Читать книгу Свет истины - Игорь Недозор - Страница 3

Год 3337 от Возведения Первого Храма. 16 число месяца Динат.

Остров Шалиско. Заморские владения королевства Эгерия. Город Сархьено.

На востоке только начали появляться первые проблески утренней зари, когда в залив Хомбриго вошли пиратские корабли. Их появление было неожиданным для часовых, боровшихся с предрассветным сном, так что тревогу подняли не сразу. Лишь когда абордажные крючья вцепились в обшивку двух патрульных пинасс стоявших на рейде, а с их бортов полыхнуло пламя пушечных залпов, сея смерть, на фортах затрубили тревогу. Но было уже поздно.

Сархьено был с трех сторон окружен болотами и манграми. Примерно десять месяцев в году едва ли не самыми многочисленными его обитателями были гарнизонные солдаты. Солдаты же являлись и основными посетителями портовых борделей, лавочек и таверн, выстроившихся вдоль причалов.

Но в краткие два весенних месяца все менялось – именно в этом городке происходила знаменитая Саррхьенская ярмарка, куда раз в году на сорок дней собирались торговцы со всех берегов Изумрудного моря, из городов Золотого Ожерелья и Эль-Венты, чтобы обменять плоды этой богатейшей земли на товары из Старого Света. Ибо по капризу судьбы именно тут было скрещение наиболее удобных морских дорог Изумрудного моря.

В дни ярмарок сюда стекались толпы народу, город начинал гудеть, словно улей: всюду сновали продавцы и покупатели, принюхивающиеся, присматривающиеся, приценяющиеся; на улицах купцы громко расхваливали привезенный из-за моря товар, стремясь быстрее продать его. Чтобы тут же обратить выручку в золото, серебро, сапфиры и жемчуг, в кораллы и розовое и черное дерево, индиго и кошениль, сахар, перец и мускатный орех...

На его улицах и базарных площадях встречались люди и товары со всех концов мира – от низкорослых краснокожих аборигенов Иннис-Тон, до жителей далеких южных островов, и от моржовых клыков с ледяных морей, до тонкого цяньского фарфора.

Но вот сейчас, похоже, купцы рискуют остаться без барыша.

* * *

Уже через полчаса после дерзкой атаки граф Пьедро де Хасинто – алькальд Сархьено – расхаживал по стене, зло отдавая приказы и посматривая в подзорную трубу на пиратские суда, расположившиеся на рейде вне досягаемости орудий форта как у себя дома.

Голос графа то срывался на басистый лай, то становился похожим на шипение змеи. Он щедро раздавал зуботычины, как ему казалось, нерадивым стражникам и расточал угрозы офицерам, по его мнению, прохлопавшим врага. Спустя некоторое время алькальд немного успокоился и высунулся в бойницу, изучая корабли. Пять судов – обычный шлюп, пинасса, винко, бригантина, и хищный силуэт с низкой кормовой надстройкой и двумя скошенными мачтами.

Тут и гадать было нечего – дармун на всем Изумрудном море был лишь у одного человека.

Граф скрипнул зубами, но снова сумел овладеть собой.

Он уже догадался, кто пожаловал по их души.

Рагир!

Этот удачливый пират, по слухам запродавшийся арбоннцам. Нет, этому чертовому ублюдку не удастся захватить город. Или и впрямь ему, как болтают темные людишки, сам Хамиран помогает? Бредни!

Но в этот момент пиратские корабли, подняв паруса, снова подошли на расстояние выстрела, и их борта окутались дымами, смешанными с утренним туманом. Одна из бомб ударила в стену, недалеко от алькальда, брызнула каменная крошка и де Хасинто, прервав размышления, сунулся обратно под защиту стен.

– Позвольте вам заметить, ваше превосходительство… – начал было один из сопровождавших графа, но тот лишь повернулся в его сторону, и выражение его лица вызвало в каждом из офицеров мысли о плахе и топоре.

Пока солдаты гарнизона, богохульствуя и матерясь, стаскивали с фортов пушки, чтобы усилить направленные на залив батареи, алькальд созерцал с бастионов приготовления высадившихся на берег пиратов. Те, казалось, совсем не торопились. Одни вытесывали из срубленных деревьев лестницы и мантелеты, другие просто готовились к бою, натачивая мечи и проверяя ружья.

Де Хасинто нервничал.

У проклятого пирата наверняка нет осадной артиллерии. Да если бы и была, как он думает подтащить пушки под огнем со стен? На все это нужно время, а времени у него немного. Да и слыханное ли это дело – пираты, штурмующие город?!

Конечно, стены Сархьено не сравнить с крепостями Старых Земель и даже с Туделой или Геоанадакано. Но это были стены достаточно высокие и крепкие, чтобы их невозможно было взять без осадной артиллерии и какой-никакой, а подготовки.

Граф еще раз с неким подозрением оглядел брустверы и контрэскарпы. Нет, вздор, он, конечно, не столь толковый военный, как убывший на днях в инспекционную поездку по гарнизонам дон Ромегас, но тут любому понятно, что без многочасового обстрела стены нечего и думать разрушить.

Тысяча демонов и рыло Хамираново! Да не случалось еще такого, чтобы корсары занимали приступом города во владениях короны! В старые времена, когда еще не было вокруг поселений в Дальних Землях стен и башен, такое бывало. Но сейчас...

Бывало, захватывали хитростью, проникая за стены, иногда брали изгоном, врываясь в ворота с перепившимися или просто замешкавшимися караульными. Но осада и штурм? На что они рассчитывают?

Именно эта мысль и вертелась в голове дона Хасинто, когда под его ногами разверзся огненный ад...

* * *

Дикий грохот сотряс землю, вышибая стекла домов, взрывная волна прокатилась по улицам, срывая черепицу с крыш купеческих патио и тростник с кровель убогих хижин.

А потрясенные пираты и солдаты гарнизона с одинаково отвисшими челюстями созерцали дым и пламя на месте форта. Тысяча пудов пороху – не шутка!

Когда серо-бурые клубы рассеялись, радостный вопль рванулся из сотен глоток – каменный исполин обратился в груду обломков, осев внутрь себя.

Ударили барабаны, и в пролом с диким ревом ринулась толпа флибустьеров – с покосившихся стен ответили лишь одиночными выстрелами.

А от стоявших на рейде кораблей уже отвалили шлюпки.

Прежде чем перепуганные эгерийцы смогли понять, что происходит, их сопротивление было сломлено ворвавшейся в город дикой ордой.

К вечеру все было кончено. Солдаты сдавались почти без боя или в панике бежали.

В Сархьено воцарился полный хаос. Головорезы Рагир, размахивая абордажными саблями, сновали по городу, гоняя перепуганных обывателей, покинувших свои дома в надежде на спасение. Охваченные паникой люди разбегались по улицам, а за ними, как стая хищных волков, носились пираты.

Из-под ног мечущихся, обезумевших от страха людей с кудахтаньем вылетали куры, тут же с блеяньем бегали козы, всюду слышались крики, стоны и плач.

Одержавшая победу толпа с ревом кинулась на богатую добычу.

Удары топора, которым рубили двери и взламывали ящики, перемежались с ликующими возгласами счастливцев, нашедших припрятанные сокровища, со стонами умирающих и рыданиями женщин, тщетно рвавшихся из жадных рук победителей.

Вскоре суматоха в городе стала стихать.

Захватив храмы, пираты устроили из них тюрьмы, загоняя туда несчастных, угодивших к ним в руки. Те, кто остался на свободе, трясясь от страха, прятались по домам или делали робкие попытки уйти в джунгли.

Разграбление города продолжалось весь вечер и ночь. Золото и серебро в слитках и монете, красное и черное дерево, восточные ткани, кораллы и церковная утварь...

Всю ночь в приемный зал пронунсии захватчики сносили и носили все новую добычу. Золотые слитки они сваливали на полу, точно поленья. Драгоценные камни, как груды орехов, расположились на огромном столе, за которым в дни праздников веселились благородные доны. Украшения, иные со следами крови, наполняли большую корзину, и принимавший их баталер «Сына Смерти» Седрик Сарторис хрипло вопил:

– Акула вас дери! Сколько говорить – с отрубленными пальцами не таскать, снимите сперва!

Йунус сидел в резном кресле, а перед ним угрюмый полуголый чернокожий разложил на резном губернаторском столе инструмент, принесенный из городской тюрьмы.

А к нему, как грешников на суд к Эллу, пираты подтаскивали пленников.

– Где золото?! Молчишь? На колени, червяк! Кагуно, отрежь-ка ему левое ухо…

– Нет, нет, смилуйтесь! Смилуйтесь! Я покажу! Клянусь! А-а-а!! Клянуш, што вшо шкажу! Оно ф колодце на жаднем дворе…

– Следующий! Нос отрезать?

– Нет, не надо, я все покажу…

И даже хуже, чем яростная гримаса палача или блеск инструментов, лишал воли пленников взор старого корсара – по-восточному спокойный, равнодушный и... беспощадный. Как у мясника, собирающегося резать визжащую свинью…

И так всю ночь... Едва очередная жертва сдавалась, ее уводили три-четыре человека, которые затем возвращались со шкатулками и кошелями, серебряными блюдами, золотыми украшениями и одеждой из цветных шелков. Блистающие сокровища в Приемном зале сливались в огромную кучу, а хозяев, униженно благодарящих за сохраненную жизнь, прогоняли пинками...

– Ну, Рагир, точно закажу шесть благодарственных месс за твое здоровье! – весело подпрыгивал коротышка Антис, капитан по кличке Святоша, второй из пошедших в рейд в консорте с Морингахом.

Этот бывший настоятель монастыря лишился всего и угодил в ссылку за море за какие-то неведомые грехи – то ли за неподобающий интерес к молоденьким послушникам, тот ли за столь же неподобающий интерес к монастырской казне.

– Как ты это все смог провернуть?

– Да так, – усмехнулся Рагир, – потолковал тут кое с кем, что они сделают вид, будто обороняются, а мы – что взяли ужасно жестоким штурмом этот курятник...

– Ну, ты ловок, слава Эллу! – Антис осенил себя святым знамением, и Рагир повторил за ним.

Йунус удивленно посмотрел на своего вожака, но потом, подумав, сделал то же самое.

Рагир лишь пожал плечами, глядя на душевные муки соратника.

Сам он давно уже без напряжения поминал Элла и всяких святых тех, кого прежде звал язычникам и неверными.

Как говорят сами фаранджийцы: в чужой монастырь не ходят со своим уставом. К тому же – у него теперь иной владыка.

А крещенных танисцев хватает, что в Эгерии, как их не прижимают, что и по другую сторону Неретейских гор и даже за морем. В конце концов, прежде немалая часть его соплеменников придерживалась именно этой веры, пока с востока не явились полчища всадников под синим знаменем с серебряной луной.

Слава... Эллу, тут в Дальних Землях никто с тебя не потребует свидетельство о конфирмации, а даже и потребуют – найдутся те, кто его охотно продаст.

И вообще, Рагиру очень нравились строки великого хойделльского поэта Вальгима Вальгера, слышанные в одном из кабаков Кадисты:

К ним подбежал Маноло, чуть склонив голову, попросил у Рагира внимания.

– Ну? – осведомился корсар, отойдя на дюжину шагов. – Как тот человек поживает? Он еще может пригодиться...

– Я... – нерешительно начал эгериец, – скажите, капитан, этот Готье был очень вам нужен?

Морингах отметил, что матерый головорез-эспадачин явно смущен и растерян.

– Что там, не тяни! – буркнул маг. – Наши ребята успели его прирезать?

– Нет, капитан… Он это... сам себя порешил. И всех своих – жену, дочек, даже кошку зачем-то. Я прихожу, а их уже мухи едят. Это ведь точно не наши, – зачастил Маноло. – Прямо во сне, видать. Они в кроватях – горло перехвачено у всех, да чисто так, в один удар – так и атаману моему прежнему, старому Барбариго бы не сработать. Не наши, наши бы девок не стали... стразу. А он прямо во дворике... Кишки себе выпустил, покруче, чем хэянец. Кордом, три раза по брюху до рукояти, вот...

Сын Смерти с сомнением уставился на Маноло – с того сталось бы, пожалуй, прикончить старика и домашних, чтобы присвоить данное Рагиром вознаграждение. Он, сосредоточившись, мысленно произнес заклятье «Света Истины». Нет, Маноло не врал. И, похоже, был искренне испуган.

– Главное, кошка... – продолжил Маноло, почему-то отводя глаза. – Кошку зачем было? Да главное не со зла, а так аккуратно: связал, и голову снес на колоде кухонной. Кошку-то, кошку – это что ж за дела?

Рагир припомнил, что Маноло из мисрийских горцев, а те полуязычники до сих пор говорят украдкой чтят Великую Госпожу-Кошку, а уж обидеть самую завалящую мурлыку для них куда как более немыслимое дело, чем перерезать десяток глоток.

– Я так думаю, рехнулся старик, а может, совесть замучила, – закончил он. – Кошку вот… жалко…

– Ладно, можешь идти, Маноло, спасибо за работу.

Не обращая внимания на веселящегося Антиса, капитан направился скорым шагом по улице.

Маноло проводил взглядом атамана, вполголоса выругался.

Как тот глянул – аж сердце сжалось! И Маноло почти что уж совсем приготовился повиниться, что украл из смердящего кровью дома старика кошель с золотыми побрякушками – платой за измену.

* * *

...Улицы вокруг дворца пожар пощадил. Капитан Морриганх шел по мостовой, мимо пепелищ и камней почерневших стен на месте домов, построенных из кедра, ныне ставших грудами дымящейся золы. Кое-где трупы убитых горожан скалились в небеса.

Над сгоревшими улицами все еще колыхались клубы дыма, наполняя воздух едким запахом паленого.

Несколько корсаров рылись в золе, ища расплавившуюся драгоценную посуду.

Но Рагир мало внимания обращал на это. Магия его оказалась не такой уж сильной, как думалось – треклятый Сомир ушел от него, ушел! Нити, наброшенные им на его разум, оказались непрочными.

Обогнув угол рухнувшего склада, капитан натолкнулся на еще одного пирата, который поспешно сунул что-то в карман.

Морриганх остановился, уставившись на струхнувшего корсара.

– Что у тебя в кармане? – справился он.

– Ничего, мой лорд... совсем ничего…

– Покажи, что у тебя в кармане! – Рагир ткнул ему в грудь острием сабли.

– Да ничего, мой лорд, только маленький крестик. Я его нашел...

И он вытащил усаженный алмазами золотой крест.

– Это для моей жены...

– Так ты женат?

– Да! Да!

– Жаль! Ты знаешь, как наказывается сокрытие добычи?

Тот посмотрел на клинок в смуглой руке, и его лицо посерело.

– Мой лорд, мой лорд, пощадите... – начал он придушенно.

И тут его словно стиснули невидимые гигантские пальцы. Руки вытянулись, прижались к бокам, рот вяло приоткрылся, глаза потускнели, остекленели.

Губы покрыла пена. Тело задергалось, как в судорогах у бесноватого. Выгибаясь, посинев лицом, рухнул он на землю, рот ощерился в последнем безумном оскале…

Побледнев, долго стоял Рагир над бездыханным телом.

* * *

Пираты праздновали победу. В самый большой из уцелевших дворцов прикатили десятки бочек вина. Середину помещения очистили от тюков и ящиков, и там началась буйная пляска. Туда пришло немало женщин – еще вчера жен и дочерей богатых и знатных господ. Теперь же…

Они кружились и прыгали под вопли фрегат, бесстыдно встряхивая распущенными волосами.

– Погляди вон на ту! Как тебе ее ляжки, а?

– Нет, вот та донна! Что за вымя!

– Тысяча и одна бесовка!!

– Ну и ляжки!!

– Эй, да сними ты с себя платье, ты и без него хороша!

– Уплыви-ка ты со мной, сеньорита, тут тебя все равно никто замуж не возьмет теперь, а мне как раз баба нужна! Будешь жить как королева, всю добычу тебе отдавать буду, Эллом клянусь!

– Хой! Хой!

А вокруг бушевала пляска, и воздух вонзался в уши пронзительной мелодией флейт.

Рагир Морриганх извлек из груды сокровищ золотой кубок, удивительно тонкую, изящную, с длинными изогнутыми ручками и серебряным ободком.

Снаружи по ней гнались друг за другом четыре зверя – леопард, волк, медведь и змея, а внутри, на дне, обнаженная девушка вздымала руки в чувственном экстазе. Капитан повертел чашу в руках и затем небрежно кинул ее в сияющую всеми огнями пирамиду изумрудов – их хозяин наеврное уже кормит рыб в гавани или трясется от страха где-то в подвале. Камни рассыпались с сухим шорохом, как горошины. Рагир Морриганх встал, прошелся взад-вперед...

Он думал о холодной руке, схватившей безымянного пирата в последние мгновения жизни.

Рагир не мог понять, почему ему вдруг захотелось убить жалкого человечишку.

И тот умер…

А ведь прежде такого он не мог! Да что там, это ведь лишь легенды, про магов убивающих взглядом, про чародеев, которым повиновались мариды и дж'йинны…

Не зря же он сперва даже испугался...

С усмешкой теперь вспоминал те мгновения, когда стоял, опустив оружие над мертвецом, как тыкал труп ногой, оглядываясь со страхом: не увидел ли кто?

Выходит, поторопился он жаловаться на судьбу. Пусть магия подчинения и не совсем дается ему, но зато он получил умения, о которых он лишь слышал в легендах да читал в древних манускриптах…

Но если теперь может такое… то не окажется ли, что завтра или через год сумеет больше? Ну, например, омолодить себя…

От этих мыслей ему стало жарко и жутко…

О, да как он, ничтожный, мог усомнится в силе того кто и поверженный сильнее всех земных магов?

И Рагир невольно замер, вспоминая...

Ведь не так давно это было – и полгода не прошло.

* * *

...После очередного приступа Рагир открыл, наконец, глаза, и, утерев пот, приподнялся на койке, и протянул руку, чтоб взять со столика кубок с вином. И застыл.

У его койки на застланной шкурой ягуара скамье, сидел высокий чернобородый человек в одеянии, какие видел Рагир на древних монолитах, что стоят в высохшей пустыне в отрогах гор Сатлах. Но откуда здесь взяться человеку со сгинувшей восемь тысяч назад лет благословенной земли – Ата-Алана?

– Здравствуй, сын мой, – ласково улыбнувшись, сказал гость. – Как давно я ждал тебя. И вот, наконец, мы увиделись...

– Кто ты? – вполголоса спросил Рагир, покосившись на сидящего рядом знахаря, свесившего голову на грудь.

– Не бойся, он нас не услышит.

– Но кто ты?

– Видишь ли, – гость вновь улыбнулся, и доброта и проникновенный свет этой улыбки проник до глубины темной души черного мага и самого страшного корсара Дальних Земель. – Видишь ли, сын мой, это будет не так просто объяснить... Но сначала я хочу тебе кое-что показать...

И окружающий мир вокруг Рагира вдруг вновь пропал.

И он увидел...

Он вообще не мог себе представить, что такое можно увидеть простым человеческим глазом.

В том месте, куда он попал, не было ни верха, ни низа, ни неба, ни земли… Это была фантастическая Бездна, но не Бездна Мрака которой пугают святоши, а какая-то совсем иная, наполненная изумительными сверкающими огнями, игрой света, волшебными переливами. В этом месте... в этом мире одновременно двигалось и перемещалось во всех возможных и невозможных направлениях столько сущностей и их теней и отражений, что, казалось, еще мгновение – и он сойдет с ума...

Думать об этом, осмысливать, понимать он не мог. Он не стоял, и не сидел, не летел а просто был, и перед ним – или в нем – в плотной овеществленной тьме разворачивались светящиеся полотнища исполинской протяженности сотканные из струй живого огня всех возможных и невозможных цветов и оттенков.

Но вот возникло перед его очами странное переплетение разноцветных нитей, а потом маг-пират увидел сферу чудесного голубого оттенка, висящую в черном океане пустоты.

И Рагир понял, что перед ним – его мир, тот, что мудрецы именуют «подлунным». Тот самый, который Высочайший сотворил, сказав «Будь!», и «подвесил ни на чем», как говорят святые книги веры его предков.

Шар медленно поворачивался вокруг своей оси, и зрению Рагир представала темная синева окаенов и более нежный голубой оттенок мелких морей, рыжие пятна пустынь, нежная бирюза северных лесов и темыне изумруды бесконечных джунглей. А вот эти крохотные пятнышки, неужели это города людей? Какие они жалкие и маленькие с этой высоты.

Кто-то в глубине сознания осведомился: а, интересно, с какой? И как будто ниоткуда пришел ответ: сто пятьдесят морских миль по фаранджийскому счету.

И Рагир, как не был потрясен зрелищем, подивился – как мало...

Шар тем временем вращался, и Рагир видел все части мира. Похожий на грушу Айлан, от Шаргиба и узкого лезвия Лазурного моря, что разделяет Уаджет и земли древнего Таниса, до серых степей южного края, где иногда выпадает снег, заставляя слонов и львов испуганно дрожать.

Земли фаранджей – просто большой остров с приткнувшимися возле него клочками суши – Норгрейном и Хойделл, – сбоку от Саианы: огромного, протянувшегося с востока на запад материка древних царств и погибших городов, что лежат под курганами; материка холодной тайги, жарких пустынь и душных джунглях где трубят слоны, и где от Сяни до Сурии нужно ехать полгода.

Закованные в лед неведомые почти никому просторы Южной Земли, смыкающейся одном месте с землей Иннис-Тор, земли, до берегов которой мало кто доплыл, а еще меньше вернулись, погубленные штормами, плавучими льдами и жестокой полярной ночью. Рагир видел и жалкие островки тайги и тундры на его окраинах, и насквозь промороженные горные хребты в его глубине, и даже то, что таится под ледниками... Да, вот об этом ему не доводилось ни читать, ни слышать в самых запретных книгах! Выходит, Проклятье Последних Драконов – не легенда?

Впрочем, вряд ли это ему пригодится, пока, по крайней мере.

Видел он и мириады островов Бескрайнего океана. Больших и совсем крошечных, и огромный мост из огромныхим малых клочков суши, начинающийся у южной оконечностью царства Сянь и заканчивающийся лишь чуть-чуть не доходя до южных льдов. Об этих островах было неведомо ни фаранджийцам, ни танисцам.

А вот и Дальние Земли. И северный материк, пересеченный наискось скалистым хребтом, с его прериями и северной тайгой, пустынями и болотами.

И Иннис-Тор, где миллионы его обитателей могут легко раствориться в бескраней сельве и степях высоких трав. Вот Изумрудное море, с россыпью Архипелага и зелеными спинами островов покрупнее. Вот его гладь, и впрямь с высоты похожая на грань полированного изумруда, приблизилась, и Морриганх различил на ней мельчайшую крупинку. Еще миг, и стало ясно, что это корабль, похожий отсюда, с этой высоты на ползущего по стеклу жука. Вот корабль увеличился в размерах, и стало ясно, что это трехмачтовый дармун...

Рагир открыл глаза и увидел себя вновь в своей каюте, рядом с похрапывающим знахарем и неведомо как воскрешим ата-аланцем.

И вот тогда пират понял, кто перед ним! И даже почти не испугался.

– Ну, сын мой, что ты скажешь, достаточно ли хорош этот мир для тебя? – осведомился гость.

– Как пожелаешь, Господин Мой... – сами собой вымолвили его губы...

* * *

– Капитан! – в дверях появился Корр о-Данн. – Тут эгериец пришел. Что с ним делать? Прикончить?

– Какой еще эгериец? – спросил Морриганх, выходя из раздумий.

– Да вот этот, мой лорд! – и говоривший подтолкнул вперед молодого человека красном мундире королевского стрелка.

Рагир внимательно изучил его, вперив взгляд тому в очи. Тот выдержал чуть больше минуты.

– И что же тебе надо, офицер короля? Тебя прислал де Хасинто? Узнать выкуп за сохранность этого вонючего городишки?

– Нет, дон Рагир, – поклонился лейтенант. – Я не от алькальда, тем более что он погиб. Просто… он замялся. – Мы, я и мои люди, хотим поступить к вам на службу.

– Ого! – присвистнул за спиной Рагира Йунус.

– Интересно... И сколько вас? – осведомился корсар.

– Сорок два человека, считая меня, – подтянувшись, отрапортовал офицер. – Из них двадцать семь аркебузиров и девять пикинеров, три подносчика, трубач, лекарь и писарь. Все при оружии, служат не меньше трех лет.

– И почему же ты решил изменить своему королю, идальго? – прямо в лоб справился маг.

– Видите ли… – лейтенант замялся, затрудняясь, как титуловать собеседника, – … э-э-э… мой генерал, наш капитан погиб, и заступиться за нас некому. Поражение наверняка свалят на нас! Когда сюда явится Ромегас, то в лучшем случае меня разжалуют и сошлют куда-нибудь в горы, а из моих ребят повесят каждого десятого.

– Мне жаль вас, но что-то сомневаюсь, что такие доблестные вояки, как вы, могут быть мне полезны, – пираты откровенно заржали. – Не очень-то охотно вы бились вчера!

– Дон Рагир, – лицо лейтенанта исказила судорога, – мы уже год не видали жалования! На этой службе мы ничего не получили, кроме ран и лихорадки, даже кормят нас помоями! Нам шлюхи в лицо плевали, говоря, чтобы мы развлекались... с козами... или... друг с другом...

Пираты опять захихикали.

– Эта свинья Роменас обобрал бы собственную бабушку! А за добычу мы будем биться, как львы!

– Скорее уж, как голодные шакалы, – уточнил Морриганх. – Ну да ладно, как тебя зовут, молодец?

– Лейтенант Эрера, мой генерал! – по-уставному щелкнул каблуками Эгериец.

– Отлично, десятник Эрера, гони сюда своих храбрецов!

К вечеру четвертого дня отблески пожаров, охвативших город, осветили силуэты пяти кораблей – трех пиратских и двух трофейных, шедших курсом на запад вдоль побережья прочь от этого проклятого Эллом места.

Явившийся сюда на вторые сутки на взмыленном коне взмыленный генерал Хорхе де Ромегас проклял все и вся страшными проклятиями, вздернул пятерых уцелевших солдат, а остальных перепорол плетьми, отослал в Геоанадакано в кандалах нескольких из спасшихся офицеров, вместе с отчетом вице-королю, в котором написал, что всему причиной было его отсутствие в городе.

Тело погибшего графа Навагреса, заброшенное взрывом на верхний купол колокольни городского собора Элла, сумели снять лишь на пятый день, когда чайки и вороны оставили уже не так много от сиятельного покойника.

А Рагир Морриганх – Сын Смерти был единогласно признан в пиратской братии Изумрудного моря самым опасным ловким и удачливым капитаном.

* * *

За несколько недель до падения Сархьено

Почтенный мэтр Готье Жиро только что закончил утренний обход городского арсенала, смотрителем которого был вот уже двенадцать лет.

Ежедневно с восхода и до полудня этот пожилой седоголовый мужчина проходил лабиринтами крепостного арсенала, где «обитали» его подопечные.

Матово блестящие черной бронзой эгерийские серпенты с прикладами из твердого, как железо, тикала – их льют в Арнохандии и возят даже в метрополию.

Красующиеся узорами на стали амальфийские эсмерили, чьи стволы куют из витой проволоки. Тяжелые, но основательные аркебузы из мастерских Толетто.

Арбоннские «ястребы», с медными замками и дюжиной медных колец поверх ствола. Отдельно – с фитильным запалом, отдельно – с колесцовым.

Фризские мортирицы, как раз тамошним здоровякам по руке, и их более изящные сестры «лупарро» – работы медиоланских оружейников. Бьет это оружие, дай Бог, на двадцать шагов, но в абордажной схватке очень даже полезно, ибо сметает рубленой картечью атакующих с палубы.

Пистоли – от самых простых, родившихся чуть не в деревенской кузне где-нибудь в Ленаресе, до вороненых танисских, словно вышедших из-под рук ювелира, на резных ложах из кости базилиска.

Все эти грозные изделия рук человеческих в арсенале при свете пятисвечного фонаря выглядели безвредными в своих пирамидах из гладко оструганной пальмы.

Не забывал мэтр заглянуть в оба пороховых погреба, проверить, не слишком ли там сыро, не просочилась ли вода сквозь зачеканенную свинцом кладку?

Не оставлял своим вниманием он пушечное хранилище, лишний раз проверяя, чтобы железные и чугунные стволы орудий не положили вплотную к бронзовым – от чего портятся и те и другие.

Завершал Готье свой обход обычно в кладовой, где хранилась всякая незаметная, но необходимая в воинском деле мелочь.

Бухты особых «морских» фитилей, натертых пальмовым воском, чтоб не пропитывались сыростью. Трубочки вощеной бумаги для патронов. Роговые и слюдяные запальные фонарики. Короба с медными иглами для прочищения затравочных отверстий. Тут же стоял сундук с кремневыми замками от старых или сломанных ружей – хитроумные дорогие изделия ждали своей очереди на починку.

Если он находил непорядок, или же ожидалось появление гостей, офицеров с кораблей или из гарнизонов, прибывших за оружием и боеприпасами или привезших старое либо нуждавшееся в починке оружие на замену, то он оставался в арсенале до того, как заканчивал дела. Но сегодня посетителей не ожидалось, что же до неполадок, то о них уже давно забыли.

За все годы его службы никто из господ офицеров ни разу не выразил недовольства хранителем арсенала. Никто лучше него не мог высверлить «ерша» в заклепанной пиратами пушке, вынуть пулю из подмокшей аркебузы или подобрать подходящий вертлюг для фальконета или кулеврины. Никто не мог сказать, что у мэтра Готье оружие ржавеет, или не дай Элл, что он украл отпущенные ему на ремонт кровли деньги, или того хуже, что в его хозяйстве обнаружилась недостача.

Случалось ему, конечно, и пару бочонков пороха, якобы подмоченного, продавать по сходной цене капитанам «купцов», и испорченный ствол оприходовать как годящийся лишь в лом, а самому сдать оный ствол в починку, и тоже продать.

Однажды сумел продать даже не много ни мало – шесть "базилисков", дескать, совсем старые и вот-вот лопнут. Ну, так ведь не в одиночку, а поделившись деньгами с лейтенантом фрегата, с которого те сняли.

Но как бы то ни было, даже сам дон Ромегас, от которого похвалу получить не проще, чем от Хамирана благодать, и то, инспектируя хозяйство старого мастера, изрекал, крутя ус:

– Ну ты, брат, даром, что арбоннская макака, не хуже чем в главном Толеттском арсенале дело поставил! – и великодушно совал золотой риэль на выпивку.

Так что теперь с чувством исполненного долга старший оружейник гарнизона направлялся в таверну «Летучая рыба», где намеревался откушать своей любимой похлебки из креветок с маисовой лепешкой, и заесть тушеными моллюсками, из которых старая Тальга, хозяйка таверны, отменно готовила колбаски. (Готье мясо почему-то недолюбливал, предпочитая блюда рыбные, а если и ел когда, то исключительно в вареном виде).

Потом, он вернется домой, где ждут его четыре дочери – утешение его старости, и добрая верная жена, которую весь квартал, включая и дам постарше, зовет с уважением «матушка Жюли», хоть и выкупил когда-то ее Жако из веселого заведения.

Так или иначе, мэтр спокойненько шел себе безлюдным переулком, уже предвкушая аппетитный запах похлебки и моллюсков, которых он непременно запьет стаканчиком душистого пальмового вина, когда на голову ему вдруг накинули мешок и чьи-то грубые руки схватили его за плечи, и куда-то поволокли.

Он услышал, как с треском захлопнулась калитка, затем его втолкнули в пыльную прохладу дома. Только тогда мешок с него сдернули, и мэтр Жиро обнаружил себя в обществе трех человек, зачем-то затащивших его в покинутый дом на окраине.

Двое – угрюмые крепкие здоровяки – эгериец и, кажется, танисец с двумя ятаганами за поясом. Третий же... А вот в третьем Готье безошибочным чутьем много повидавшего человека опознал главаря.

Среднего роста, с аккуратно постриженной черной бородкой, в облачении дворянина средней руки.

– Здравствуй, здравствуй! – доброжелательно бросил с легким танисским акцентом мэтру Жиро идальго. – Вот, решил повидаться с тобой... Помощь твоя нужна в одном деле.

Тон его очень не понравился смотрителю арсенала. Ибо так преувеличенно добродушно в подобных ситуациях чаще всего говорят, когда не намерены оставлять человека в живых.

– Не имею чести знать вас, дон. И вы лучше уж отпустили бы меня... Человек я бедный, жалование маленькое, выкуп за меня платить некому... – сообщил Готье, которому явная безнадежность положения даже прибавила сил.

– Да нет, брат, я наоборот, хочу дать тебе немножко денег.

А потом, помолчав, добавил:

– Помнишь, когда-то на одном острове, ты дал клятву верности… кое-кому? Пришло время ее исполнить, Сомир Носатый.

Если бы говоривший обернулся в женщину, или у него посреди разговора выросли рога, то и тогда старик не изменился бы в лице до такой степени.

Оно стало действительно неживым. Не мертвым, а именно неживым.

– Ты... ты... тебя Он послал? – справился мэтр Готье, на глазах из бодрого крепкого мужчины пожилых лет становясь стариком.

Его тусклые помутневшие глаза уставились на чернобородого.

– Да кто ты такой, чтобы Властелин Тьмы вспоминал о тебе? – не скрывая презрения, процедил Рагир, а это был имен он. – Для тебя и барон Сабади слишком важная птица.

– Так ты... ты от... Барона?! – в глазах Готье-Сомира стояли слезы ужаса.

– Тебе-то какая разница? Пусть бы я даже был любым из воскресших Пророков или последним царем Ата-Алана? – пожал пират плечами. – Главное – обещание было дано, и теперь тебе придется поработать во исполнение его.

Ар-Рагир ухмыльнулся, про себя подумав, что машинально произнес формулу связывания клятвой вызванного демона из какой-то старинной и бесполезной книги, прочитанной в юности.

– Я тридцать лет молил Элла... – забормотал старик. – Я молил его простить...

– Ты смешон, старик, – холодно оборвал его Рагир. – Того, что сотворил ты, вполне хватит на шестнадцатый ярус вашего ада, а оттуда, опять же по вашим святым книгам, выкупить человека может лишь молитва кого-то из святых или праведников. У тебя есть знакомые праведники?

– Ты ничего не сможешь доказать, проклятый танисский волк, никого уже не осталось... – взорвался вдруг яростью старик, и онемел, растерянно схватившись за горло.

– Я не разрешал тебе говорить, Сомир, – усмехнулся Рагир. – Тем более, орать на своего хозяина. Кстати, ты ошибаешься. Сеньора дю Конс еще жива... Хотя какая это жизнь – изуродованная калека без ног? Думаю она узнает тебя. Ты ведь сначала обещал ей жизнь и спасение, если она отдастся тебе по доброй воле, а потом... Вот скажи-ка мне, зачем было рубить девушке ступни? Нет, я сам, конечно, злодей, и даже как говорят, продал душу Хамирану, закопав в землю Святое Писание. Но зачем же так?

И наклонившись к самому лицу пленника, прошипел, ухмыляясь:

– А подскажи-ка ты мне, старче, как пират пирату – какова будет человечина на вкус?

– Пощади... – жалобно пискнул старец. Я хотел забыть... всю, жизнь хотел забыть!

– Да знаю, ты даже жаркое поэтому не ешь, – добивая жертву, уточнил Морриганх. – А пощадить тебя – пощажу. Но не задаром, сам понимаешь...

Корсар подмигнул.

– Есть у меня мысль – избавить этот ваш гнилой городишко от лишнего добра. Вот ты мне и поможешь в этом. Элл ведь велел помогать друг другу? Ты это сделаешь, – не допускающим возражений тоном изрек Рагир. – И даже не из-за того, что иначе умрешь. А потому что... потому что ты не захочешь, чтобы кто-то еще, кроме меня знал, кто ты такой. Подумай, каково будет твоим детям узнать, что их отец людоед?! Твоя старшенькая вроде замуж собралась? За хорошего человека? Ты ведь любишь детишек – помнится, у бедного священника было их четверо, а?

– Прикончи меня... – прохрипел Готье-Сомир.

– Зачем же мне тебя убивать? – пожал плечами Рагир. – Я никогда не делаю ненужного зла. Слушай, ну зачем тебе умирать за эгерийского короля? Он ведь не так, чтобы хорошо платит тебе, да и вообще – не твой король. Твой король – Иеронимус Первый Дависто, не так ли? Ты ведь его называл королем и всерьез верил, что безмозглый матрос создаст империю и сделает тебя графом? Ты ведь хотел стать графом? – пират издевательски расхохотался.

– Ну так что ты скажешь? Или может мне сказать моим людям, чтобы они привели сюда твоих дочерей, и начали... С кого бы мне начать? – озабоченно произнес Рагир. – Если я помню вашу историю правильно, Дависто начал со старшей дочери священника…

– Ты ведь все равно убьешь и меня, и моих девочек… – прохрипел старик.

– Еще раз повторю, безмозглый старый пень, я не творю бессмысленных злодейств, – раздраженно отмахнулся Рагир. – Мне нужно золото. Впрочем, можешь отправить своих из города к тетке. В Сархьено хватит баб и без них.

При этих словах сопровождавшие его корсары хохотнули.

– Только сам не забудь остаться, а то сам понимаешь, написать письмишко здешнему судье недолго.

– Я... я сделаю все, что ты хочешь, будь ты проклят!.. – всхлипнул Жиро.

– Носатый, если кто из нас и проклят, то вряд ли я, – опять улыбнулся капитан. – Но я рад, что ты сохранил остатки мозгов. Вот, – бросил он кошель к ногам старика. – Возьми, тут перстни, браслеты с камнями... Я всегда хорошо плачу за работу своим людям, я ж не король какой-нибудь... Потом получишь еще столько же – дочкам на приданое. Пойдем, ребята…

– И еще, – вдруг развернулся к старику Рагир. – На тот случай, если ты решишь сбежать от меня... на тот свет. Я бы не советовал тебе этого делать. Во-первых, семья все равно узнает всю правду о твоем прошлом, я об этом позабочусь. Но, кроме того... Подумай, куда ты попадешь после смерти?!

* * *

За день до падения Сархьено

Было два часа до полудня, когда у задних ворот форта проявился оружейный мастер Готье с мешком инструментов за плечами, из которого торчала рукоять большого деревянного молотка.

– Стой, кто идет?! – справился чернокожий часовой, лениво преграждая дорогу протазаном.

– Неужто не узнаешь, Химено? – хрипло ответил Жиро, показывая бронзовый медальон-пропуск, выданный по личному приказу дона Хорхе Ромегаса.

– Ох, улиточник старый, ты чего-то и впрямь на себя не похож, – усмехнулся солдат. – Не заболел, случаем? Чего пришел?

– Да нет, – отводя глаза, бросил Готье. – Здоров я…. что мне будет? Погреба вот хочу осмотреть, давненько не проверял.

– А чего их смотреть? – искренне пожал плечами негр, белозубо усмехаясь. – Погреба, они погреба и есть. Ну, проходи, раз тебе надо…

У кордегардии смотритель арсенала встретил капрала Херонимо, своего старого знакомого.

– Доброго дня, господин капрал, как бы мне найти дона Ордаго?

– Я за него, дружище, – сообщил капрал. – А что у тебя к нему?

– Видите ли, нужно пороховой погреб форта проверить – сезон дождей на носу…

– Ну, давай, ключ у караульного. Скажешь, я разрешил.

Он спустился в погреб по ступенькам из неровных досок. Постоял, пока глаза привыкли к тускловатому свету, идущему сверху через затянутый стеклом люк, с которого караульный услужливо сдвинул ставню, выпиленную из цельного ствола каменной сейбы.

Положил мешок на застланный досками пол, подошел зачем-то к подъемнику, подергал блок, со вздохом добавил: «Эх, надо бы канат заменить...»

Прошелся вдоль стен, осматривая неровные свинцовые листы, колупнул кое-где смоляную замазку, в паре мест прибил деревянными гвоздями свинцовую пластинку.

Грустно пробормотал: «Сыровато все-таки... Говорил же я дону Хорхе, не годится земляной погреб со срубом строить – кирпич нужен…»

А потом вернулся к мешку и, пробормотав про себя не то молитву, не то проклятие, вытащил оттуда киянку. Затем нажал на скрытый шпенек сбоку, снял крышку... И вот уже в руках его прямоугольный деревянный пенал, до того таившийся в гнезде аккуратно выдолбленной головки молота.

Воровато огляделся, подняв мутные очи к световому окну, затем торопливо подбежал к штабелю, и всунул коробочку между крайней бочкой и стеной. Перед этим он, как и было ему сказано, разрезал двойной ремешок, и с силой потянул его. Внутри что-то тихо щелкнуло.

Перед тем, как передать молоток и его содержимое, человек Морриганха показал, как устроена адская машинка. И Готье-Сомир не мог не признать, что на службе у этого Рагира отличный оружейник. Внутри пенала был заделанный в медную флягу пороховой заряд фунта три, и два фризский колесцовых замка, застопоренных чекаи из свинцовой проволокой, с тем расчетом чтобы сила натяжения пружины порвала свинец через определенное время. А потом освобожденные замки должны будут запалить порох, которым в изобилие было засыпано пространство между зарядом и стенками пенала. А уж от него огонь проникнет в затравочные отверстия бомбы. Все это было затянуто в два слоя вощеной кожи и спрятано в ящик.

Порох не отсыреет, а два замка исключат вероятность осечки.

Взрыв должен произойти завтра вот в эти же часы.

И у лейтенанта Ордаго, и у капрала Херонимо, и у его ребят, и у черного солдата Хименро, и у его братишки, поваренка Бумбы, нет никаких шансов спастись...

Наверное, будь на месте этого демона Рагира кто другой, старый Сомир мог бы и повиниться во всем, не взирая на дочек и жену, и на то, что наверняка даже спустя столько лет его бы ждала смерть за те жуткие дела, что творил он с другими, обуянными злым духом на том проклятом острове. Тогда, может, поле смерти Элл и простил бы ему хотя бы часть грехов.

Но Жиро не мог, не мог.

Тот человек подчинил себе его полностью и безраздельно, и нарушить его волю старик-оружейник просто был не в силах.

Готье, конечно, не знал, что Ар-Рагир применил к нему свою новую магию, подчиняющую волю; точно также не знал он, что мина была придумана лично Рагиром, точнее, увидена во сне, подсказана. (Пират даже подумывал использовать в качестве запала ту увиденную в древнем свитке штучку из медного и оловянного цилиндров, залитых кислотой, соединенную с «сардамской банкой», но передумал, – неизвестно, как все повернется, а подобная вещь в случае чего может привлечь ненужное внимание).

Но Сомир знал другое, нечто боле важное.

Он теперь всецело принадлежит Тьме, и деваться некуда – даже смерть не даст ему спасения.