо к столу Немировича и положила на него обычную картонную папку с тесемками. Было видно, что она очень взволнована.

– Здравствуйте! – обратился к ней Николай, – что в этой папке?

– А вот вы возьмите, да сами и посмотрите! – как-то театрально воскликнула странная посетительница.

Самое обидное, что хваленая Колина интуиция в тот момент даже не шелохнулась. А ведь именно она помогла ему войти в число лучших сыщиков МВД СССР! А тут – никаких предчувствий, лишь недоумение и капелька любопытства. А ведь должен, просто обязан был ожидать нечто подобное! Более того, и ждал ведь, ждал этого все последние дни! Но всё верно рассчитали чекисты, съевшие все зубы на подобных подставах – конец рабочего дня, естественная усталость и расслабленность, желание быстрее всё закончить, внимание рассредоточено, все мысли о доме. Поэтому, Николай без сомнений положил папку перед собой, развязал тесемки и уставился на купюры, достоинством в пятьдесят и сто рублей. И все еще можно было исправить, закрой он папку и с возмущением кинь ее на пол, к ногам женщины. Мало ли какие сумасшедшие в милицию приходят!

Но, как говорится, если уж начал тупить с самого начала, то так быстро это не проходит.

– Это что еще такое? – опять совершенно глупо воскликнул он.

И тут женщина быстро подскочила к столу, схватила пачку денег и как-то очень ловко всунула ему в руку, быстро шепча: «Это вам, это всё вам». Николай Вениаминович глупо уставился на деньги в своей руке. И в этот момент распахнулась дверь, и комната наполнилась людьми в штатском.

Немирович дураком не был, иначе не стал бы подполковником милиции в 35 лет, ровно полгода назад. Поэтому, он понял все сразу и даже не попытался сопротивляться, лишь устало откинулся на спинку кресла. «Вот и до меня дело дошло», – как-то странно спокойно подумал он, – «всё лучше, чем эта изнуряющая неопределенность последних месяцев». Он не торопясь кинул пачку денег в папку, к остальным, прекрасно понимая, что на ней его отпечатки пальцев.

Старший группы предъявил ему удостоверение капитана КГБ Охрименко и предложил объяснить, что это за деньги у него на столе.

– Понятия не имею, – ответил Коля, – вот женщина принесла и всунула мне в руку зачем-то. У нее и спрашивайте.

А сам подумал: хорошо еще, что это советские деньги, а то могли бы вдобавок валютную статью пришить!

Охрименко кивнул, повернулся и спокойно произнес:

– Понятые, прошу вас подойти ближе. Сейчас в вашем присутствии мы осмотрим и пересчитаем деньги, которые находятся в папке на столе подполковника милиции Немировича.

И когда двое сотрудников МУРа с хмурыми лицами и тоской в глазах (они же все понимали) подошли к столу, представление продолжилось по всем правилам.

– Сколько здесь денег, гражданин Немирович? – спросил Охрименко.

Немирович лишь безразлично пожал плечами:

– Это вы мне скажите. Вам, наверное, лучше знать.

Он испытывал какое-то странное чувство, как будто он зритель, присутствующий на постановке старого, миллион раз виденного спектакля. Режиссура отвратительная, актеры бездарные, но билет куплен, а зал покинуть нельзя.

Первым делом сняли отпечатки пальцев с той пачки, что держал в руке Николай Вениаминович. Потом деньги при свидетелях пересчитали, их оказалось ровно 10 тысяч рублей.

«Плохо» – констатировал про себя Николай, – «взятка в особо крупных размерах, могут и расстрелять».

Составили протокол, понятые расписались. Опросили женщину, которая несла какую-то чушь о том, что Немирович потребовал от нее взятку за развал дела ее любимого сыночка и тому подобное.

А Немирович думал, глядя на нее: «Подсадная из сексотов КГБ или действительно бедной женщине пообещали отпустить сына, если она сыграет это спектакль? Впрочем, какая мне теперь разница?».

Когда его вели по коридору, многие выглядывали из кабинетов, но молчали. И лишь Мишка Старостин, старый и верный друг, попытался как-то подбодрить его – типа, разберутся, но и он говорил это слишком уж неуверенно. Было видно, что на самом деле в справедливое разбирательство он не верит.

Во дворе посадили на заднее сиденье черной «Волги» меж двумя гб-шниками и привезли в следственное управление КГБ СССР, что располагалось на улице Энергетической, 3-а. Трехэтажное здание Следственного управления соединялось с четырехэтажным зданием СИЗО1 «Лефортово» (ул. Лефортовский Вал, 5).

Немировича долго вели по длинным коридорам второго этажа. Наконец, дошли до места назначения. Неприметная дверь с каким-то номером, открылась и его завели в кабинет. Самый обычный, ничем не примечательный казенный кабинет, каких Николай за свою службу видел множество. Слева шкаф, в углу – сейф, а прямо стол, за которым сидел мужчина в штатском и что-то писал. Он поднял голову и предложил Немировичу присаживаться, а сопровождающих отпустил.

Николай присел на стул возле стола, на котором высилась гора папок, и стал молча ждать. Как будут развиваться события, он себе примерно представлял, а потому и не кричал, не оправдывался, не требовал. Просто знал, что все это бесполезно и ни к чему совершенно не приведет. Как говорят: пустые хлопоты. Так зачем же нервы себе и другим портить? Сами все скажут и расскажут. Если захотят. А не захотят, так он своими требованиями все равно ничего не добьется.

Наконец, человек за столом закончил все свои дела и обратился к Николаю Вениаминовичу:

– Я ваш следователь. Зовут меня Андрей Петрович Лебедев, по званию я майор госбезопасности. Ну, что, Николай Вениаминович, начнем?

Тот лишь пожал плечами. А что тут скажешь?

Майор Лебедев кивнул головой и придвинул к себе бланк допроса.

– Фамилия, имя, отчество?

– Немирович, Николай Вениаминович.

– Число, месяц, год рождения?

– 24-е октября 1947 года.

– Место рождения?

– Город Москва.

– Гражданство?

– СССР.

– Образование?

– Высшее – юрфак МГУ.

– Семейное положение?

– Холост.

– Место работы?

– Московский уголовный розыск, управление БХСС2.

– Наличие судимости?

– Не судим.

Ну и так далее. Николаю хорошо была знакома эта процедура. Не счесть, сколько раз он сам заполнял подобные бланки. Правда, сидя с другой стороны стола.

После чего следователь задал ему вопросы о предполагаемой взятке. И, не ожидая ничего другого, спокойно записать его отрицательные ответы. Потом предъявил ему постановление об аресте на два месяца. Это был обычный срок, который давали следствию на раскрытие дела и подготовки материалов в суд. Если времени не хватало, то продлевали. Но вообще начальство требовало соблюдать сроки. Поэтому, Немирович молча расписался и, вместе с вызванным конвоиром, отправился в камеру.

И вновь шли по коридорам, но, как понял Николай, теперь с общим направлением вниз. Прошли по переходу и оказались в «Лефортово» – следственной тюрьме КГБ. Там его приняли, отобрали брючный ремень и шнурки от ботинок, сняли отпечатки пальцев, заполнили еще один формуляр с похожими вопросами и, нагрузив матрасом, подушкой, одеялом, парой простыней и наволочкой, наконец, провели в камеру.

Коля много видел камер и в ИВС3, и в СИЗО. Эта все же отличалась в лучшую сторону. Она была довольно чистая, и, что сейчас для него более важно – одиночная. Нужно было подумать, не отвлекаясь на посторонние разговоры. Он бросил матрас на лежак и сам завалился сверху. Подумать ему действительно было о чем.

* * *

Ареста этого он ждал давно, с тоской наблюдая за тем, как постепенно тает их элитная группа, созданная год назад всемогущим тогда министром МВД, другом самого Брежнева, Николаем Анисимовичем Щелоковым. Лучших сыщиков МУРа, одного за другим либо увольняли по надуманным предлогам, либо арестовывали по таким же надуманным обвинениям. А ведь как хорошо всё начиналось!

В июне 1982 года в Главном управлении БХСС по приказу Щёлокова была создана оперативно-розыскная часть, ядро которой составила группа из семи элитных следователей, действующих по прямым поручениям министра. Одним из этих следователей и стал тогда еще майор Немирович. В то время посвященные уже хорошо понимали, что власть во многих регионах СССР сращивается с организованной преступностью. Вслух говорить об этом было нельзя, но те, кому надо, знали. Например, когда они накрыли в Шамхорском районе Азербайджана два липовых колхоза – со всеми реквизитами, печатями, оборотами, штатной численностью, то оказалось, что одним из них руководил Герой Социалистического труда, другим – кавалер ордена Ленина. Немирович тогда спросил второго: за что ему дали орден? Он по-простецки ответил: «На Звезду Героя денег не хватило!»4. Они раскрутили это дело, и было очевидно, что нити тянутся к самому главе республики Гейдару Алиеву.

Всю доказательную базу они передали по инстанции, но липовые колхозы с липовыми героями и орденоносцами так и остались на бумаге, а Алиеву еще и орден какой-то вручили.

И подобное происходило то и дело. И если до этого Немирович только догадывался, предполагал, то после всего увиденного ему стало совершенно очевидно, насколько прогнила вся советская система. Насколько громкие лозунги не соответствуют, а порой и прямо противоречат реальному положению дел в государстве. И еще тогда он стал задумываться о том, сколько еще может продлиться такое положение дел? Конечно, на самом деле он не верил, что Советского Союза не станет, причем, в самые ближайшие годы, но все чаще мысли о том, что всё это долго не продержится, в голову ему закрадывались.

Государства существуют до тех пор, пока людей, его населяющих, или все устраивает, то есть – недостатки, конечно, есть, но в целом все совсем неплохо, либо, когда плохо, но большое количество людей в стране объединяет некая идея, ради которой они готовы терпеть неудобства, представляющиеся им как временные, ради светлого будущего своих детей и внуков.

В СССР к началу восьмидесятых не было уже ни того, ни другого. Жить было можно, но все больше было недовольных повальным дефицитом, уровнем жизни, условиями жизни, а вот идеи, ради которой все это хотелось бы терпеть, уже не было. Вернее так: она существовала, но в нее уже практически никто не верил. А это значит, что в полном соответствии с учением классиков марксизма, в государстве все явственнее складывалась предреволюционная ситуация, когда «низы» уже не хотят терпеть сложившееся положение, а «верхи» не могут ничего изменить – нет ни сил, ни средств, ни желания. Ведь «верхи» живут совсем не так, как «низы», зачем им что-то менять?

Но, несмотря на это, все же много, очень много громких дел, о которых не писали в газетах, они раскрыли, а преступников посадили. И когда в конце 1982 года на место почившего Брежнева пришел бывший Председатель КГБ СССР Юрий Владимирович Андропов, то логично было бы предположить, что такой ярый борец с коррупцией только поддержит их группу. Но все случилось ровно наоборот. Многолетняя внутренняя борьба между МВД и КГБ, доходившая даже до убийств5, наконец, подошла к своему финалу. КГБ победил и по праву победителя приступил к разгрому и разграблению проигравшей стороны. Например, Главное управление БХСС было фактически полностью разогнано, уволили 180 человек6.

А в марте 1983 года, видимо, дошли руки и до их группы. Поэтому, сейчас тридцатипятилетний подполковник Николай Немирович, гений сыска, как его называли, сидел на нарах и думал, что он продержался дольше всех. Уже было подумал даже, что не тронут его, все же профессионалы нужны всем. А он был профессионалом экстра-класса – ни одного нераскрытого дела за всю карьеру. Но, видимо, Андропов считал, что незаменимых людей не бывает. А возможно, Андропов и не знал о нем, все же уже тогда он был очень больным человеком. Просто, запущенная ранее машина продолжала свое движение по инерции, раз уж приказа «отставить» не было. Он был вторым, кого из их антикоррупционной группы посадили. Первого, как и его, тоже по полностью сфабрикованному обвинению. Остальных просто выперли в отставку.

Николай лежал на нарах и думал о том, что обидно вот так, абсолютно ни за что, одномоментно лишиться всего. Даже если его не расстреляют, то минимум, что ему светит – это не меньше десятки. И выйдет он в 45 лет (если выйдет) никому не нужным – ни дома, ни семьи, ни профессии. И в те годы, когда человек уже чего-то достигает, подводит какие-то итоги, ему придется начинать всю жизнь заново. А это всегда трудно, ведь вперед прёт молодежь, просто в силу возраста считающая, что мир принадлежит им, а все, кто старше тридцати, уже отжили свое и должны уступить им место под солнцем.

Было очень странно самому оказаться на нарах и, чего уж там – страшно. Ведь отныне для него закрыт весь его привычный мир, он из него выдавлен. А впереди нечто ужасное. Все, что он строил 35 лет, все, чего добился, рухнуло в один момент. Из уважаемого подполковника милиции, человека, обладающего авторитетом и властью, он превратился в бесправного зека. Он не верил в чудо – в то, что «там разберутся» и его отпустят. Слишком хорошо ему было известно, как работает эта машина. Попасть в нее легко, а выбраться практически невозможно.

И вдруг ему вспомнилась его бабушка, которой давно уже и в живых не было. Бабушка была набожной, ходила в церковь, чего очень стеснялись его партийные родители. Но тайком от них бабушка читала ему, мальчишке, Библию. И вот сейчас всплыла в голове библейская история Моисея7, которому в его долгой 120-тилетней жизни дважды приходилось начинать всё заново, с нуля – первый раз в сорок, а второй – в восемьдесят лет. И каждый раз, проходя путь заново, с нуля, он неизменно добивался успеха. Удивительно, но вытащенный памятью откуда-то из детства библейский рассказ, успокоил его и он уснул.

* * *

Казалось, о нем забыли. Прошло два месяца. Трижды за это время его избивали. Молча, ничего не требуя, просто вымещая на нем всю свою злость на «конкурирующую фирму». Особенно вызверивался один – маленького росточка младший сержантик. Почему именно он, Николай не знал. Возможно, это просто комплекс неполноценности в нем так проявлялся. Дескать, вот я, хотя и маленький ростом, хотя и всего младший сержант, но имею власть избивать высокого и симпатичного целого подполковника! Кажется, это называется «Комплекс Наполеона», такой своеобразный набор психологических особенностей, свойственных людям небольшого роста, который характеризуется чрезмерно агрессивной манерой поведения, что является компенсацией недостатка роста. Николай не очень верил в эту теорию, поскольку знал добрых и не имеющих никаких подобных комплексов людей небольшого роста. Но, возможно, сейчас он на практике столкнулся с подтверждением того, что в этой теории все же что-то есть.

После избиения так же молча уходили. Каждый раз разные люди, но всегда с ними был этот маленький младший сержант, которого Немирович про себя называл «Наполеоном». А потом вновь тянулись однотипные дни.

Наконец, о нем вспомнили. Вызвали на допрос, где сразу, ни о чем не спрашивая, дали ознакомится с обвинительным заключением. Николай прочитал, горько усмехнулся и спросил следователя:

– Сами придумали или сверху спустили?

На что следователь спокойно ответил:

– Гражданин Немирович, подписывать будете?

Николай, конечно, знал, что отказываться от подписи совершенно бессмысленно. Здесь все продумано давно, есть соответствующие инструкции. Он и сам не раз так поступал. Просто в этом случае приглашаются два свидетеля, в присутствии которых следователь пишет в обвинительном заключении: «Обвиняемый с обвинительным заключением ознакомился, от подписи отказался». Что и заверяется подписями двух человек. Для суда этого вполне достаточно.

Поэтому, он взял ручку и написал: «С обвинительным заключением ознакомился. С выводами следствия не согласен. Свою вину в инкриминируемом мне преступлении отрицаю». Число, подпись. Конечно, он знал и то, что и эта его рецензия не имеет никакого значения. Мало ли, кто с чем не согласен, особенно обвиняемый! Обвиняемому вообще положено быть не согласным. Поэтому его мнение не имеет никакого значения, главное, что он с заключением ознакомился, чего требовал закон.

Однако Немирович знал и другое: если что-то в верхах изменится, и его дело направят на пересмотр, то в этом и только в этом конкретном случае, его письменное несогласие будет иметь очень большое значение. Поскольку, если человек сам согласился с обвинением, то нет и причины для пересмотра дела. Шанс, безусловно, был мизерный, призрачный, но не таков был Николай Вениаминович, чтобы не воспользоваться даже таким шансом. Просто на всякий случай.

А потом все покатилось по накатанной дорожке. Суд, учитывая хорошие характеристики, отсутствие судимостей и т.д., дал ему десять лет, как он и предполагал. И поехал он в «ментовскую зону» под Нижний Тагил. Где и просидел весь срок, как говорится – от звонка до звонка. Было ли трудно? – Да по-всякому было. Поначалу, конечно, пришлось привыкать, но люди – везде люди, а человек привыкает ко всему. Свыкся и он. Оказалось, что не так страшен черт, как его малюют. Жить можно. Появились друзья, какие-то дела, какие-то праздники, свои заботы и радости. Все как у всех, только теперь свобода его ограничивалась несколькими рядами колючей проволоки с вышками по периметру. А на вышках стояли солдаты внутренних войск с автоматами.

Вышел он на волю в декабре 1993-го, и попал совсем в другую страну. Вроде бы, еще крепкий сорокапятилетний мужик, но ничего не понимающий в новой жизни, которую до этого видел только по телевизору, установленному в бараке. В милицию, естественно, не взяли. Сунулся туда – сюда, но оказался никому не нужен. Поболтался, да и устроился грузчиком в магазин, там хоть что-то платили, да и едой можно было разжиться. И началась новая жизнь.