Читать книгу Знание в контексте - Игорь Прись - Страница 51
Часть 2
От традиционной эпистемологии к эпистемологии сначала-знания
Глава 2
Эпистемология сначала-знания
6. Концепция семейного сходства
ОглавлениеВо Введении мы уже говорили, что Уильямсон критикует антитеоретическую философию Витгенштейна и, в частности, концепцию семейного сходства Витгенштейна [27, p. 300–301]. Для Уильямсона всякое знание имеет следующее необходимые свойства: знание – мнение, истинное мнение, обоснованное мнение, безопасное мнение, предполагает отсутствие ложных посылок и так далее. Теоретическое представление о знании как наиболее общем фактивном ментальном состоянии (см. ниже) объясняет наличие этих свойств. С этой точки зрения может показаться, что витгенштейновское понятие семейного сходства между «играми», в частности, между «языковыми играми», неприменимо к понятию знания, так как оно предполагает отсутствие как достаточных, так и необходимых условий для своего применения[74]. Уильямсон пишет: «Парадигматическое обсуждение Витгенштейном “игра” как термина, между инстанциациями которого имеется семейное сходство, не даёт совокупность необходимых условий для игры. Действительно, с точки зрения стандартной концепции терминов, между инстанциациями которых имеется семейное сходство, ожидают, что отсутствие любой из ассоциированных черт, может быть скомпенсировано достаточно заметным присутствием нескольких других» [27, p. 300]. Мы трактуем семейное сходство как наличие общего (в общем случае имплицитного) витгенштейновского правила/нормы. Таким образом, существование общего правила является необходимым и достаточным условием для семейного сходства. Следовательно, необходимые условия для сущестования правила – необходимые условия для семейного сходства. Достаточных условий для существования правила, кроме условия существования самого правила, не существует. Само правило имеет логическую достоверность. В известном смысле это логическое «знание» (см. Главу 1 Части 3). Как нам представляется, такой взгляд на семейное сходство не подвержен критике Уильямсона. Как уже было сказано, несмотря на эту критику, мы полагаем, что подходы Уильямсона, Ж. Бенуа и позднего Витгенштейна можно сблизить (см. также Главы 3 и 4).
74
Вводя термин «языковая игра», Витгенштейн отталкивается от математических примеров [28, § 23]. Он пишет:
«Но сколько существует типов предложения? Скажем, утверждение, вопрос и приказ? – Нет, их бесчисленное множество: налицо бесконечное разнообразие способов употребления того, что мы называем “символами”, “словами”, “предложениями”. И эта множественность не является чем-то устойчивым, заданным раз и навсегда; новые типы языка, новые языковые игры, как мы можем сказать, возникают постоянно, а другие устаревают и забываются. (Приблизительную картину этих перемен показывают изменения в математике).
Здесь термин “языковая игра”, призван выразить то обстоятельство, что говорить на языке означает действовать, то есть форму жизни.
Рассмотрим многообразие языковых игр на следующих и других примерах: Отдавать приказы и подчиняться. – Описывать внешний вид объекта или его размеры. – Создавать объект по его описанию (чертежу). – Сообщать о событии. – Обсуждать событие. – Выдвигать и проверять гипотезу. – Представлять результаты эксперимента в таблицах и схемах. – Сочинять истории и читать сочинённое. – Играть на сцене. – Петь хороводные песни. – Отгадывать загадки. – Придумывать шутки и делиться ими. – Решать арифметические задачи. – Переводить с одного языка на другой. – Спрашивать, благодарить, бранить, приветствовать, молить.
Интересно сравнить многообразие инструментов языка и их способов применения, многообразие типов слов и предложений с тем, что говорят о структуре языка логики (включая автора “Логико-философского трактата”)» [28, c, 32, § 23].
