Читать книгу Егерь. Девушка с Земли - Игорь Минаков, Максим Хорсун - Страница 10

Львиная звезда пристроилась в зарослях рыжей ламинарии. Моллюск был сытым и почти не маскировался, но все-таки, если бы не акслы, они угодили бы в его объятия всей компанией.

Проводник дернул ноздрями и поднял руку. Растопырил пальцы, демонстрируя расписанную капиллярными дорожками перепонку.

Похитители остановились. Ремину и Скворцова посадили на землю. Жерех, Лазарус и проводник вышли вперед. Стали о чем-то вполголоса совещаться.

Реми было безразлично, о чем говорят бандиты. Она запыхалась и не могла восстановить дыхание, потому что рот был заклеен скотчем. Скворцов нащупал ее пальцы связанными за спиной руками. Егерь желал приободрить Реми, и она была безмерна ему благодарна, до слез на глазах благодарна. Если бы не Скворцов… Рассуждать так – эгоистично и неблагородно, но действительно, если бы его не было рядом, она бы вовсе потеряла голову от отчаяния и страха.

А Скворцов смотрел на львиную звезду. И молился, чтоб бандиты не схватились за стволы. Если они откроют огонь, то моллюск дорого отплатит обидчикам. Кто-то, наверное, сумеет взять ноги в руки, но только не он и не Реми…

Тропы, что ведут через Большой барьер Хардегена, можно пересчитать по пальцам одной руки. Бандиты упорно продвигаются на юго-запад; вернуться к подножию барьера и выбрать другой путь почти наверняка означает стычку с отрядом колониальной охраны. Колохра Сирены обычно вялая и безынициативная, как акслы, но она, скорее всего, уже засуетились. Шутка ли, салун Опарыша – вдребезги, до зубов вооруженная банда захватывает заложников и уходит в рифы. Все это происходит в то время, когда на планете находятся государственные чиновники высшего ранга и один очень-очень богатенький Буратино со свитой.

Проводник подозвал жестом одного из аксл. Абориген фыркнул и поплелся по тропе мимо львиной звезды. Моллюск молниеносно скользнул вбок, подмял под себя акслу и с ним в желудке переместился на прежнее место. Жерех с сомнением поглядел на проводника, а тот подозвал второго акслу и снова отправил на заклание. Аксла и не подумал возражать, бездумно пошел вперед, как и его предшественник. Львиная звезда повторила свой маневр. Чтоб сохранить прыть, моллюск высвободил проглоченного аборигена: тот остался, покрытый слизью, на земле, он уже был обожжен и не мог передвигаться. Только молча перебирал в воздухе ногами, словно поднимался по лестнице. Через три секунды моллюск снова вернулся в заросли ламинарии. Его середина раздулась, кожистая мембрана натянулась до прозрачности, переполненный желудочный мешок трепетал, словно гигантское сердце.

Проводник сам ступил на тропу. Прошелся мимо занятого перевариванием двух аксл моллюска туда и сюда, затем жестом позвал людей. Реми и Скворцова вновь подняли на ноги, тычками погнали вперед. С места – в карьер…

Коралловые арки закрыли солнце, золотистые лучи проникали сквозь редкие прорехи в известковой крыше. Тропа становилась у́же, а свод опустился ниже. Из норок в своде свешивались кольчатые черви, украшенные яркими бахромчатыми наростами. Почуяв людей, они исчезали в червоточинах, а потом снова вываливались наружу. Реми до смерти надоело отдергивать голые коленки от раздвоенных жал махровых морен. Она смотрела по сторонам, и ей казалось, что тропа проходит сквозь окаменевший кишечник исполинского создания. Большой барьер Хардегена и в самом деле был живым организмом, состоящим из тысяч и тысяч видов полипов, рыбоподобных животных, вьющихся водорослей, моллюсков, кишечнополостных и бактерий.

В его утробе было жарко и парко.

Ремина обливалась потом и едва переставляла ноги. Если бы не плечо егеря, на которое она время от времени опиралась, то упасть бы ей наземь и не встать даже под дулом револьвера. Тем более что тропа поднималась вверх. Час они шли, а тропа все поднималась, два часа, три часа – вверх, вверх, вверх…

Путь преградило колышущееся в токе воздуха полотно тончайшей бледно-голубой ткани. Проводник взмахнул мачете, рассек ткань и пошел вперед. Реми заметила, что под сводом заметалось, стуча многочисленными ножками по известняку, нечто черное, округлое. А проводник уже рубил следующее полотно, но оно не поддавалось, опутывало лезвие клейкими нитями, не отпускало сталь. Наконец аксле удалось расчислить проход. Вот только перегрелся проводник: уселся на пол, широко разинул лягушачий рот и задышал часто-часто. Его головной гребень был ярко-красным от прилившей крови.

– Горючка закончилась! – пошутил Лазарус. – Может, плеснуть ему в глотку вискаря?

– Вискарь переводить? Уж лучше воды… – нехотя проговорил Жерех. – У нас осталась еще техническая вода?

Реми замычала, силясь привлечь к себе внимание.

– Пока помалкивай, – посоветовал ей Лазарус. – Придет твое время. Будешь, душенька, песни нам петь.

Реми указала кивком на многоногую тварь, что спустилась по клейкой нити на голову акслы. Лазарус обернулся, но ничего не увидел: существо успело спрятаться за головным гребнем проводника.

– Что там дальше? – спросил Жерех.

– Еще одна липучка, – пробасил краснобородый малый, которого все называли Марашеком или Марашкой.

– Окатите проводника! – распорядился Жерех. – Чудовище! Кому приказано!

Безносый бандит – тот, что напугал Реми в салуне Опарыша, – суетливо стащил со спины рюкзак, вынул из него пластиковую бутылку, наполненную чуть зеленоватой водой.

– На гребень лейте, Чудовище! – посоветовал Профессор Колбасинский – знаток местной биологии. – Он для того и приспособлен. Для теплообмена.

– Гы, – сказал Чудовище и щедро плеснул проводнику на голову.

В следующий миг он снова гыкнул и выронил бутылку. Нелепо растопырил руки, повернулся к остальным.

Реми поняла, что сквозь скотч на губах ей не прокричаться, поэтому лишь посильнее стиснула зубы.

На горле у Чудовища сидел черный паук и перебирал мохнатыми лапками.

Бандиты рванулись к подельнику. Его обезображенное лицо почернело, глаза вылезли из орбит, а на губах выступила пена.

– Снимите с него это дерьмо! – прикрикнул Жерех. – Руками только не трогайте!

– Мачете давайте! Или нож! – отозвался Лазарус.

– Используйте репеллент, – посоветовал Профессор Колбасинский.

– У меня же перчатки от скафандра с собой! – воскликнул Марашек и полез в свой рюкзак.

Тем временем проводник пришел в себя. Поморгал выпученными глазами, глядя на корчи Чудовища, зашлепал бородавчатыми губами. Потом протянул руку, схватил паука за головогрудь, поднес ко рту и одним движением откусил вытянутое брюшко.

Бандиты выругались, а Лазарус рассмеялся:

– Паук прикончил Чудовище, а туземец – паука. Круговорот дерьма в природе!

Чудовище перевернулся на бок, залопотал, точно был мертвецки пьян. Потом вдруг с силой оттолкнулся от известняка, вскочил на ноги. Выхватил из кобуры «кольт» и давай стрелять во все стороны.

Скворцов толкнул Реми, заставил повалиться носом в известковую пыль. Марашек прикрылся рюкзаком и упал на спину, Лазарус отпрянул к стене и медленно осел, оставляя на камне кровавый след. Жерех и Колбасинский метнулись в разные стороны, в движении вынимая револьверы. Лишь проводник остался безучастным: поднял прозрачные веки, чтоб каменная крошка не попала в глаза, да продолжил себе пережевывать паучье брюшко, а остальное, головогрудь с конечностями, бросил под ноги.

Чудовище повернулся к пленникам. Реми увидела, что на его морщинистой шее вздулся багровый, точно раскаленное железо, пузырь.

Дуло «кольта» Чудовища смотрело прямо на нее; оно почему-то оставалось темным, хотя бандит не прекращал нажимать на спусковой крючок. Барабан уже опустел, но Чудовище не обращал внимания на это обстоятельство.

И в следующий миг Жерех и Профессор Колбасинский всадили в подельника по паре пуль. Полоумный проскрежетал что-то сквозь пену, клокочущую на губах, а потом рухнул ничком.

– Лазарус! – спохватился Жерех; он опустился на одно колено, пистолет в руке главаря дымился.

– Живы будем, пока не помрем, босс, – отозвался Лазарус. – Еще одна дырка в шкуре… Сгодится для вентиляции… – Он крякнул и стащил через голову пропитанную кровью рубаху. – Чудовище всегда стрелял, как педик.

– Хм… – Колбасинский склонился над раненым; бронебойная пуля прошила плечо Лазаруса навылет. – Я предполагаю, что токсины этого членистоногого спровоцировали у нашего монстра тестостероновый прилив, Чудовище буквально захлебнулся гормоном агрессии.

– Кончай жужжать, Профессор, – отмахнулся Жерех. – Я тебе не за то плачу! Поднимай Лазаруса, он нужен мне живчиком сейчас же! Марашка!

– Да, босс! – откликнулся краснобородый.

– Собирай тепловое ружье и шагай вперед. Увидишь паутину – жми гашетку.

– Заметано, босс!

– И смотри, чтоб эта дрянь тебе на котелок не свалилась.

– Ладно…

Марашек ушел, пошатываясь от тяжести ручного излучателя, который он собрал из частей, что несли в рюкзаках подельники. Через несколько секунд в глубине известкового замка ахнуло, пронеслась вдоль стен волна горячего воздуха. Жерех схватил Скворцова за плечо, поставил на ноги. Ремине повезло меньше – бандит поднял ее за волосы.

– Поднажмем, мои хорошие! – прошипел он Реми в ухо.

…Все смешалось в ее голове. Нелепый адюльтер О’Ливи и Грезы, кровь Чудовища, разбрызганная по стенам, молниеносные перемещения львиной звезды, запахи рифового леса, нечеловеческая усталость. И жара, жара, жара…

Реми сильно тошнило, но рот был заклеен, и ей ничего не оставалось, только с шумом втягивать воздух носом. И спешить, спешить, спешить… Навстречу неизвестно чему. Но вряд ли чему-то хорошему.

…Вода наполняла чаши окаменевших ракушек, срывалась вниз сверкающими струйками, и снова – в ракушки, а потом – по размытым желобам, куда-то в глубь барьерного рифа.

Проводник, увидев воду, заворчал горлом. Его кожа из светло-зеленой стала белесой, прозрачной. Он задрожал и бочком, точно завороженный, двинулся к водопаду.

Марашка отодрал скотч от губ Реми. Она сейчас же кинулась к воде. Подставила под струю чумазое лицо и принялась жадно пить. Через несколько секунд к ней присоединился и Скворцов. А рядом с ними плескался аксла, раздувая горловой мешок и громогласно фыркая.

Наконец Реми утолила жажду и освежилась. В голове сейчас же прояснилось. Она поняла, что находится на плато, окруженном трубчатыми вершинами дендрополипов. Дендрополипы были оплетены толстенными, словно канаты, вьющимися водорослями, к их пестрым стволам прикипели узорчатые раковины. Прямо над плато сияло солнце; казалось, что оно висит так низко: протяни руку – и сорвешь с неба.

– Реми, как вы себя чувствуете? – спросил Скворцов; егерь старался говорить тихо.

– Меня немного мутит, и ноги очень болят, – призналась Реми. – Куда нас ведут, Эндрю?

– Простите меня, Реми, – егерь опустил глаза.

– Эндрю?

– В атолл Алехандро следовало добираться другим путем.

Реми мотнула головой.

– Не смейте винить себя, Эндрю. Я уверена, что вы действовали, как было нужно.

– Да уж… – вздохнул Скворцов и быстро огляделся.

Лазарус уселся на рюкзак. Он подставил плечо Колбасинскому и закурил самокрутку. А Профессор, высунув от усердия язык, принялся латать рану. Взгляд Лазаруса постепенно терял осмысленность. Либо это действовал укол, сделанный Профессором, либо в самокрутке тлела забористая травушка. Марашек положил тяжелое тепловое ружье на землю, снял с плеча дробовик и принялся прохаживаться по площадке, поглядывая по сторонам. Его красная борода была от пота мокрой, как половая тряпка. Босс Жерех стащил с ног разношенные ботинки, размотал портянки и с недовольной миной оглядел кровавые водянки на ступнях. Вынул из кармана пятнистых брюк плоскую флягу, приложился к горлышку.

– Реми! – шепотом позвал Скворцов. – Реми, послушайте меня!

– А? – вяло отозвалась Реми.

– Реми, это симмонсы, – сказал егерь еще тише. – Реми! Понимаете, это симмонсы!

Жерех оторвался от созерцания водянок, повернулся к пленникам. Несколько секунд он смотрел на Скворцова, потом поманил пальцем.

– Слышишь, братка… А ну, подойди сюда.

Симмонсы… Реми лихорадочно вспоминала. Симмонсы. Космические бродяги. Террористы. Только не идейные, а ради денег. Наживы ради… Рейдерствуют на окраинах обжитого пространства. И жители дальних колоний темнеют лицами при упоминании о них.

– Ты, наверное, чешешь репу, мол, чего это я до сих пор жив? – сказал Скворцову Жерех. – Ты пришил Патрика и Китона, сука. За это я бы съел твою печень у тебя на глазах. Но на твою немощь у нас есть свои виды. Повернись! – Он вынул нож-бабочку. – Наклонись… Да не дрожи так, сладкий! Это не то, к чему ты привык!

Он рассек скотч, которым были стянуты запястья Скворцова.

– Повернись! В глаза мне не смотри! Жить хочешь, скунс? В глаза не смотреть, я сказал! Хочешь?..

Скворцов поглядел на Реми: та сидела, поджав ноги, ни жива ни мертва.

Егерь чуть-чуть подался вперед и сказал вполголоса:

– Я не боюсь ни тебя, ни твоих беспредельщиков. Но за ваши шкуры мне боязно… как там тебя? Босс, да? Босс, ее отец выйдет на след твоей банды, он обязательно выйдет, это лишь вопрос времени… И как только он вас отыщет… – Скворцов покачал головой.

– Экий волюнтаризм! – выдохнул Профессор Колбасинский, зашивая рану Лазаруса.

– На колени, егерь! – процедил Жерех. – Ее отец пока нас не нашел. А ты здесь и сейчас. На колени, говорю!

– Эндрю! – пискнула Реми.

– …Или я прикажу Марашеку поразвлечься с сударыней. Такого кобеля, – Жерех ухмыльнулся, – у этой тощей таксы сто пудов не было!

– Если бы не мисс Марвелл, – сказал, опускаясь на колени, Скворцов, – вам бы не поздоровилось.

– Понятно, что ты не фраер, – ответил Жерех. – Замотай мне портянки, как вас в звездной пехоте учили.

– Эндрю, – голос Ремины дрогнул. Ей хотелось вскочить и понестись ланью, куда глаза глядят… но ноги были ватными, руки были ватными, и даже лицо вроде бы онемело. Была только всепоглощающая беспомощность, когда даже слова нельзя сказать обидчику, и в этой беспомощности она тонула, будто в вонючей трясине. С каждой секундой опускалась глубже и глубже. И не стоило ждать, что кто-то подаст руку.

Она почувствовала холодное прикосновение. Это Марашек прижал к ее шее дуло дробовика. Провел вниз по спине, отсчитывая позвонки.