Читать книгу «Вторник» №12 (31), сентябрь 2021 - Игорь Михайлов - Страница 6

Ганна Шевченко

колышет воздух волны вётел

шуршит струной по всем ладам

чуть выше странствующий ветер

стучит по голым проводам

и чистота стоит в округе

как будто вылился эфир

как будто выполнил услуги

работник клининговых фирм

но нарушают диаграмму

косые стайки воробьих

они разыгрывают драму

мужей чирикают своих

над воробьями суд верховен

им в прокуроры будет зван

один лишь людвиг ван бетховен

один бетховен людвиг ван

Владимир Буев

Работник клининга сегодня

округу чистил поутру.

Отмыл он в небе лик Господний,

Почистил и зажёг зарю.

Ему заданье дал начальник:

Мол, экологию спасай,

эфир загажен, как свинарник,

ступай, природу возрождай.

Но с воробьями сам не сладил

работник клининговых фирм.

Он столько сил на них потратил —

всё без толку, молчит эфир.

Он от художественных свистов

вконец охрип, стал уставать.

На субподряд специалиста

решил для верности позвать.

Пришлось работнику изрядно

карман свой жалкий растрясти.

Бетховен мастер хоть и знатный,

но дорог, мог не снизойти.

Торг оказался неуместен.

Чтобы согласье получить,

пришлось не денежку отвесить,

а лжесвидетельством платить.

Бетховен ведь не просто мастер.

В петлицах. Бравый прокурор.

Он стаям намекнул на карцер —

и воробьиный спелся хор.

Ганна Шевченко

Стоят коралловые клёны,

проспекта линия пряма,

и город кажется влюблённым

в свои высокие дома.

Народу осенью несладко,

и здесь обходится не без

полубезумия осадков,

косноязычия небес.

Листва стекает понемногу,

но не берёт меня хандра,

мне хорошо – я верю в Бога,

в победу света и добра.

Кустарник птицами забанен,

он сверху кажется литым,

как будто лично мэр Собянин

листву покрасил золотым.

Владимир Буев

Столица любит что повыше:

дома, деревья, небеса.

Влюбиться можно даже в крышу,

коль отказали тормоза.

Собянин рассадил по веткам

пернатых, по шесткам – сверчков.

И за одну лишь пятилетку

очистил город от ларьков.

В году менял по пять раз плитку

в местах одних и тех же мэр.

Он менеджер крутой и прыткий,

Всё было честно, без афер.

Листву теперь решил покрасить

во славу светлых добрых дел.

В нём куча разных ипостасей.

…Бордюры клал вчера, пострел.

Ганна Шевченко

Суетливые мамы на всех парусах

уплывают с детьми по домам,

я, железный солдат, оживаю в глазах

удивлённых, взволнованных мам.

Я сама себе сын. Я сама себе спесь.

Я сама себе враг и стекло.

Время детских площадок закончилось здесь

и в песочницы перетекло.

Но цветущая груша безумствует так,

что за светом не видно ствола,

засыпающий город, как толстый гусак,

колыхает звезду у крыла.

Остаюсь равнодушной к его галдежу,

к пролетающим грушам в цвету,

как простой пианист на скамейке сижу

и руками ищу темноту.

Владимир Буев

Если мамы домой уплывают с детьми

(раз уж день для площадок погас),

то каким же макаром в домах за дверьми

наступает песочницы час?

Реновация новые типы жилья

подарила московским жильцам,

где песочницы детские для бытия

предусмотрены в радость мальцам?

Коли так, то, конечно, сама себе сын,

а не дочь, кем положено быть.

Значит, в голову явятся сотни причин,

чтоб себя и стеклом возомнить.

И врагом заодно, и железным бойцом,

оживающим в мыслях мамаш

(оловянный солдатик не станет стрельцом,

дровосек из железа – не блажь).

Коли так, то ощупать рукой темноту —

что воды кипячёной глоток

отхлебнуть, лишь с кровати вспорхнув поутру.

Или то же, что грушу – в роток.

Раз уж толстый гусак колыхает звезду,

я опять разомну темноту.

Поиграю на нервах, подую в дуду.

С гусаком мы творим красоту.

Ганна Шевченко

Масленица

Переливалось, таяло, сквозило.

Дымила над котельною труба,

стекались люди в дом культуры ЗиО

на плановую выставку собак.

Вокруг стояли голые берёзы,

ошмётки снега клеились к ногам,

собачники (немного не тверёзы)

питомцев разводили по углам.

Светилась скоро сделанная сцена,

блины желтели в масляных судках,

несли большое чучело из сена

худые тётки в жёлтых колпаках.

У входа коммерсанты продавали

игрушки, корм и прочую муру,

стремилось пламя в облачные дали,

хвосты его шумели на ветру.

Владимир Буев

Инквизиция

Стремилось пламя в облачные дали,

хвосты его шумели на ветру.

Собаки ныли, выли и визжали,

предчувствуя жестокую судьбу.

И ладно бы в Корее то случилось,

от ужина сбежит где редкий пёс.

Так нет же – это Масленица билась,

не изменяя в судорогах поз.

Собачники, упившиеся в стельку,

не понимали сами, что творят.

Тащили тётки сено: что сардельку,

рассчитывали, пёсью поедят.

Переливалось, таяло сквозило.

Все думали: мейнстрим или экстрим?

И ждали. Никого не поразило.

Ни громом. Ни событием таким.

Ганна Шевченко

Склеили из плоти и духа,

а потом ушли, обманули.

Если пуля свищет над ухом,

уклоняйся, детка, от пули.

Выглянешь на улицу – ветер

гонит на убой самолёты,

направляйся, детка, на север

к леммингам, песцам и койотам.

Угол наклонения оси

изменился. Тронулась суша.

А медведей, детка, не бойся,

человек страшнее и хуже.

Наши шкуры – верх дешевизны,

удаляйся, жми на педали,

этот мир опасен для жизни,

но другого не предлагали.

Владимир Буев

Я могу бесценных советов

надавать и взрослым, и детям.

Если бьют тебя как поэта,

значит, стоит спеться дуэтом.

Если бьют кастетом, то надо

убежать иль пулей ответить.

Если полетела граната,

главное – штаны не пометить.

Если же ядрёную бомбу

(ядерная – ох как ядрёна)

в небе зришь, то и в катакомбах

не спастись железобетонных.

Потому готовиться нужно

загодя и тщательно очень:

пусть не встретит Север радушно,

шанс ещё пожить правомочен.

Так вперёд на северный полюс

к леммингам, песцам и койотам.

Пусть там не цветёт гладиолус,

Но туда летят вертолёты.

Взрослые и дети, спасайтесь,

кто как может и кто не может.

…А советов глупых чурайтесь,

даже если я их умножу.